Сатир и нимфа, или Похождения Трифона Ивановича и Акулины Степановны

Словно взвод солдат прошел по кухне, громыхая сапогами. Это были приказчики Трифона Ивановича, вернувшиеся из лавки. На второй день рождественских праздников они заперлись часа на два ранее обыкновенного. С ними пришел и сам Трифон Иванович. Явился и Пантелей с узлом купленной ему «купецкой одежи». Пойдя в комнату, Трифон Иванович сиял улыбкой. Акулина между тем сидела около стола пригорюнившись. Известие о том, что муж хочет ее вытребовать к себе, «дабы поучить», крепко затуманило ее. Трифон Иванович осмотрелся по сторонам и, видя, что он находится глаз на глаз с Акулиной, подошел к ней и поцеловал ее.

— Ну, все, что ты просила, исполнено. Пантелей обмундирован, — сказал он, подсаживаясь к ней. — Завтра может и в лавку с приказчиками идти.

Акулина ничего на это не ответила.

— Что ж ты сидишь и молчишь? — продолжал Трифон Иванович. — Словно будто и не рада, что я так о Пантелее забочусь.

— Что же мне радоваться-то так особенно?

— А зачем же ты так особенно просила, чтоб я обмундировал его и взял к себе в приказчики? Ведь я одежи-то на сто рублей ему накупил.

— Ну, спасибо.

— Полгода ему заживать эти деньги придется. Ты уж скажи ему, чтобы он старался, потрафлял, да и старшего приказчика слушался.

— Скажу.

— Ну, то-то. А не будет слушаться и не будет потрафлять, то и одежду у него отберу, и его самого прогоню опять в деревню.

— Вас на безобразие-то хватит, вас на это только и взять, — отвечала Акулина и отвернулась.

Трифон Иванович подозрительно посмотрел на Акулину и пошел переодеваться из сюртука и сапог в халат и туфли, свою обычную домашнюю одежду. Переодевшись, он вернулся опять в столовую и застал Акулину все в том же положении, как и оставил: она сидела пригорюнившись.

— Что с тобой, Акулина Степановна? Что ты затуманилась? — спросил Трифон Иванович ласково и хотел обнять Акулину, но она оттолкнула его прочь.

— Подите вы! И без вас тошно, — сказала она.

— Что такое? Что такое стряслось?

— Чувствую, что невры будут, — вот что.

Трифон Иванович удивленно открыл глаза.

— Каки таки невры! Что за глупости? — задал он вопрос.

— А какие невры, какие у всех настоящих дам бывают. Под сердцем вот что-то мутит, и голова как бы не на месте.

— Объелась, верно. Ты гуся-то с капустой не прикончила ли?

— Стану я всякую дрянь есть!.. Просто чувствую, что невры будут.

— Выпей мятных капелек. С них живо нутро осадит.

— Лакайте сами, коли хотите, а мне не надо.

Трифон Иванович, дабы чем-нибудь развлечь Акулину, крикнул к себе старшего приказчика. Старший приказчик явился.

— Этот вот молодец, которому ты, Алексей Иванов, одежду покупал, племянник Акулины Степановны, — начал Трифон Иванович. — По нашей торговле он мало смыслит, но по просьбе Акулины Степановны я взял его в приказчики на место Андреяна.

— Слушаю-с, — отвечал старший приказчик. — А только ведь у нас из наших мальчишек есть подросточек, так его бы лучше в приказчики.

— Ну уж, мало ли, что там! Акулина Степановна просила, и это я для нее. Нашего подросточка мы к Пасхе сделаем приказчиком. А теперь возьмись за Пантелея и приучай его. Отдаю тебе его под начало. Учи его, наблюдай, втолковывай.

— Слушаю-с.

— Так уж, пожалуйста, постарайся. Трудно в эти годы приучать и втолковывать, но уж ты поналяжь. Я хотел ему другое место найти, чтобы на стороне, но Акулина Степановна боится, чтобы он на стороне не избаловался, а потому просила, чтобы на глазах у ней… Да и в самом деле: долго ли молодому парню на стороне избаловаться!

— Это точно-с, — согласился приказчик. — Коли ежели из деревни, да в слабые руки…

— Ну, с богом, — кивнул Трифон Иванович, давая знать, что аудиенция кончилась, и прибавил: — Завтра поутру захватите его с собой в лавку.

— Слушаю-с, — отвечал старший приказчик, поклонился и вышел.

Акулина продолжала сидеть пригорюнившись. Трифон Иванович потрепал ее но плечу и сказал:

— Видишь, как я о твоем Пантелее забочусь, а ты и не рада.

— Что ж мне радоваться-то? — опять процедила сквозь зубы Акулина.

— Ну, все-таки хоть поцеловала бы меня за благодарность, — прошептал Трифон Иванович и наклонился к ней, но она пихнула его в грудь.

— Отстаньте вы от меня! Мне и без вас тошно.

— Ах да… Ты давеча клюквенной-то пастилы купить себе просила. Ведь я тебе купил. Молодцы! Принесите-ка сюда клюквенную пастилу!

Вошел лавочный мальчишка, поставил на стол ящик с пастилой и удалился.

— Позобли-ка пастилки-то, позобли-ка, моя красота писаная, — проговорил Трифон Иванович. — Авось с нее и тошнота пройдет.

— Не стану я есть, — сухо отвечала Акулина.

— Это еще отчего?

— Отчего! Про пастилу-то, про съедобную дрянь, небось припомнили, а про то, что я главное у вас просила, забыли. Ну да ладно!..

— Что такое? Что такое? — засуетился Трифон Иванович.

— Вишь, у вас память-то какая куричья!

— Ей-ей, не помню. Ты лучше скажи, напомни мне. — Решительно не помню! — пожимал плечами Трифон Иванович.

— Браслетку с бриллиантами, — отчеканила Акулина.

— Ах, ты про браслетку? Да браслеску, мать моя, как-нибудь на днях… Где же было сегодня покупать? Сегодня и лавки-то с золотыми вещами были все заперты.

Акулина схватилась за грудь и застонала:

— Ох-ох-ох! Тошно мне!

— Что такое? Что такое? — испуганно спрашивал Трифон Иванович.

Вместо ответа, она, стеная и охая, поднялась со стула и приблизилась к дивану.

— Акулина Степановна, голубка моя, да выпей ты хоть капелек-то! — подошел к ней Трифон Иванович.

Акулина взвизгнула и повалилась на диван, на котором начала метаться и продолжала стонать.

— Испортили бабу в мое отсутствие! Кто мог ее испортить! — вопил Трифон Иванович, подскочил к ней, хотел что-то ей сказать, но она толкнула его ногой в живот.

Поднялась суматоха. Прибежали приказчики, прибежала кухарка Анисья.

— Дай ты ей хоть воды-то попить! — кричал Анисье Трифон Иванович.

Притащили ковш с водой, поднесли его к губам Акулины, но она не пила и продолжала стонать. Трифон Иванович выгнал вон приказчиков, схватился за голову и, опустясь около Акулины на стул, спрашивал сам себя:

— Ну что тут делать?