Отдай свое сердце!

— А-а-а-а-а!.. — продолжал вопить Самокатов. Что с ним? Где он? Да это же его комната!.. А сам он лежит на кровати… Блин!.. Значит, это был сон!.. Сон?.. Но почему так болит затылок?.. Генка нащупал на затылке здоровенную шишку. И тотчас вспомнил о царапинах на шее, появившихся после вчерашнего сна.

А что если это никакие не сны, а глюки, во время которых он царапает себя ногтями и бьется головой о стену!

Самокатов даже вспотел от такого предположения. И отбросил его куда подальше. Да нет же! Все очень просто: он где-то незаметно для себя оцарапался и ударился. И с кошмарами тоже все очень просто: он в инете объелся фильмами ужасов; вот поэтому кошмары и сняться.

Но сколько Генка себя ни убеждал, все равно оба сна казались ему явью. Он даже путаться стал — что ему снилось, а что было на самом деле. Ну, то, что он в Курочкину превратился — это, конечно, сон. А вот когда он пошел в школу и спорил там с Максом насчет все той же Курочкиной — это сон или не сон?.. Вроде бы не сон… А может, сон?

«Двойка!» — осенило Самокатова. Ему же Нестерова пару влепила!.. Генка схватил дневник, перелистал… Есть пара!.. Вот она!.. Самокатов обрадовался стоящей в дневнике двойке, как пятерке никогда не радовался. Значит, то, что было вчера в школе — было на самом деле. Он поболтал с Горохом, схватил двойбан, вернулся домой и…

И — что?

Генка опять встал в тупик. Потом позвонила Рита и позвала его на Фарфоровскую. Выходит, с этого момента и начался сон? Но тогда получается, что, придя из школы, он сразу же лег спать — это в три-то часа дня! — и продрых до сегодняшнего утра. Фигня какая-то… Спать он обычно ложился в десять, а с отъездом родителей — в двенадцать. Ночи, разумеется, а не дня. Да, но если он, вернувшись из школы, не лег спать и не ездил на Фарфоровскую — что же, в таком случае, он делал с трех до полуночи?

В общем, Самокатов опять потопал в школу. Притопал. И около раздевалки встретил Горохова.

Макс как всегда был в своем репертуаре:

— Зацени, Самокат. Вчера на вечеринке две девчонки из-за меня подрались.

На сей раз Генка заценивать не стал.

— Горох, — сказал он, — я задам тебе пару вопросов. Ты просто отвечай и ни о чем не спрашивай.

Горохов недоуменно уставился на друга.

— Самокат, ты в последнее время какой-то прибабахнутый.

«Будешь тут прибабахнутым», — подумал про себя Генка, а вслух спросил:

— Ну, ты врубился?

— Врубился, врубился, — ответил Макс и тотчас спросил: — А почему я не должен ни о чем спрашивать?

— После объясню, — пообещал Самокатов и начал задавать вопросы: — Я вчера в школе был?

— А ты что, сам не…

— Отвечай на вопрос!

— Ну был.

— Мы о Курочкиной говорили?

— Ну говорили.

— Раньше ты о ней слышал?

— Нет, не слышал.

— Мы с тобой после школы куда-нибудь ходили?

— Нет, не ходили… Слушай, Самокат, — не выдержал Горохов, — а ты случайно не шизанулся?

— Вполне возможно, — вздохнул Генка и рассказал Максу обо всем, что с ним случилось то ли во сне, то ли наяву.

— Вот такие у меня заморочки, — мрачно закончил он свой рассказ. — Что ты на это скажешь?

Горохов дурашливо похлопал друга по плечу.

— Чего тут говорить, Самокат. Ложись в психушку.

— Да пошел ты!.. — вспылил Генка.

И сам пошел. Злой как черт.

Макс кинулся следом.

— Эй, я же пошутил.

— Отвали!

— Да не заводись, Самокат! Че ты такой нервный?

— Посмотрел бы я на тебя, если б тебе всякая шиза снилась!

— Подумаешь, как будто мне шизуха не снится. Недавно вон приснилось, что я от монстров удирал.

— Ты хоть удирал. А я на рельсы упал и ни рукой, ни ногой не могу шевельнуть. А товарняк надвигается…

— Ой, да не парься ты, Самокат!

Но Генка не мог не париться.

— Ну вот откуда у меня шишка на затылке?

— Ударился обо что-то.

— О подушку что ли?

— Почему о подушку? О кровать, например.

— А шею кто мне оцарапал?

— Да ты сам ее оцарапал. Вон у тебя ногти какие.

— А с Курочкиной как быть?

— А ты действительно видел ее в нашем классе?

— Как тебя сейчас. И на уроках, и на переменах… Слушай, Горох, — с тревогой сказал Генка, — а вдруг у меня, и вправду, крыша едет?

— Это легко проверить. Есть специальные тесты. Хочешь, я тебя протестирую?

— Ты?

— Ну да. У меня же отец — психиатр… Вот закрой глаза.

— Зачем?

— Да не бойся, закрывай. Я тебе точно скажу, свихнулся ты или нет.

Самокатов закрыл глаза.

— А теперь дотронься указательным пальцем левой руки до кончика носа.

Генка дотронулся.

— Зашибись! — сделал вывод Горохов. — Ты в полном порядке.

— Да уж, в порядке, — буркнул Самокатов, но на душе у него стало чуточку спокойнее.

— Ты просто перезанимался, — объяснил другу Макс. — Навороченный айфон — это, конечно, круто. — Горохов был в курсе Генкиных дел. — Но и за него тоже особо корячиться не стоит.

— Да я особо и не корячусь.

— У нас же сейчас самые клевые годы, — не слушая, продолжал Горохов. — Нам надо не уроками заниматься, а на вечеринках отрываться. Скоро ведь уже вырастем — и начнется скучная взрослая жизнь.

— Да, взрослая жизнь — отстой, — согласился Генка.

— Вот и давай сегодня махнем на вечеринку, — предложил Макс. — Подцепим там классных девчонок…

— Я уже одну подцепил, — вздохнул Самокатов. — А она меня — бац! — и под товарняк.

— Да это, скорее всего, шуточки твоего подсознания.

— Чего-чего?

— Ты хоть знаешь, что такое подсознание?

— Ну так, примерно.

— А я точно знаю. Мне папаша объяснял. У человека мозг на девяносто процентов не работает. Мы мыслим одной коркой… — Горохов для наглядности постучал себя по лбу. — А что заложено в подкорке — неизвестно.

— А при чем тут подсознание?

— Ну ты тормоз, Самокат. Подкорка — и есть подсознание.

— А-а… — протянул Генка. — И что?

— А то, что это у тебя все из подсознания лезет. И Курочкина, и Фарфоровская… Ты на этой станции раньше-то бывал?

— А разве такая станция существует?

— Конечно, существует.

Самокатов присвистнул.

— Ни фига ж себе! Выходит, во сне я узнал про станцию, которая есть на самом деле?

— Да не во сне, — поправил друга Горохов. — Ты знал о ней, но забыл. Вернее, не забыл, а она у тебя из сознания перешла в подсознание. Так же, как и Курочкина.

— Что — и Курочкина существует в реале?

— Конечно. И ты с ней раньше был знаком.

— Когда раньше?

— До школы. И воспоминания о ней ушли в твое подсознание.

Самокатов с сомнением качал головой.

— Сознание, подсознание; фигня все это. Не знал я раньше никакой Курочкиной. И про Фарфоровскую тоже раньше не знал.

— Ты в этом уверен?

— Уверен!

Разговор друзей прервал звонок. Первым уроком была литература.

— Ладно, завязываем, — сказал Генка. — Пошли на литру. Мне надо еще у Нестеровой спросить, когда можно пару по русскому исправить.

Горохов не двинулся с места.

— А что если нам это проверить?

— Что — это?

— Ты говоришь, что про Фарфоровскую не знал. А давай сейчас туда смотаемся. Вдруг там что-нибудь выплывет из твоего подсознания.

— Да ничего там не выплывет.

— А может, выплывет. И тогда твое подсознание перестанет давить на твое сознание. И тебе больше не будет сниться всякое фуфло.

— А как же уроки?

— Самокат, тебе что важнее — уроки или чтоб тебя заморочки не заморачивали? Короче, едем!

— Ладно, поехали.