VHS, или Квадратный компакт-диск

Сергей Жебаленко, 2023

Сюжетных линий три. Первая начинается с больницы, где приходит в себя взрослый мужчина, частично потерявший память. Время действия 1970 год.Второй герой – Феликс Мудрицкий, автомобильный телевизионный журналист, который зарабатывает рекламой. Время действия – 2000 год. Третья – попытка художественного осмысления того времени, которое можно назвать «война на Донбассе 2014-2017 годов». Связующим звеном всех трёх линий являются главы-вставки, которые переплетают между собой разные персоналии романа.

Оглавление

Глава 11 Донецк, оперный театр

22 апреля, 2000 год

Феликс Мудрицкий считал себя человеком сообразительным.

Когда он подъезжал к Театральной площади и уткнулся в хвост тянучки, то понял, что самое большое скопление машин окажется как раз в том месте, куда он, собственно, и направлялся.

И — верно, вся площадь между оперным театром и кинотеатром Шевченко была забита людьми и машинами. Автомобилей было не просто много, а очень много, и они не стояли разве что на газонах и клумбах с розами. Это где-нибудь в Киеве или Москве нормальное явление — автомобиль на газоне, но не в Донецке, который всегда славился своими ухоженными улицами и тротуарами, а также бархатными газонами с зеленой травой и, главное, — с алыми розами.

Донецк, кстати, когда-то так и называли — городом миллиона роз.

И, к слову, задолго до того, как о розах спела Алла Пугачева.

Впрочем, и пробки в нашем городе не такие, как в столицах, — подумал Феликс.

Он приметил патрульную машину ГАИ у ступенек в оперный, еще одну на левой парковке у Танка, а также прогуливающихся гаишников на разделительной полосе напротив кинотеатра. Но никто из них регулировкой дорожного движения не занимался, да и не собирался. Светофор работал в штатном режиме, машины по проезжей части ползли медленно, и не потому, что впереди ехать было некуда, а потому что каждому хотелось поглазеть на сборище людей и автомобилей. Поэтому пробка и ползла со скоростью пешехода мимо этого вавилонского автомобильного столпотворения.

А сообщество на площади гудело, галдело, клаксонило и гремело разными голосами и на разные лады всякими разными музыками и ритмами.

И, главное, здесь было на что посмотреть, на площади собрался фактически весь автомобильный «свет» и весь «цвет» города.

Большинство машин, которые ездят по улицам наших городов — они какие? Правильно: черные, белые, серебро и некоторые другие темные и светлые тона. Причем даже не «металлики» или «перламутры». А сегодня тут можно было увидеть и желтые, и оранжевые, и красные, и даже в полоску с квадратиками, и даже в крапинку с полосками, и, наконец, с молниями-зигзагами на бортах. Все они — яркие и броские — оклеены винилом или разрисованы аэрографией…

И темы рисунков самые разные.

Вот, например, черный злобный Форд Мустанг (каких-то там заштатных 70-х годов). Его заводской цвет (понятно) черный, а этот — мало того что иссиня-угольный, так еще и с такой «глубиной резкости», словно смотришься в самую даль Вселенной.

Рёбра решетки радиатора у Мустанга — алые, вроде как раскаленные печные колосники; фары — как будто оплавились от нереально высоких температур; по черному капоту и передним крыльям течёт жидкий ярко-оранжевый металл, и к задним крыльям змеятся алые языки пламени, с которых срываются целые лоскуты огня. И от этой захватывающей картинки кажется, что даже стоящая на месте машина производит впечатление несущейся вперед на огромной скорости. С талантами и уменьями художника тут все в порядке, нарисовал, словно с натурально движущейся горящей машины.

А вот — Фольксваген Жук.

Да-да, еще самой первой генерации — их сегодня производят только для рынка Бразилии, — но в таком раскрасе, который делает его похожим на божью коровку, с лупатыми глазами-фарами, вертикально посаженными на передние крылья. Ядовито оранжевый с синими, красными и зелеными горошинами по всему кузову. Ни дать, ни взять — мультяшная божья коровка. Только стекла по кругу, включая лобовое, затонированы вчернь.

Несмотря на жару, машина была заперта и окна подняты. Но если прислонить ладони к вискам, а лбом прикоснуться к стеклу, то сквозь тонировку можно разглядеть и внутреннее убранство. Именно это сейчас и делали двое парнишек лет двенадцати-тринадцати, рядышком прижавшиеся к боковым окнам. Весь салон, включая сидения и подголовники, в этой машине обшит едва ли не настоящими персидскими коврами.

Мудрицкий знал и эту машину, и ее хозяйку.

Или вот ещё тюнинг, но уже совсем иного рода.

Внешне ничем не примечательный черный Опель Астра, но все его двери распахнуты, подняты капот и крышка багажника, и зрителям открыты во всей красе не только черно-алый салон, выкроенный из кожи высочайшего качества с прострочками по швам и завитушками на углах, но и хромированные детали под капотом. Но главное, напоказ — а точнее на всеобщую прослушку — выставлено его аудио-содержимое.

Багажное отделение — словно пульт ди-джея из новомодного ночного клуба. Львиную долю багажника занимает сабвуфер низких частот, а передняя и боковые его стенки, впрочем, как и все дверные карты, и все боковые панели всего остального автомобиля по кругу, — это сплошная «акустика». Двери настежь не столько для демонстрации внутренностей, сколько для звукового давления (термин) на всех, кто стоит сейчас рядом с машиной.

Проходя мимо, Феликс поморщился (он не любил громких звуков), но обратил внимание, что в музыкальном ритме подпрыгивают даже пылинки на черной крыше Опеля.

В гуще других разномастных автомобилей Мудрицкий приметил еще одну машину — не самый популярный у покупателей Рено Меган-II с вертикально обрубанным задним багажником, но этот по всем бортам был расклеен логотипами автомобильной программы «Мотор-ТВ».

И эти тоже здесь, отметил Мудрицкий про себя. Конкурентов он всегда замечал и отмечал…

Впрочем, людей с видеокамерами и без «официальных журналистов» было довольно много — и профессиональных операторов со «взрослыми» камерами, и зевак с бытовыми «мыльницами».

Среди всеобщего разноцветья красавиц-иномарок встречались на пути Мудрицкого и отдельные «вкрапления» отечественного автопрома.

Вот, например, «Победа» — вся в хромированном глянце; дальше «Москвич» (этот отблескивает поменьше) и много «Волг» самых разных поколений и модификаций. Тут и «Двадцать четвертые» — этих не очень много, — и «Двадцать первые», — а эти горделиво держатся плотной обособленной группой, и их туту сегодня десятка полтора. Много как для мероприятия такого рода.

А еще на площади перед театром было немало спортивных автомобилей. То есть, если выражаться более грамотно, — автомобилей, затюнингованных «под спорт». К профессиональному спорту они, конечно же, никакого отношения не имели. Все — с аэродинамическими юбками, которые едва не скребли по асфальту, с огромными спойлерами и антикрыльями на крышках багажников. Не автомобили, а настоящие этажерки на колесах. Эти, с позволения сказать, «аэродинамические элементы», понятно, никто и никогда не продувал в аэродинамической трубе, и поэтому об их аэродинамической безопасности можно лишь догадываться, — подумал про себя Феликс.

Но — чего не отнять — красиво!

На некоторых автомобилях — просто огромное количество фар, подфарников, катафотов, отражателей, противотуманок, фонарей да всякой прочей наляпистой оптической бутафории. Словно организаторы запланировали специальную номинацию — у кого больше света.

По пятницам это место в городе, «возле Танка», становилось ярмаркой автомобильного тщеславия. А сегодня, помимо прочего, тут проводилась еще и неформальная репетиция предстоящего фестиваля, о котором сейчас так много вокруг говорили. К тюнинг-параду готовились все: и тюнингеры, и владельцы простых, и владельцы непростых, а также владельцы эксклюзивных, не совсем обычных, в том числе, и совсем необычных автомобилей. Среди зрителей Мудрицкий приметил и нескольких официальных дилеров; оно и понятно, где, как не на подобной выставке, вербовать себе потенциальных покупателей?

Хотя на самом деле Феликс Мудрицкий автомобили не любил…

Причем — с детства не любил!

Как это можно — увлекаться автомобилями?

Как можно, например, увлекаться микроволновками или холодильниками? А вот из автомобиля сделали настоящий фетиш — и каталоги тебе, и игрушечные модели…

А о чем тут можно говорить?

Бытовая техника — ездит, возит, ну и ладно…

* * *

Феликс Мудрицкий был предусмотрительным человеком, поэтому, готовясь к сегодняшней съемке, взял с собой всё, что было на вооружении его студии.

Во-первых, это была достаточно компактная, но профессиональная, как он ее ласково называл, «сто семидесятая Сонька» (Sony DSR-PD170P, если быть до конца точным). Именно ею сегодня снималось почти девяносто процентов всех ТВ-сюжетов в мире.

Взял он с собой и портативную специальную цифровую камеру, которую ласково называл «Гоу-Прошкой» (GoPro), которая была безумно дорога, а снимала, в действительности-то, не самую качественную картинку. Но была она не просто портативной, а воистину миниатюрной. Мудрицкий приторачивал ее где-нибудь под днищем в нескольких сантиметрах от дорожного полотна, направлял объектив на колесо или какой-нибудь рычаг подвески, и — вот тебе очень необычная и где-то даже завораживающая картинка. На самом деле именно эта камера была самой любимой у Феликса.

Взял он и свою старую огромную Betacam, которую использовал в основном для студийных и рекламных съемок, где требовалось исключительно высокое качество.

Ну и прихватил (на всякий случай) банальную любительскую мыльницу хэндикам на mini-DV кассетах.

Кстати, первые любительские цифровые фотоаппараты «мыльницами» называли не только потому, что они внешне были похожи на обмылки, а ещё и потому, что картинку давали очень далекую от нормального качества. Так называемое «мыло», как говорят профессиональные операторы и фотографы. Эту истину (про мыло) Мудрицкий любил доводить до сведения молодых начинающих операторов. Всех, кто попадался ему на его профессиональном пути, он считал (и называл) своими учениками.

Старенький темно-зеленый Ланос (но очень и очень аккуратный и всегда начисто до зеркала вымытый) Феликс пристроил на самом краю этого бурлящего разноцветного автомобильного моря и пошел разыскивать Подскребаева.

То тут, то там, в толпе машин и людей его взгляд натыкался на человека с камерой. Знакомых и не знакомых ему операторов он насчитал уже человек шесть — уж больно много! А конкурентов Мудрицкий не просто не любил — он их ненавидел!

Каждый конкурент — это не заработанный лично Феликсом рубль (доллар или гривна, неважно).

Подскребаева нигде не было видно, а на часах было уже без десяти минут.

Мудрицкий считал себя человеком пунктуальным и не любил опаздывать, он полез было в карман за своим мобильным телефоном и тут услышал за спиной звонкий голос:

— Говорят, ты сегодня в машине поедешь, это правда?

Феликс обернулся.

Леша Шматко, оператор с телеканала «Донбасс», на плече Betacam последней модели. Худенький тщедушный маленький Леша и правда держал ее словно мешок картошки на плече. Наверное, прав Подскребаев, такой камерой в салоне автомобиля снимать не совсем удобно.

«Донбасс» — бывший государственный телеканал — мог позволить себе покупать лучшее, не задумываясь о цене. Другое дело, что сами операторы на подобных коммерческо-бюджетных каналах к такому дорогому и тонкому оборудованию всегда относились, как… как нанятый шофер к чужой казённой машине, подумал Феликс, и ему понравилось только что придуманное им сравнение.

Надо запомнить и обязательно не забыть записать.

Но Мудрицкого сейчас волновал другой вопрос: похоже, что все на этой площади знают, что такое — «ехать в машине», кроме самого Феликса. И Николай Дмитриевич в разговоре с Подскребаевым упомянул об этом, и вот Леша спрашивает, а Феликс понятия не имеет, о чем речь. И поскольку он считал себя человеком энциклопедической осведомленности, то на Лешину реплику сначала равнодушно кивнул головой, но потом секунду подумал, пожевал своими тонкими губами, поправил очки (сегодня на нем снова была черная тонкая оправа, он уже привык к ней) и все-таки спросил:

— Леша, объясни мне, пожалуйста, что значит «ехать в машине»?

— Ты не знаешь? — бесхитростно удивился тот.

Он снял с плеча камеру и поставил на асфальт.

Выудил из кармана пачку сигарет и начал рассказывать, что время от времени в городе проводятся так называемые уличные гонки. Но не на участке трассы длиною в четыреста два метра, так называемые «четверть мили», — кто быстрее доедет со старта до линии, нарисованной на асфальте, с орущими болельщиками по обеим сторонам дороги, а — по городским запруженным улицам. Нелегальные и запрещённые во всем мире, запредельные гонки непосредственно в городском потоке.

Да еще и в часы пик!

— Вот это как раз и есть тот самый, настоящий стрит-рейсинг, — сказал Леша, разминая сигарету, и повторил: — тот самый, настоящий! У тебя есть зажигалка?

Феликс отрицательно качнул головой.

Леша поискал глазами по сторонам и кому-то за спиной Мудрицкого показал свою незажженную сигарету. Лешино лицо на секунду заслонила чья-то рука и тут же исчезла.

Леша пустил вверх жирную струю грязного коричневого дыма и продолжал:

— Встречаются двое на крутых тачках, например, где-нибудь на Текстильщике или, там, в Пролетарском районе и едут, к примеру, на ЖД вокзал. А ставки — по-разному — обычно, от ста баксов. Кто первым приехал, тот и забирает деньги.

— Или машину… — с видом знатока добавил Феликс.

Леша сначала кивнул головой, сосредоточившись на еще одном выпускаемом облаке дыма (давно, видимо, не курил), но через секунду вернулся глазами к Феликсу:

— Какую машину? — переспросил он.

— Ну… победитель забирает машину проигравшего…

— Не… такого я не слышал, — простодушно ответил Леша.

Подумал и повторил:

— Нет, такого тут не бывает. Ты, наверное, американских фильмов насмотрелся?

О стрит-рейсинге, гонках по городу, Феликс знал, но чтобы тут, в Донецке, — действительно слышал впервые.

–…а оператор эту самую гонку снимает с пассажирского места, правильно?

— Правильно, — кивнул Леша Шматко, — это и называется «ехать оператором в машине».

Он хотел было еще что-то сказать, но увидел кого-то за спиной у Феликса, воткнул сигарету в губы и подхватил с асфальта свою тяжелую Бетакам.

— Ну, я пошел.

Это был Подскребаев. В своей неизменной белой рубашке с короткими рукавами. Он несильно хлопнул Феликса по плечу, наклонился близко к его лицу, но взглядом проводил Лешу Шматко с камерой.

Сказал коротко:

— Вон, видишь возле Танка микроавтобус стоит? Бери свою камеру и бегом туда.

Ни «здрасьте», ни «как дела»…

Сказал и пошагал дальше через толпу, неторопливо отодвигая в стороны попадавшихся на пути.

Вот теперь Феликс понимал, зачем он здесь и что от него сегодня потребуется.

Он вернулся к своему зеленому Ланосу и, поразмышляв, взял две камеры: Соньку и ту самую миниатюрную Гоу-Прошку с набором крепежа.

Недалеко от Танка, памятника герою Великой Отечественной полковнику Гринкевичу, который (якобы) на этом танке самым первым ворвался в Донецк и освободил шахтерский город от фашистов, стоял наглухо затонированный Mercedes Sprinter.

Какая ирония — рядышком русский Т-34 из прошлого и немецкий автопром из сегодня.

У открытой двери Спринтера стоял здоровый коротко стриженый крепкий парень, гладко выбритый, и — так же, как и Подскребаев, — в белой рубашке с коротким рукавом и в черных тщательно отглаженных брюках. Он перегородил дорогу Мудрицкому и оглядел с головы до ног, но услышав из автобуса чей-то голос, проговоривший слово «оператор», отодвинулся в сторону. Феликс втиснулся внутрь со своей немаленькой сумкой, широкая спина за ним тут же вернулась на место.

Со свету Мудрицкий наткнулся на чьи-то ноги, споткнулся через что-то громоздкое, больно ударившее по ноге, но быстро сориентировался, сделал вглубь несколько широких размашистых шагов, словно по наклонившейся палубе, и упал на свободное место, взгромоздив на колени сумку с камерами.

И оглянулся.

В мягких кожаных креслах сидели, в общей сложности, человек восемь. У многих, как и у самого Мудрицкого, на руках сумки, а в проходе на полу — также сумки-кофры из-под камер и штативы. Такой же громоздкий штатив на полу и «ударил» Феликса по ноге.

Два самых передних кресла микроавтобуса, водительское и пассажирское, были развернуты в салон, и там возле лобового стекла получалось нечто вроде президиума. В водительском кресле сидел Подскребаев, а на месте пассажира — молодой человек, также коротко стриженый и также гладко выбритый. Черные брюки и белая рубашка с коротким рукавом — это у них, похоже, униформа.

— Я ведь тебе говорил — самую маленькую, — услышал Феликс голос Подскребаева.

— А она у меня тут тоже есть, маленькая, — он постучал по крышке кофра. — Просто сумка большая.

Сзади кто-то что-то сказал, Феликс не расслышал, но «зал» рассмеялся, Мудрицкий снова оглянулся. Глаза уже привыкли, и он разглядел, что в микроавтобусе в основном-то как раз и сидели видеооператоры: с разных каналов, из разных студий, лица почти все знакомые за исключением двух. Мудрицкий коротко поднял руку в знак приветствия, кто-то кивнул в ответ, кто-то «промолчал».

— Итак, начнем, — Подскребаев держал в руке лист бумаги, но смотрел в «зал». — Для тех, кто еще не в курсе: старт от заправки Тюменской нефтяной компании ТНК, что за Мотелем, на поселке Калинкино, на перекрестке улиц… — Подскребаев наклонился к белому листу, — …короче, сами знаете, где это.

И снова поднял взгляд от листка:

— Едем по маршруту: Мотель, далее проспект Ильича до улицы 50-летия СССР, перекресток 50 лет СССР и Театрального проспекта, далее по Театральному на Первую Линию. С улицы Артема на Киевский проспект мимо Северного автовокзала и далее — по прямой до конца. Финишная черта — кольцо «Аэропорт»! Парковка за троллейбусной остановкой. Всем понятно? Пилоты, понятно?

На передних креслах кивнули, и в одном из них Феликс узнал Николая Дмитриевича. Сегодня он был не в традиционном деловом пепельном (или черном, или сером) костюме, а в мастерке необычно глубокого синего цвета.

Подскребаев наклонился к своему листу бумаги и, внимательно водя пальцем по строчкам, продолжал:

— Операторы стоят… на Мотеле трое: на клумбе в центре Зотов, на клумбе со стороны Макеевского шоссе — Иванченко, на клумбе в сторону моста — Филимонов. На перекрестке проспекта Ильича и бульвара Шахтостроителей — Сергиенко с Фадеевым…

Теперь, предварительно и предусмотрительно вооруженный информацией от Леши Шматко, Мудрицкий слушал с пониманием процесса и, когда Подскребаев закончил перечислять точки съемок и «закрепленных» операторов, поднял руку.

Молодой человек в пассажирском кресле рядом с Подскребаевым коснулся локтя своего шефа, и тот поднял глаза.

— Чего тебе, Мудрицкий?

Феликс встал, словно студент в аудитории:

— Все ваши локации правильные, грамотные, но третьего оператора на Мотеле я бы поставил не на клумбе, а на мосту, на самом верху. Там есть место, где можно устроиться со штативом. Когда мы снимаем тест-драйвы, я всегда рекомендую эту точку съемки. Более длинный и более красивый план получается…

Подскребаев бросил вопросительный взгляд на Николая Дмитриевича, и тот через короткую паузу равнодушно шевельнул плечом, Феликс это увидел.

Федор вздохнул, обдумывая слова Феликса, и ответил:

— Мудрицкий, операторы стоят на перекрестках не для того, чтобы снимать «красивую картинку», а для того, чтобы фиксировать нарушения Правил дорожного движения. Пилоты, услышали?

Федор обвел взглядом первые ряды.

— Все нарушения пенализируются. Проезд на красный свет — снятие с гонки. ДТП — снятие с гонки. Ремонт всех пострадавших гражданских автомобилей и лечение людей за свой счет, плюс штраф организаторам… и так далее. Все помнят?

Феликс опустился на место.

— Теперь машины… — и Подскребаев начал перечислять имена и фамилии, экипажей.

Всех машин и их экипажей — водителей с операторами на месте правого пассажира — оказалось пять.

Феликс пожевал своими тонкими губами: кто тебя, блин, за язык тянул?

Но — что правда, то правда, — когда гонка началась, Феликс все-таки поймал краем глаза оператора на Мотеле, и тот находился как раз на макушке моста.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я