Неточные совпадения
Хлестаков. Да вот тогда вы дали двести, то есть
не двести, а четыреста, — я
не хочу воспользоваться
вашею ошибкою; — так, пожалуй, и теперь столько же, чтобы уже ровно было восемьсот.
Купцы. Так уж сделайте такую милость,
ваше сиятельство. Если уже вы, то есть,
не поможете в нашей просьбе, то уж
не знаем, как и быть: просто хоть в петлю полезай.
Городничий.
Не могу верить: изволите шутить,
ваше превосходительство!
Городничий. Куда! куда!.. Рехнулась, матушка!
Не извольте гневаться,
ваше превосходительство: она немного с придурью, такова же была и мать ее.
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы
вашей Авдотьи, которая,
не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Хлестаков. Нет, нет,
не отговаривайтесь! Мне хочется узнать непременно
ваш вкус.
Хлестаков. Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О ты, что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь
не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от
вашего взгляда… (Придвигая стул.)
Мишка. Да для вас, дядюшка, еще ничего
не готово. Простова блюда вы
не будете кушать, а вот как барин
ваш сядет за стол, так и вам того же кушанья отпустят.
Городничий.
Ваше превосходительство!
не погубите!
не погубите!
Хлестаков. Покорно благодарю. Я сам тоже — я
не люблю людей двуличных. Мне очень нравится
ваша откровенность и радушие, и я бы, признаюсь, больше бы ничего и
не требовал, как только оказывай мне преданность и уваженье, уваженье и преданность.
Осип. Да на что мне она?
Не знаю я разве, что такое кровать? У меня есть ноги; я и постою. Зачем мне
ваша кровать?
Городничий. Батюшки,
не милы мне теперь
ваши зайцы: у меня инкогнито проклятое сидит в голове. Так и ждешь, что вот отворится дверь и — шасть…
Хлестаков. Прощайте, Антон Антонович! Очень обязан за
ваше гостеприимство. Я признаюсь от всего сердца: мне нигде
не было такого хорошего приема. Прощайте, Анна Андреевна! Прощайте, моя душенька Марья Антоновна!
Хлестаков. Нет, я влюблен в вас. Жизнь моя на волоске. Если вы
не увенчаете постоянную любовь мою, то я недостоин земного существования. С пламенем в груди прошу руки
вашей.
Осип.
Ваше высокоблагородие! зачем вы
не берете? Возьмите! в дороге все пригодится. Давай сюда головы и кулек! Подавай все! все пойдет впрок. Что там? веревочка? Давай и веревочку, — и веревочка в дороге пригодится: тележка обломается или что другое, подвязать можно.
Городничий. Ах, боже мой! Я, ей-ей,
не виноват ни душою, ни телом.
Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как
вашей милости угодно! У меня, право, в голове теперь… я и сам
не знаю, что делается. Такой дурак теперь сделался, каким еще никогда
не бывал.
Городничий.
Не могу верить,
ваше превосходительство!
Жена Коробкина. Ах, как, Анна Андреевна, я рада
вашему счастию! вы
не можете себе представить.
Городничий (делая Бобчинскому укорительный знак, Хлестакову).Это-с ничего. Прошу покорнейше, пожалуйте! А слуге
вашему я скажу, чтобы перенес чемодан. (Осипу.)Любезнейший, ты перенеси все ко мне, к городничему, — тебе всякий покажет. Прошу покорнейше! (Пропускает вперед Хлестакова и следует за ним, но, оборотившись, говорит с укоризной Бобчинскому.)Уж и вы!
не нашли другого места упасть! И растянулся, как черт знает что такое. (Уходит; за ним Бобчинский.)
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну,
не совестно ли вам? Я на вас одних полагалась, как на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот ни от кого до сих пор толку
не доберусь.
Не стыдно ли вам? Я у вас крестила
вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот как со мною поступили!
Хлестаков. Ведь это только в столице бонтон и нет провинциальных гусей. Как
ваше мнение,
не так ли?
Хлестаков (рисуется).А
ваши глаза лучше, нежели важные дела… Вы никак
не можете мне помешать, никаким образом
не можете; напротив того, вы можете принесть удовольствие.
Моей печатью княжеской
Ваш выбор утвержден:
Мужик проворный, грамотный,
Одно скажу:
не молод ли...
— В чем счастие, по
вашему?
Покой, богатство, честь —
Не так ли, други милые?
«
Не сами… по родителям
Мы так-то…» — братья Губины
Сказали наконец.
И прочие поддакнули:
«
Не сами, по родителям!»
А поп сказал: — Аминь!
Простите, православные!
Не в осужденье ближнего,
А по желанью
вашемуЯ правду вам сказал.
Таков почет священнику
В крестьянстве. А помещики…
Бурмистр потупил голову,
— Как приказать изволите!
Два-три денька хорошие,
И сено
вашей милости
Все уберем, Бог даст!
Не правда ли, ребятушки?.. —
(Бурмистр воротит к барщине
Широкое лицо.)
За барщину ответила
Проворная Орефьевна,
Бурмистрова кума:
— Вестимо так, Клим Яковлич.
Покуда вёдро держится,
Убрать бы сено барское,
А наше — подождет!
Кутейкин. Из ученых,
ваше высокородие! Семинарии здешния епархии. Ходил до риторики, да, Богу изволившу, назад воротился. Подавал в консисторию челобитье, в котором прописал: «Такой-то де семинарист, из церковничьих детей, убоялся бездны премудрости, просит от нея об увольнении». На что и милостивая резолюция вскоре воспоследовала, с отметкою: «Такого-то де семинариста от всякого учения уволить: писано бо есть,
не мечите бисера пред свиниями, да
не попрут его ногами».
Милон. Душа благородная!.. Нет…
не могу скрывать более моего сердечного чувства… Нет. Добродетель твоя извлекает силою своею все таинство души моей. Если мое сердце добродетельно, если стоит оно быть счастливо, от тебя зависит сделать его счастье. Я полагаю его в том, чтоб иметь женою любезную племянницу
вашу. Взаимная наша склонность…
Стародум. К чему так суетиться, сударыня? По милости Божией, я
ваш не родитель; по милости же Божией, я вам и незнаком.
Правдин. С
вашими правилами людей
не отпускать от двора, а ко двору призывать надобно.
Скотинин. А смею ли спросить, государь мой, — имени и отчества
не знаю, — в деревеньках
ваших водятся ли свинки?
Правдин. Каким же образом? Происшествии с человеком
ваших качеств никому равнодушны быть
не могут. Вы меня крайне одолжите, если расскажете…
Правдин. Мне самому кажется, господин Скотинин, что сестрица
ваша помышляет о свадьбе, только
не о
вашей.
Правдин.
Ваша ко мне дружба тем лестнее, что вы
не можете иметь ее к другим, кроме таких…
Стародум(читает). «…Я теперь только узнал… ведет в Москву свою команду… Он с вами должен встретиться… Сердечно буду рад, если он увидится с вами… Возьмите труд узнать образ мыслей его». (В сторону.) Конечно. Без того ее
не выдам… «Вы найдете…
Ваш истинный друг…» Хорошо. Это письмо до тебя принадлежит. Я сказывал тебе, что молодой человек, похвальных свойств, представлен… Слова мои тебя смущают, друг мой сердечный. Я это и давеча приметил и теперь вижу. Доверенность твоя ко мне…
Правдин (к г-же Простаковой). Я
не хочу мешать упражнениям сына
вашего; слуга покорный.
Стародум. Граф Честан
не свойственник ли
ваш?
Правдин. А кого он невзлюбит, тот дурной человек. (К Софье.) Я и сам имею честь знать
вашего дядюшку. А, сверх того, от многих слышал об нем то, что вселило в душу мою истинное к нему почтение. Что называют в нем угрюмостью, грубостью, то есть одно действие его прямодушия. Отроду язык его
не говорил да, когда душа его чувствовала нет.
Стародум. Оттого, мой друг, что при нынешних супружествах редко с сердцем советуют. Дело в том, знатен ли, богат ли жених? Хороша ли, богата ли невеста? О благонравии вопросу нет. Никому и в голову
не входит, что в глазах мыслящих людей честный человек без большого чина — презнатная особа; что добродетель все заменяет, а добродетели ничто заменить
не может. Признаюсь тебе, что сердце мое тогда только будет спокойно, когда увижу тебя за мужем, достойным твоего сердца, когда взаимная любовь
ваша…
Правдин (Скотинину). Ничему
не бывать, господин Скотинин! Я скажу вам, что сестрица
ваша прочит ее за сынка своего.
Цыфиркин. Спасибо,
ваше высокородие. Благодарен. Дарить меня ты волен. Сам,
не заслужа, век
не потребую.
Правдин. Это все хорошо;
не забудьте, однако ж, сударыня, что гость
ваш теперь только из Москвы приехал и что ему покой гораздо нужнее похвал
вашего сына.
Правдин. Лишь только из-за стола встали, и я, подошед к окну, увидел
вашу карету, то,
не сказав никому, выбежал к вам навстречу обнять вас от всего сердца. Мое к вам душевное почтение…
Стародум. Так. Только, пожалуй,
не имей ты к мужу своему любви, которая на дружбу походила б. Имей к нему дружбу, которая на любовь бы походила. Это будет гораздо прочнее. Тогда после двадцати лет женитьбы найдете в сердцах
ваших прежнюю друг к другу привязанность. Муж благоразумный! Жена добродетельная! Что почтеннее быть может! Надобно, мой друг, чтоб муж твой повиновался рассудку, а ты мужу, и будете оба совершенно благополучны.
Милон. Вы, господин Скотинин, сами признаете себя неученым человеком; однако, я думаю, в этом случае и
ваш лоб был бы
не крепче ученого.
Цыфиркин. Да кое-как,
ваше благородие! Малу толику арихметике маракую, так питаюсь в городе около приказных служителей у счетных дел.
Не всякому открыл Господь науку: так кто сам
не смыслит, меня нанимает то счетец поверить, то итоги подвести. Тем и питаюсь; праздно жить
не люблю. На досуге ребят обучаю. Вот и у их благородия с парнем третий год над ломаными бьемся, да что-то плохо клеятся; ну, и то правда, человек на человека
не приходит.
—
Ваше я, что ли, пила? — огрызалась беспутная Клемантинка, — кабы
не моя несчастная слабость, да
не покинули меня паны мои милые, узнали бы вы у меня ужо, какова я есть!
— И будучи я приведен от тех его слов в соблазн, — продолжал Карапузов, — кротким манером сказал ему:"Как же, мол, это так,
ваше благородие? ужели, мол, что человек, что скотина — все едино? и за что, мол, вы так нас порочите, что и места другого, кроме как у чертовой матери, для нас
не нашли?
«Точию же, братие, сами себя прилежно испытуйте, — писали тамошние посадские люди, — да в сердцах
ваших гнездо крамольное
не свиваемо будет, а будете здравы и пред лицом начальственным
не злокозненны, но добротщательны, достохвальны и прелюбезны».
А вор-новотор этим временем дошел до самого князя, снял перед ним шапочку соболиную и стал ему тайные слова на ухо говорить. Долго они шептались, а про что —
не слыхать. Только и почуяли головотяпы, как вор-новотор говорил: «Драть их,
ваша княжеская светлость, завсегда очень свободно».