Неточные совпадения
— Да так,
на то я сторож…
на то здесь поставлен… — шамшил беззубый Арефьич, и
глаза его разгорались тем особенным огнем, который замечается
у солдат, входящих в дикое озлобление при виде гордого, но бессильного врага.
Бежит Помада под гору, по тому самому спуску,
на который он когда-то несся орловским рысаком навстречу Женни и Лизе. Бежит он сколько есть силы и то попадет в снежистый перебой, что пурга здесь позабыла, то раскатится по наглаженному полозному следу,
на котором не удержались пушистые снежинки. Дух занимается
у Помады. Злобствует он, и увязая в переносах, и падая
на голых раскатах, а впереди, за Рыбницей, в ряду давно темных окон, два окна смотрят, словно волчьи
глаза в овраге.
Все смотрели в пол или
на свои ногти. Женни была красна до ушей: в ней говорила девичья стыдливость, и только няня молча глядела
на доктора, стоя
у притолоки. Она очень любила и самого его и его рассказы. Да Лиза, положив
на ладонь подбородок, прямо и твердо смотрела в
глаза рассказчику.
То Арапов ругает
на чем свет стоит все существующее, но ругает не так, как ругал иногда Зарницын, по-фатски, и не так, как ругал сам Розанов, с сознанием какой-то неотразимой необходимости оставаться весь век в пассивной роли, — Арапов ругался яростно, с пеною
у рта, с сжатыми кулаками и с искрами неумолимой мести в
глазах, наливавшихся кровью; то он ходит по целым дням, понурив голову, и только по временам
у него вырываются бессвязные, но грозные слова, за которыми слышатся таинственные планы мировых переворотов; то он начнет расспрашивать Розанова о провинции, о духе народа, о настроении высшего общества, и расспрашивает придирчиво, до мельчайших подробностей, внимательно вслушиваясь в каждое слово и стараясь всему придать смысл и значение.
Райнеру видится его дед, стоящий
у столба над выкопанной могилой. «Смотри, там Рютли», — говорит он ребенку, заслоняя с одной стороны его детские
глаза. «Я не люблю много слов. Пусть Вильгельм будет похож сам
на себя», — звучит ему отцовский голос. «Что я сделаю, чтоб походить самому
на себя? — спрашивает сонный юноша. — Они сделали уже все, что им нужно было сделать для этих гор».
У Райнера набежали
на глаза слезы, и он, выйдя из-за стола, прислонился лбом к окну в гостиной.
— Конвент в малом виде, — опять проговорила маркиза, кивнув с улыбкой
на Бычкова и Арапова. — А смотрите, какая фигура
у него, — продолжала она, глядя
на Арапова, — какие глаза-то,
глаза — страсть. А тот-то, тот-то — просто Марат. — Маркиза засмеялась и злорадно сказала: — Будет им, будет, как эти до них доберутся да начнут их трепать.
— Бог его знает. Был в Петербурге, говорят, а теперь совсем пропал. Приезжал с нею как-то в Москву, да Илья Артамонович их
на глаза не приняли. Совестно, знаете, против своих, что с французинкой, — и не приняли. Крепкий народ и опять дикий в рассуждении любви, — дикий, суровый нрав
у стариков.
Глаза у Варвары Ивановны были сильно наплаканы, и лицо немножко подергивалось, но дышало решимостью и притом такою решимостью, какая нисходит
на лицо людей, изобретших гениальный путь к своему спасению и стремящихся осуществить его во что бы то ни стало.
Напились чаю и пошли, разбившись
на две группы. Белоярцев шел с Бычковым, Лизой, Бертольди, Калистратовой и Незабитовским. Вторая группа шла, окружая Стешу, которая едва могла тащить свой живот и сонного полугодового ребенка. Дитятю
у нее взяли; Розанов и Помада несли его
на руках попеременно, а маркиз колтыхал рядом с переваливающейся уточкою Стешею и внимательно рассматривал ее лицо своими утомляющими круглыми
глазами.
Одевшись, Розанов вышел за драпировку и остолбенел: он подумал, что
у него продолжаются галлюцинации. Он протер
глаза и, несмотря
на стоявший в комнате густой сумрак, ясно отличил лежащую
на диване женскую фигуру. «Боже мой! неужто это было не во сне? Неужто в самом деле здесь Полинька? И она видела меня здесь!.. Это гостиница!» — припомнил он, взглянув
на нумерную обстановку.
Заспавшаяся Лиза ничего не могла сообразить в одно мгновение. Она закрыла рукою
глаза и, открыв их снова, случайно прежде всего прочла
на лежащей
у самовара карточке: «В С.-Петербурге, по Караванной улице, № 7, гостиница для приезжающих с нумерами „Италия“.»
Белоярцев в это время хотя и перестал почти совсем бояться Лизы и даже опять самым искренним образом желал, чтобы ее не было в Доме, но, с одной стороны, ему хотелось, пригласив Помаду, показать Лизе свое доброжелательство и поворот к простоте, а с другой — непрезентабельная фигура застенчивого и неладного Помады давала ему возможность погулять за
глаза на его счет и показать гражданам, что вот-де
у нашей умницы какие друзья.
Чем его более ласкали здесь, тем он становился расстроеннее и тем чаще
у него просились
на глаза слезы. Вещи свои, заключающиеся в давно известном нам ранце, он еще с вечера перевез к Розанову и от него хотел завтра уехать.
Его мучила теперь тайна: как она, пропадая куда-то
на глазах у всех, в виду, из дома, из сада, потом появляется вновь, будто со дна Волги, вынырнувшей русалкой, с светлыми, прозрачными глазами, с печатью непроницаемости и обмана на лице, с ложью на языке, чуть не в венке из водяных порослей на голове, как настоящая русалка!
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Вот хорошо! а
у меня
глаза разве не темные? самые темные. Какой вздор говорит! Как же не темные, когда я и гадаю про себя всегда
на трефовую даму?
По левую сторону городничего: Земляника, наклонивший голову несколько набок, как будто к чему-то прислушивающийся; за ним судья с растопыренными руками, присевший почти до земли и сделавший движенье губами, как бы хотел посвистать или произнесть: «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!» За ним Коробкин, обратившийся к зрителям с прищуренным
глазом и едким намеком
на городничего; за ним,
у самого края сцены, Бобчинский и Добчинский с устремившимися движеньями рук друг к другу, разинутыми ртами и выпученными друг
на друга
глазами.
Вгляделся барин в пахаря: // Грудь впалая; как вдавленный // Живот;
у глаз,
у рта // Излучины, как трещины //
На высохшей земле; // И сам
на землю-матушку // Похож он: шея бурая, // Как пласт, сохой отрезанный, // Кирпичное лицо, // Рука — кора древесная, // А волосы — песок.
Вздрогнула я, одумалась. // — Нет, — говорю, — я Демушку // Любила, берегла… — // «А зельем не поила ты? // А мышьяку не сыпала?» // — Нет! сохрани Господь!.. — // И тут я покорилася, // Я в ноги поклонилася: // — Будь жалостлив, будь добр! // Вели без поругания // Честному погребению // Ребеночка предать! // Я мать ему!.. — Упросишь ли? // В груди
у них нет душеньки, // В
глазах у них нет совести, //
На шее — нет креста!
— Филипп
на Благовещенье // Ушел, а
на Казанскую // Я сына родила. // Как писаный был Демушка! // Краса взята
у солнышка, //
У снегу белизна, //
У маку губы алые, // Бровь черная
у соболя, //
У соболя сибирского, //
У сокола
глаза! // Весь гнев с души красавец мой // Согнал улыбкой ангельской, // Как солнышко весеннее // Сгоняет снег с полей… // Не стала я тревожиться, // Что ни велят — работаю, // Как ни бранят — молчу.