Неточные совпадения
— Судостроитель, мокшаны строю, тихвинки и вообще всякую мелкую посуду речную. Очень прошу прощения: жена поехала
к родителям, как раз в Песочное, куда и нам завтра ехать. Она у меня — вторая, только весной женился. С
матерью поехала с моей, со свекровью, значит. Один сын — на войну взят писарем, другой — тут помогает мне. Зять, учитель бывший, сидел в винопольке — его тоже на войну, ну и
дочь с ним, сестрой, в Кресте Красном. Закрыли винопольку. А говорят —
от нее казна полтора миллиарда дохода имела?
Когда Марья Алексевна, услышав, что
дочь отправляется по дороге
к Невскому, сказала, что идет вместе с нею, Верочка вернулась в свою комнату и взяла письмо: ей показалось, что лучше, честнее будет, если она сама в лицо скажет
матери — ведь драться на улице
мать не станет же? только надобно, когда будешь говорить, несколько подальше
от нее остановиться, поскорее садиться на извозчика и ехать, чтоб она не успела схватить за рукав.
Митя способен
к жертвам: он сам терпит нужду, чтобы только помогать своей
матери; он сносит все грубости Гордея Карпыча и не хочет отходить
от него, из любви
к его
дочери; он, несмотря на гнев хозяина, пригревает в своей комнате Любима Торцова и дает ему даже денег на похмелье.
В остальную часть визита
мать и
дочь заговорили между собой о какой-то кузине,
от которой следовало получить письмо, но письма не было. Калинович никаким образом не мог пристать
к этому семейному разговору и уехал.
Как назвать Александра бесчувственным за то, что он решился на разлуку? Ему было двадцать лет. Жизнь
от пелен ему улыбалась;
мать лелеяла и баловала его, как балуют единственное чадо; нянька все пела ему над колыбелью, что он будет ходить в золоте и не знать горя; профессоры твердили, что он пойдет далеко, а по возвращении его домой ему улыбнулась
дочь соседки. И старый кот, Васька, был
к нему, кажется, ласковее, нежели
к кому-нибудь в доме.
—
Дочери со мной делать нечего. Я — кто? Прачка. Какая я
мать ей? Она — образованная, ученая. То-то, брат! И уехала
от меня
к богатой подруге, в учительницы будто…
Дальнейший ход внутренней жизни молодых Багровых был как будто приостановлен разными обстоятельствами: сначала рождением
дочери и страстною, безумною любовию
к ней
матери; потом смертию малютки,
от которой едва не помешалась
мать, едва не умерла, и наконец — продолжительным леченьем и житьем в татарской деревне.
Дочери собрались в горницу
к матери, которая спала особо
от старика; там начались такие шептанья и шушуканья, суды и пересуды, что никто из них в этот день и спать не ложился.
Проходит год, два, —
дочь всё ближе
к матери и — дальше
от нее. Уже всем заметно, что парни не знают, куда смотреть ласковей — на ту или эту. А подруги, — друзья и подруги любят укусить там, где чешется, — подруги спрашивают...
На третий день — в участок… то бишь утро посвятим чтению"Московских ведомостей". Нехорошо проведем время, а делать нечего. Нужно, голубушка,
от времени до времени себя проверять. Потом — на Невский — послушать, как надорванные людишки надорванным голосом вопиют: прочь бредни, прочь! А мы пройдем мимо, как будто не понимаем, чье мясо кошка съела. А вечером на свадьбу
к городовому —
дочь за подчаска выдает — вы будете посаженой
матерью, я шафером. Выпьем по бокалу — и домой баиньки.
— То лучше, да из чужих рук, а это
от матери, — и опять продолжала возить подарок за подарком. Наконец бабушке пришла самая оригинальная мысль, и она сделала тетушке такой странный подарок, какого
от нее никак невозможно было и ожидать, а именно: она, явясь в один день
к дочери, объявила, что дарит ей Ольгу Федотовну… Конечно, не навек, не в крепость, а так, в услужение.
Ссора с
матерью сильно расстроила Елену, так что, по переезде на новую квартиру, которую князь нанял ей невдалеке
от своего дома, она постоянно чувствовала себя не совсем здоровою, но скрывала это и не ложилась в постель; она, по преимуществу, опасалась того, чтобы Елизавета Петровна, узнав об ее болезни, не воспользовалась этим и не явилась
к ней под тем предлогом, что ей никто не может запретить видеть больную
дочь.
Бессеменов(оборачиваясь
к ней, смотрит на нее сначала сердито и потом, улыбаясь в бороду, говорит). Ну, тащи ватрушки… тащи… Эхе-хе! (Акулина Ивановна бросается
к шкафу, а Бессеменов говорит
дочери.) Видишь, мать-то, как утка
от собаки птенцов своих, вас
от меня защищает… Всё дрожит, всё боится, как бы я словом-то не ушиб вас… Ба, птичник! Явился, пропащий!
Наперед тебе предсказываю, что ты будешь смеяться до истерики: старуха-мать меня приревновала
к зятю и
от имени
дочери своей объявила мне, что та боится моего знакомства.
Убедившись, что Наташа не из упрямства, а просто
от неуменья не выполняет требований
матери, Варвара Михайловна сама принялась одевать и причесывать свою
дочь, потому что смолоду г-жа Болдухина имела расположение и вкус одеваться
к лицу и щеголевато.
Окончилось вечернее моление. Феодор пошел
к игумну, не обратив на нее ни малейшего внимания, сказал ему о причине приезда и просил дозволения переночевать. Игумен был рад и повел Феодора
к себе… Первое лицо, встретившее их, была женщина, стоявшая близ Феодора,
дочь игумна, который удалился
от света, лишившись жены, и с которым был еще связан своею
дочерью; она приехала гостить
к отцу и собиралась вскоре возвратиться в небольшой городок близ Александрии, где жила у сестры своей
матери.
Мать признала себя ниже
дочери; отец же, как только
дочь стала перерастать его умственно, что было очень нетрудно, охладел
к ней, решил, что она странная, и отступился
от нее.
Мать бросилась
к дочери и плакала
от радости, что
дочь была жива.
Беглянка после мировой почасту гостит в обители, живет там, как в родной семье, получает
от матерей вспоможение,
дочерей отдает
к ним же на воспитание, а если овдовеет, воротится на старое пепелище, в старицы пострижется и станет век свой доживать в обители.
— Не пойдут, — отвечала Варвара Петровна. —
Матери у нее нет, только отец. Сама-то я его не знаю, а сестрица Марьюшка довольно знает — прежде он был ихним алымовским крепостным. Старовер. Да это бы ничего — мало ль староверов на праведном пути пребывает, — человек-от не такой, чтобы
к Божьим людям подходил. Ему Бог — карман, вера в наживе. Стропотен и
к тому же и лют. Страхом и бичом подвластными правит. И ни
к кому, опричь
дочери, любви нет у него.
Из
дочерей старшая, если не ошибаюсь, носила фамилию своего отца Нарышкина, а девочка, рожденная уже в браке с Дюма, очень бойкая и кокетливая особа, пользовалась такими правами, что во время десерта, когда все еще сидели за столом, начала бегать по самому столу —
от отца
к матери.
— Гм!.. Не женат… — проговорила она в раздумье. — Гм!.. Лиля и Мила, не сидите у окна — сквозит! Как жаль! Молодой человек и так себя распустил! А всё отчего? Влияния хорошего нет! Нет
матери, которая бы… Не женат? Ну, вот… так и есть… Пожалуйста, будьте так добры, — продолжала полковница мягко, подумав, — сходите
к нему и
от моего имени попросите, чтобы он… воздержался
от выражений… Скажите: полковница Нашатырина просила… С
дочерями, скажите, в 47-м номере живет… из своего имения приехала…
Худенькое, иссохшее
от лихорадки тельце ребенка задрожало, забилось в ознобе. Несчастная
мать кинулась
к дочери, обхватила ее своими трепещущими руками и старалась отогреть своим теплым дыханием.
— Ирена вас любит. Она умрет
от этой любви… Я хочу, чтобы она жила, я хочу, чтобы она была счастлива… Я хочу, чтобы она была честной женщиной. Князь, перед вами
мать, умоляющая за свою
дочь, говорит вам: не убивайте моего ребенка, не доводите его до отчаяния… Вы совершили преступление, да, преступление самое ужасное из всех, над этим беззащитным существом, которое вы опозорили в награду за ее любовь
к вам, красоту и невинность… Князь, сжальтесь над ней!
Далее этого идти уже некуда, и можно с утвердительностью сказать, что действительно «последняя вещь горше первой», ибо
дочь крестьянки еще «для прилики» слышала наставление: «веди себя честно», а «
дочери девиц», как выразилась одна из них на суде, получают
от своих
матерей «прямое руководство
к своей жизни». Здесь,
к удовольствию селохвалителей и градоненавистников, городские фрукты действительно оказываются гнилостнее деревенских, но дело не в скверных концах, а в дурных началах…