Вся картина, которая рождается при этом в воображении автора, носит на себе чисто уж исторический характер: от деревянного, во вкусе итальянских вилл, дома остались теперь одни только развалины; вместо сада, в котором некогда были и подстриженные деревья, и гладко убитые дорожки, вам представляются группы бестолково растущих деревьев; в левой стороне сада, самой поэтической, где прежде устроен был «Парнас», в последнее время один аферист построил винный завод; но и аферист уж этот лопнул, и завод его стоял без окон и без дверей — словом, все, что было
делом рук человеческих, в настоящее время или полуразрушилось, или совершенно было уничтожено, и один только созданный богом вид на подгородное озеро, на самый городок, на идущие по другую сторону озера луга, — на которых, говорят, охотился Шемяка, — оставался по-прежнему прелестен.
Неточные совпадения
Полковник был от души рад отъезду последнего, потому что мальчик этот, в самом
деле, оказался ужасным шалуном: несмотря на то, что все-таки был не дома, а в гостях, он успел уже слазить на все крыши, отломил у коляски дверцы, избил маленького крестьянского мальчишку и, наконец, обжег себе в кузнице страшно
руку.
— Ну-с, теперь за
дело! — сказала Александра Григорьевна, стряхивая с
рук крошки сухарей.
У задней стены стояла мягкая, с красивым одеялом, кровать Еспера Иваныча: в продолжение
дня он только и делал, что, с книгою в
руках, то сидел перед столом, то ложился на кровать.
Отчего Павел чувствовал удовольствие, видя, как Плавин чисто и отчетливо выводил карандашом линии, — как у него выходило на бумаге совершенно то же самое, что было и на оригинале, — он не мог дать себе отчета, но все-таки наслаждение ощущал великое; и вряд ли не то ли же самое чувство
разделял и солдат Симонов, который с час уже пришел в комнаты и не уходил, а, подпершись
рукою в бок, стоял и смотрел, как барчик рисует.
Не подавая виду, что у него окоченели от холоду
руки и сильно болит нога, он поднялся и, когда они подошли к театру, в самом
деле забыл и боль и холод.
Тот сейчас же его понял, сел на корточки на пол, а
руками уперся в пол и, подняв голову на своей длинной шее вверх, принялся тоненьким голосом лаять — совершенно как собаки, когда они вверх на воздух на кого-то и на что-то лают; а Замин повалился, в это время, на пол и начал, дрыгая своими коротенькими ногами, хрипеть и визжать по-свинячьи. Зрители, не зная еще в чем
дело, начали хохотать до неистовства.
Через несколько
дней Павлом получено было с траурной каемкой извещение, что Марья Николаевна и Евгений Петрович Эйсмонды с душевным прискорбием извещают о кончине Еспера Ивановича Имплева и просят родных и знакомых и проч. А внизу
рукой Мари было написано: «Надеюсь, что ты приедешь отдать последний долг человеку, столь любившему тебя». Павел, разумеется, сейчас было собрался ехать; но прежде зашел сказать о том Клеопатре Петровне и показал даже ей извещение.
Он обрадовался мне, как какому-нибудь спасителю рода человеческого: целовал у меня
руки, плакал и сейчас же стал жаловаться мне на своих горничных девиц, которые
днем и ночью оставляют его, больного, одного; в то время, как он мучится в предсмертной агонии, они по кухням шумят, пляшут, песни поют.
— О, да благословит тебя бог, добрый друг! — воскликнул Салов с комическим чувством, крепко пожимая
руку Вихрова. — Ехать нам всего лучше в Купеческий клуб, сегодня там совершается великое
дело: господа купцы вывозят в первый раз в собрание своих супруг; первая Петровская ассамблея будет для Замоскворечья, — но только не по высочайшему повелению, а по собственному желанию! Прогресс!.. Дворянству не хотят уступить.
Вот про царей говорят, что царям больно жизнь хороша, а на-ка, попробуй кто, — так не понравится, пожалуй: руками-то и ногами глину месить легче, чем сердцем-то о каком
деле скорбеть!
Мастеровой еще раным-ранехонько притащил на другой
день леса, подмостил их, и с маленькой кисточкой в
руках и с черепком, в котором распущена была краска, взлез туда и, легши вверх лицом, стал подправлять разных богов Олимпа.
Вихров при этом постарался придать своему лицу печальное выражение, как будто бы ему в самом
деле было очень жаль, что г-жа Захаревская умерла. Гость просидел еще с час, и при прощаньи с чувством пожал
руку у Вихрова и снова повторил просьбу посетить собрание.
Вихров ничего ей не сказал, а только посмотрел на нее. Затем они пожали друг у друга
руку и, даже не поцеловавшись на прощанье, разошлись по своим комнатам. На другой
день Клеопатра Петровна была с таким выражением в лице, что краше в гроб кладут, и все еще, по-видимому, надеялась, что Павел скажет ей что-нибудь в отраду; но он ничего не сказал и, не оставшись даже обедать, уехал домой.
Мари поняла наконец, что слишком далеко зашла, отняла
руку, утерла слезы, и старалась принять более спокойный вид, и взяла только с Вихрова слово, чтоб он обедал у них и провел с нею весь
день. Павел согласился. Когда самому Эйсмонду за обедом сказали, какой проступок учинил Вихров и какое ему последовало за это наказание, он пожал плечами, сделал двусмысленную мину и только, кажется, из боязни жены не заметил, что так и следовало.
— Да, каждый
день жарят по лубу, чтобы верность в
руке не пропала… а вот, судырь, их из кучеров или лакеев николи не бывает, а все больше из мясников; привычней, что ли, они, быков-то и телят бивши, к крови человеческой. В Учне после этого самого бунты были сильные.
— Ну, а они объясняют, что вы к ним воззвание произносили! Давать всему какой угодно оттенок — они мастера; однако позвольте мне ваше
дело посмотреть, — прибавил Захаревский, увидев в
руках Вихрова
дело.
Вихров взял из
рук солдата предписание, в котором очень коротко было сказано: «Препровождая к вашему благородию
дело о поимке в Новоперховском уезде шайки разбойников, предписываю вам докончить оное и представить ко мне в самом непродолжительном времени обратно».
В двенадцать часов генерал действительно вышел и, увидев Вихрова, как будто усмехнулся, — но не в приветствие ему, а скорее как бы в насмешку. Вихров почти дрожащими
руками подал ему
дело о бегунах.
— В самом
деле, поскорее приезжайте; ей очень недолго осталось жить, — проговорила она мрачным голосом и стоя со сложенными на груди
руками, пока Вихров садился в экипаж.
Груша только уж молчала и краснела в лице. Вихров все эти
дни почти не говорил с нею. На этот раз она, наконец, не вытерпела и бросилась целовать его
руку и плечо.
Гроб между тем подняли. Священники запели, запели и певчие, и все это пошло в соседнюю приходскую церковь. Шлепая по страшной грязи, Катишь шла по средине улицы и вела только что не за
руку с собой и Вихрова; а потом, когда гроб поставлен был в церковь, она отпустила его и велела приезжать ему на другой
день часам к девяти на четверке, чтобы после службы проводить гроб до деревни.
— Дай только в лоб нацелиться, чтобы верный был выстрел, — шипел Вихров и готов был спустить курок, но в это время вбежал Симонов — и сам бог, кажется, надоумил его догадаться, в чем тут
дело и что ему надо было предпринять: он сразу же подбежал к Вихрову и что есть силы ударил его по
руке; ружье у того выпало, но он снова было бросился за ним — Симонов, однако, схватил его сзади за
руки.
— Три раза, канальи, задевали, сначала в ногу, потом
руку вот очень сильно раздробило, наконец, в животе пуля была; к тяжелораненым причислен, по первому разряду, и если бы не эта девица Прыхина, знакомая ваша, пожалуй бы, и жив не остался:
день и ночь сторожила около меня!.. Дай ей бог царство небесное!.. Всегда буду поминать ее.
— О нет! — произнес Абреев. — Но это вы сейчас чувствуете по тону получаемых бумаг, бумаг, над которыми, ей-богу, иногда приходилось целые
дни просиживать, чтобы понять, что в них сказано!.. На каждой строчке: но, впрочем, хотя… а что именно — этого-то и не договорено, и из всего этого вы могли вывести одно только заключение, что вы должны были иметь железную
руку, но мягкую перчатку.