Неточные совпадения
О, теоретики пенкоснимательства! о, вы, которые с пытливостью, заслуживающей лучшей участи, допытываетесь, сколько грошей могло бы быть сбережено, если б суммы, отпускаемые на околку льда на волжских пристанях, были расходуемы более осмотрительным образом! Подумайте,
не целесообразнее ли поступили бы вы, обратив
вашу всепожирающую пенкоснимательную деятельность на исследование тех нравственных и материальных ущербов, которые несет человеческое общество, благодаря господствующим над ним призракам!
Детский, неосмысленный лепет, полусонное бормотание, в котором
не за что ухватиться и нечего понимать, — вот что прежде всего поражает
ваш слух.
—
Не совсем одобряю я
вашу манеру, — продолжал он.
Вы расквитались, и хотя в
вашей мошне сделалось одним двугривенным меньше, но
не ропщите на это, ибо, благодаря этой монете, при вас остался драгоценнейший дар творца:
ваше бытие.
— Позвольте, господа!
не в том совсем вопрос! Что же собственно делает господин Парначев, что могло в такой степени возбудить
ваше негодование? Объясните сначала вы, капитан!
— Гм… значит, и я уж сделался в
ваших глазах подозрительным… Скоренько! Нет, коли так, то рассказывайте. Поймите, что ведь до сих пор вы ничего еще
не сказали, кроме того, что дождь — от облаков.
— Гм!.. да! возвратимся прежде к
вашему случаю. Из рассказа
вашего я понял, что вы
не совсем осторожно слушали у дверей, и господину Парначеву это
не понравилось. В чем же тут, собственно, злоумышление?
— Стало быть, по мнению
вашему, все это — дело возможное и ненаказуемое? Стало быть, и аттестация, что я детей естеству вещей
не обучал, — и это дело допустимое?
— Позвольте мне сказать! Имею ли же я, наконец, основание законные свои права отыскивать или должен молчать? Я
вашему высокородию объясняю, а вы мне изволите на какую-то инстанцию указывать! Я вам объясняю, а
не инстанции-с! Ведь они всего меня лишили: сперва учительского звания, а теперь, можно сказать, и собственного моего звания…
—
Не знаю; до сих пор ничего замечательного
не вижу… Понял я из
ваших слов одно: что господин Парначев пропагандирует своевременную уплату недоимок — так ведь это
не возбраняется!
— Эпизодов,
ваше высокоблагородие, в жизни каждого человека довольно бывает-с! а у другого, может быть, и больше их… Говорить только
не хочется, а ежели бы, значит, биографию каждого из здешних помещиков начертать —
не многим бы по вкусу пришлось!
— Зачем же вы тогда прямо
не заметили господину Парначеву, что он поступает оскорбительно для вас и
ваших гостей! Может быть, дело-то и разъяснилось бы.
Я спрашиваю себя:"Зачем нужен уланский офицер?" — и смело отвечаю:"Он нужен в качестве эксперта по военной части!"Я
не смею утверждать, но мне кажется… и если
вашему превосходительству угодно будет выслушать меня…
— Я
не имею слов,
ваше превосходительство, но если позволено так выразиться…
— Успокойтесь, великодушный молодой человек! Увы! Мы
не имеем права даже быть чувствительными! Итак, в поход! Но, прежде чем приступить к делу, скажите,
не имеете ли вы сообщить мне что-нибудь насчет плана
ваших действий?
— Осмелюсь высказать мою мысль вполне, — продолжал я с чувством, —
не нужно обескураживать,
ваше превосходительство! нужно, чтоб они всегда с полным доверием, с возможною, так сказать, искренностью… Быть может, я слишком смел,
ваше превосходительство! быть может, мои скромные представления…
— Напротив! всегда будьте искренни! Что же касается до
вашего великодушного желания, то я тем более ничего
не имею против удовлетворения его, что в свое время, без вреда для дела, наименование «заблуждающихся» вновь можно будет заменить наименованием злоумышленников…
Не правда ли?
Когда я докладывал об этом моему генералу, то даже он
не мог воздержаться от благосклонной улыбки."А ведь это похоже на дело, мой друг!" — сказал он, обращаясь ко мне. На что я весело ответил:"Всякое заблуждение,
ваше превосходительство, имеет крупицу правды, но правды преждевременной, которая по этой причине и именуется заблуждением". Ответ этот так понравился генералу, что он эту же мысль
не раз после того в Английском клубе от себя повторял.
— Я ничего
не могу сказать, — продолжал он, — насколько важно или
не важно производимое вами дело, потому что действия
ваши не только
не объяснили, но даже запутали и то, что было сделано
вашими предместниками.
Я думал, что вы сами наконец поймете все неприличие
вашей настойчивости, но, к сожалению, даже эта скромная надежда моя
не оправдалась.
— Да
не забыл-таки. И знаете ли, Осип Иваныч, как подходил к
вашему дому да увидел, что прежнего постоялого двора нет — как будто жаль стало!
— Полноте! Мне и в голову
не приходило, что
ваши слова могли относиться ко мне!
Очевидно, тут есть недоразумение, в существования которого много виноват т — ский исправник. Он призвал к себе подведомственных ему куроедов и сказал им:"Вы отвечаете мне, что в
ваших участках тихо будет!"Но при этом
не разъяснил, что читать книжки,
не ходить в гости и вообще вести уединенную жизнь — вовсе
не противоречит общепринятому понятию о"тишине".
Ведь сам же он, и даже
не без самодовольства, говорил давеча, что по всему округу сеть разостлал? Стало быть, он кого-нибудь в эту сеть ловит? кого ловит?
не таких ли же представителей принципа собственности, как и он сам? Воля
ваша, а есть тут нечто сомнительное!
— Вот тут
ваш папенька пятнадцать лет назад лес вырубил, — хвалил Лукьяныч, — а смотри, какой уж стеколистый березнячок на его месте засел. Коли-ежели только терпение, так через двадцать лет цены этому лесу
не будет.
— Это так точно-с! Однако, вот хоть бы
ваша милость! говорите вы теперича мне: покажи, мол, Федор, Филипцево! Смею ли я, примерно,
не показать? Так точно и другой покупщик: покажи, скажет, Федор, Филипцево, — должен ли я, значит, ему удовольствие сделать? Стало быть, я и показываю. А можно, пожалуй, и по-другому показать… но, но! пошевеливай! — крикнул он на коня, замедлившего ход на дороге, усеянной целым переплетом древесных корней.
— У меня,
ваше благородие, по здешней округе очень знакомства довольно. Хорошие господа доверяют мне, а
не то чтобы что! Ну, и купцы тоже: и в Р., и в К., и в Т.
— Да, брат,
ваша должность тоже — и-и! Плутовать — плутуй, а по сторонам
не заглядывайся!
— Наша должность,
ваше благородие, осмелюсь вам доложить, даже очень довольно строгая. Смотрите, примерно, теперича хоть вы, или другой кто: гуляет, мол, Федор, в баклуши бьет! А я, между прочим, нисколько
не гуляю, все промежду себя обдумываю. Как, значит, кому угодить и кому что, к примеру, требуется. Все это я завсегда на замечании держать должен. К примеру, хошь бы такой случай: иной купец сам доходит, а другой — через прикащиков.
— Зачем по сторонам глядеть! мы на чести дело поведем! Счастливо оставаться,
ваше благородие! Увидите, коли я завтра же вам Бородавкина Филиппа Ильича
не предоставлю!
— Знаю я
вашу «крошечку». Взглянуть на вас — уж так-то вы молоды, так-то молоды! Одень любого в сарафан — от девки
не отличишь! А как начнете говорить — кажется, и габвахта
ваша, и та от
ваших слов со стыда сгореть должна!
— Что касается до меня, то я совершенно
вашего мнения, барон! — вступился «калегвард», приверженец Жюдик, — я говорю: жест актрисы никогда
не должен давать всё сразу; он должен оставлять желать, должен возбуждать воображение, открывать перед ним перспективы…
— Да что говорить,
ваше превосходительство, — подзадоривал Осип Иваныч, — я сам тамошний житель и верно это знаю. Сделай теперича генерал направление влево, к тому, значит, месту, где и без того готовый мост через Вьюлку выстроен, первое дело —
не нужно бы совсем переправы делать, второе дело — кровопролития
не было бы, а третье дело — артиллерия осталась бы цела!
Коли, говорит, от тебя,
ваше превосходительство, и впредь заслуга будет, и впредь
не оставлю, а теперь, говорит, закусим да в кабинет пойдем, там по душе потолкуем.
— Хмель-то! Позвольте вам,
ваше сиятельство, доложить! Хмелю у нас в одном здешнем городе так довольно, так довольно, что, можно сказать,
не одна тыща пудов сгниет его… потому сбыта ему у нас нет.
— Это насчет того, чтобы перенять, что ли-с?
Ваше сиятельство! помилуйте! да покажите хоть мне! Скажите:"Сделай, Антон Верельянов, вот эту самую машину… ну, то есть вот как!"с места, значит,
не сойду, а уж дойду и представлю!
— Самая это,
ваше сиятельство, полезная вещь будет! А для простого народа, для черняди, легость какая — и боже ты мой! Потому что возьмем, к примеру, хоть этот самый хмель: сколько теперича его даром пропадает! Просто, с позволения сказать, в навоз валят! А тогда, значит, всякий, кто даже отроду хмелем
не занимался, и тот его будет разводить. Потому, тут дело чистое: взял, собрал в мешок, представил в прессовальное заведение, получил денежки — и шабаш!
—
Ваше сиятельство! да неужели же я! Сколько лет, значит, здесь живу! да, может,
не одна тыща пудов…
— По-нашему,
ваше превосходительство, так нужно сказать:
не токма что убыток, а пользу должна земля принести! вот какое об этом деле мы рассужденье имеем.
— Истинное,
ваше превосходительство, вы это слово сказали. Именно
не иначе об них теперича заключить можно!
— А что в Писании сказано?"Пасите овцы
ваша" — вот что сказано! Ты говоришь:"
Не извольте беспокоиться", а кто в ответе будет?
— Прошу,
ваше превосходительство, извинить: еще времени
не избрал помады купить! — оправдывался отец Алексей.
— Ничего мне, окромя спокойствия
вашего превосходительства,
не надобно! коли-ежели
ваше превосходительство… ах,
ваше превосходительство!
—
Не будет ли
вашей милости это самое местечко мне уступить?
«Извините меня, милый папенька (писал он), но вы, живучи в деревне, до того переплелись со всяким сбродом, что вещи,
не стоящие ломаного гроша, принимают в
ваших глазах размеры чего-то важного».
Или: «Пожалуйста, милый папенька,
не волнуйте меня
вашими дрязгами с Стреловым, иначе я, право, подумаю, что вы впадаете в детство».
Я знал, например, много таких карьеристов, которые, никогда
не читав ни одной русской книги и получив научно-литературное образование в театре Берга, так часто и так убежденно повторяли:"la litterature russe — parlez moi de Гa!"[
не говорите мне о русской литературе! (франц.)] или «ah! si l'on me laissait faire, elle n'y verrait que du feu, votre charmante litterature russe!» [ах, будь это в моей власти, я бы сжег ее,
вашу очаровательную русскую литературу! (франц.)] — что люди, даже более опытные, но тоже ничего
не читавшие и получившие научно-литературное образование в танцклассе Кессених, [Танцкласс этот был знаменит в сороковых годах и помещался в доме Тарасова, у Измайловского моста.
— Да-с, любезнейший родитель!
Не могу похвалить
ваши порядки!
не могу-с! Пошел в сад — ни души! на скотном — ни души! на конном — хоть шаром покати! Одного только ракалью и нашел — спит брюхом кверху! И надобно было видеть, как негодяй изумился, когда я ему объяснил, что он нанят
не для спанья, а для работы! Да-с! нельзя похвалить-с! нельзя-с!
— Точно так,
ваше превосходительство, благодарение богу-с. Всё от него, от создателя милостивого! Скажем, теперича, так: иной человек и старается, а все ему милости нет, коли-ежели он, значит, создателя своего прогневил! А другой человек, ежели, к примеру, и
не совсем потрафить сумел, а смотришь, создатель все ему посылает да посылает, коли-ежели перед ним сумел заслужить! Так-то и мы,
ваше превосходительство: своей заслуге
не приписываем, а все богу-с!
— Помилуйте,
ваше превосходительство, с превеликим нашим удовольствием. Даже за счастие-с… как мы еще папаши
вашего благодеяния помним…
Не токма что чашку чаю, а даже весь дом-с… все, можно сказать, имущество… просто, значит, как есть…