Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ну, скажите, пожалуйста: ну, не совестно ли вам? Я
на вас одних полагалась, как
на порядочного человека: все вдруг выбежали, и вы туда ж за ними! и я вот
ни от
кого до сих пор толку не доберусь. Не стыдно ли вам? Я у вас крестила вашего Ванечку и Лизаньку, а вы вот как со мною поступили!
Поспел горох! Накинулись,
Как саранча
на полосу:
Горох, что девку красную,
Кто ни пройдет — щипнет!
Теперь горох у всякого —
У старого, у малого,
Рассыпался горох
На семьдесят дорог!
Как
ни на есть — доподлинно:
Кому жить любо-весело,
Вольготно
на Руси?..
Не видеться
ни с женами,
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда спору нашему
Решенья не найдем,
Покуда не доведаем
Как
ни на есть — доподлинно:
Кому жить любо-весело,
Вольготно
на Руси?
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать,
ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь — когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь — когда больна…
А
на четвертый новое
Подкралось горе лютое —
К
кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
Поспоривши, повздорили,
Повздоривши, подралися,
Подравшися, удумали
Не расходиться врозь,
В домишки не ворочаться,
Не видеться
ни с женами,
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда спору нашему
Решенья не найдем,
Покуда не доведаем
Как
ни на есть — доподлинно,
Кому жить любо-весело,
Вольготно
на Руси?
Поймал его Пахомушка,
Поднес к огню, разглядывал
И молвил: «Пташка малая,
А ноготок востер!
Дыхну — с ладони скатишься,
Чихну — в огонь укатишься,
Щелкну — мертва покатишься,
А все ж ты, пташка малая,
Сильнее мужика!
Окрепнут скоро крылышки,
Тю-тю! куда
ни вздумаешь,
Туда и полетишь!
Ой ты, пичуга малая!
Отдай свои нам крылышки,
Все царство облетим,
Посмотрим, поразведаем,
Поспросим — и дознаемся:
Кому живется счастливо,
Вольготно
на Руси...
На радости целуются,
Друг дружке обещаются
Вперед не драться зря,
А с толком дело спорное
По разуму, по-божески,
На чести повести —
В домишки не ворочаться,
Не видеться
ни с женами,
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда делу спорному
Решенья не найдут,
Покуда не доведают
Как
ни на есть доподлинно:
Кому живется счастливо,
Вольготно
на Руси?
Г-жа Простакова. Я, братец, с тобою лаяться не стану. (К Стародуму.) Отроду, батюшка,
ни с
кем не бранивалась. У меня такой нрав. Хоть разругай, век слова не скажу. Пусть же, себе
на уме, Бог тому заплатит,
кто меня, бедную, обижает.
Стародум. Как! А разве тот счастлив,
кто счастлив один? Знай, что, как бы он знатен
ни был, душа его прямого удовольствия не вкушает. Вообрази себе человека, который бы всю свою знатность устремил
на то только, чтоб ему одному было хорошо, который бы и достиг уже до того, чтоб самому ему ничего желать не оставалось. Ведь тогда вся душа его занялась бы одним чувством, одною боязнию: рано или поздно сверзиться. Скажи ж, мой друг, счастлив ли тот,
кому нечего желать, а лишь есть чего бояться?
— И будете вы платить мне дани многие, — продолжал князь, — у
кого овца ярку принесет, овцу
на меня отпиши, а ярку себе оставь; у
кого грош случится, тот разломи его начетверо: одну часть мне отдай, другую мне же, третью опять мне, а четвертую себе оставь. Когда же пойду
на войну — и вы идите! А до прочего вам
ни до чего дела нет!
Более всего заботила его Стрелецкая слобода, которая и при предшественниках его отличалась самым непреоборимым упорством. Стрельцы довели энергию бездействия почти до утонченности. Они не только не являлись
на сходки по приглашениям Бородавкина, но, завидев его приближение, куда-то исчезали, словно сквозь землю проваливались. Некого было убеждать, не у
кого было
ни о чем спросить. Слышалось, что кто-то где-то дрожит, но где дрожит и как дрожит — разыскать невозможно.
Само собою разумеется, что он не говорил
ни с
кем из товарищей о своей любви, не проговаривался и в самых сильных попойках (впрочем, он никогда не бывал так пьян, чтобы терять власть над собой) и затыкал рот тем из легкомысленных товарищей, которые пытались намекать ему
на его связь.
Ни у
кого не спрашивая о ней, неохотно и притворно-равнодушно отвечая
на вопросы своих друзей о том, как идет его книга, не спрашивая даже у книгопродавцев, как покупается она, Сергей Иванович зорко, с напряженным вниманием следил за тем первым впечатлением, какое произведет его книга в обществе и в литературе.
В прошлом году он оставил дипломатическую службу, не по неприятности (у него никогда
ни с
кем не бывало неприятностей), и перешел
на службу в дворцовое ведомство в Москву, для того чтобы дать наилучшее воспитание своим двум мальчикам.
А он знает меня так же мало, как
кто бы то
ни было
на свете знает меня.
Окончив курсы в гимназии и университете с медалями, Алексей Александрович с помощью дяди тотчас стал
на видную служебную дорогу и с той поры исключительно отдался служебному честолюбию.
Ни в гимназии,
ни в университете,
ни после
на службе Алексей Александрович не завязал
ни с
кем дружеских отношений. Брат был самый близкий ему по душе человек, но он служил по министерству иностранных дел, жил всегда за границей, где он и умер скоро после женитьбы Алексея Александровича.
Нет, уж извини, но я считаю аристократом себя и людей подобных мне, которые в прошедшем могут указать
на три-четыре честные поколения семей, находившихся
на высшей степени образования (дарованье и ум — это другое дело), и которые никогда
ни перед
кем не подличали, никогда
ни в
ком не нуждались, как жили мой отец, мой дед.
Как
ни часто и много слышали оба о примете, что
кто первый ступит
на ковер, тот будет главой в семье,
ни Левин,
ни Кити не могли об этом вспомнить, когда они сделали эти несколько шагов.
Ей так легко и спокойно было, так ясно она видела, что всё, что ей
на железной дороге представлялось столь значительным, был только один из обычных ничтожных случаев светской жизни и что ей
ни пред
кем,
ни пред собой стыдиться нечего.
— Я несогласен, что нужно и можно поднять еще выше уровень хозяйства, — сказал Левин. — Я занимаюсь этим, и у меня есть средства, а я ничего не мог сделать. Банки не знаю
кому полезны. Я, по крайней мере,
на что
ни затрачивал деньги в хозяйстве, всё с убытком: скотина — убыток, машина — убыток.
Народ, доктор и фельдшер, офицеры его полка, бежали к нему. К своему несчастию, он чувствовал, что был цел и невредим. Лошадь сломала себе спину, и решено было ее пристрелить. Вронский не мог отвечать
на вопросы, не мог говорить
ни с
кем. Он повернулся и, не подняв соскочившей с головы фуражки, пошел прочь от гипподрома, сам не зная куда. Он чувствовал себя несчастным. В первый раз в жизни он испытал самое тяжелое несчастие, несчастие неисправимое и такое, в котором виною сам.
Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения
на прочих мужчин, не потому, чтоб ты был лучше их, о нет! но в твоей природе есть что-то особенное, тебе одному свойственное, что-то гордое и таинственное; в твоем голосе, что бы ты
ни говорил, есть власть непобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым;
ни в
ком зло не бывает так привлекательно; ничей взор не обещает столько блаженства; никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами и никто не может быть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не старается уверить себя в противном.
Все эти замечания пришли мне
на ум, может быть, только потому, что я знал некоторые подробности его жизни, и, может быть,
на другого вид его произвел бы совершенно различное впечатление; но так как вы о нем не услышите
ни от
кого, кроме меня, то поневоле должны довольствоваться этим изображением.
В эту минуту я встретил ее глаза: в них бегали слезы; рука ее, опираясь
на мою, дрожала; щеки пылали; ей было жаль меня! Сострадание — чувство, которому покоряются так легко все женщины, — впустило свои когти в ее неопытное сердце. Во все время прогулки она была рассеянна,
ни с
кем не кокетничала, — а это великий признак!
Кто был то, что называют тюрюк, то есть человек, которого нужно было подымать пинком
на что-нибудь;
кто был просто байбак, лежавший, как говорится, весь век
на боку, которого даже напрасно было подымать: не встанет
ни в каком случае.
Казалось, как будто он хотел взять их приступом; весеннее ли расположение подействовало
на него, или толкал его
кто сзади, только он протеснялся решительно вперед, несмотря
ни на что; откупщик получил от него такой толчок, что пошатнулся и чуть-чуть удержался
на одной ноге, не то бы, конечно, повалил за собою целый ряд; почтмейстер тоже отступился и посмотрел
на него с изумлением, смешанным с довольно тонкой иронией, но он
на них не поглядел; он видел только вдали блондинку, надевавшую длинную перчатку и, без сомнения, сгоравшую желанием пуститься летать по паркету.
— Ваше сиятельство, — сказал Муразов, —
кто бы
ни был человек, которого вы называете мерзавцем, но ведь он человек. Как же не защищать человека, когда знаешь, что он половину зол делает от грубости и неведенья? Ведь мы делаем несправедливости
на всяком шагу и всякую минуту бываем причиной несчастья другого, даже и не с дурным намереньем. Ведь ваше сиятельство сделали также большую несправедливость.
Чуть замечал у
кого один кусок, подкладывал ему тут же другой, приговаривая: «Без пары
ни человек,
ни птица не могут жить
на свете».
— Ступай к каретнику, чтобы поставил коляску
на полозки, — сказал Чичиков, а сам пошел в город, но
ни <к>
кому не хотел заходить отдавать прощальных визитов.
Все, что
ни было, обратилось к нему навстречу,
кто с картами в руках,
кто на самом интересном пункте разговора произнесши: «а нижний земский суд отвечает
на это…», но что такое отвечает земский суд, уж это он бросил в сторону и спешил с приветствием к нашему герою.
Впрочем, если слово из улицы попало в книгу, не писатель виноват, виноваты читатели, и прежде всего читатели высшего общества: от них первых не услышишь
ни одного порядочного русского слова, а французскими, немецкими и английскими они, пожалуй, наделят в таком количестве, что и не захочешь, и наделят даже с сохранением всех возможных произношений: по-французски в нос и картавя, по-английски произнесут, как следует птице, и даже физиономию сделают птичью, и даже посмеются над тем,
кто не сумеет сделать птичьей физиономии; а вот только русским ничем не наделят, разве из патриотизма выстроят для себя
на даче избу в русском вкусе.
«Так ты женат! не знал я ране!
Давно ли?» — «Около двух лет». —
«
На ком?» — «
На Лариной». — «Татьяне!»
«Ты ей знаком?» — «Я им сосед». —
«О, так пойдем же». Князь подходит
К своей жене и ей подводит
Родню и друга своего.
Княгиня смотрит
на него…
И что ей душу
ни смутило,
Как сильно
ни была она
Удивлена, поражена,
Но ей ничто не изменило:
В ней сохранился тот же тон,
Был так же тих ее поклон.
Не забирайте много с собой одежды: по сорочке и по двое шаровар
на козака да по горшку саламаты [Саламата — мучная похлебка (в основном из гречневой муки).] и толченого проса — больше чтоб и не было
ни у
кого!
И минуты две думал он, кинуть ли его
на расхищенье волкам-сыромахам или пощадить в нем рыцарскую доблесть, которую храбрый должен уважать в
ком бы то
ни было. Как видит, скачет к нему
на коне Голокопытенко...
И много было видно за ними всякой шляхты, вооружившейся
кто на свои червонцы,
кто на королевскую казну,
кто на жидовские деньги, заложив все, что
ни нашлось в дедовских замках.
Погнул он крепко Дёгтяренка, сбил его
на землю и уже, замахнувшись
на него саблей, кричал: «Нет из вас, собак-козаков,
ни одного,
кто бы посмел противустать мне!»
— Нет, не брежу… — Раскольников встал с дивана. Подымаясь к Разумихину, он не подумал о том, что с ним, стало быть, лицом к лицу сойтись должен. Теперь же, в одно мгновение, догадался он, уже
на опыте, что всего менее расположен, в эту минуту, сходиться лицом к лицу с
кем бы то
ни было в целом свете. Вся желчь поднялась в нем. Он чуть не захлебнулся от злобы
на себя самого, только что переступил порог Разумихина.
Раскольников, говоря это, хоть и смотрел
на Соню, но уж не заботился более: поймет она или нет. Лихорадка вполне охватила его. Он был в каком-то мрачном восторге. (Действительно, он слишком долго
ни с
кем не говорил!) Соня поняла, что этот мрачный катехизис [Катехизис — краткое изложение христианского вероучения в виде вопросов и ответов.] стал его верой и законом.
С какою-то даже жадностию накинулся он
на Раскольникова, точно целый месяц тоже
ни с
кем не говорил.
— Да ведь и я знаю, что не вошь, — ответил он, странно смотря
на нее. — А впрочем, я вру, Соня, — прибавил он, — давно уже вру… Это все не то; ты справедливо говоришь. Совсем, совсем, совсем тут другие причины!.. Я давно
ни с
кем не говорил, Соня… Голова у меня теперь очень болит.
Контора была от него с четверть версты. Она только что переехала
на новую квартиру, в новый дом, в четвертый этаж.
На прежней квартире он был когда-то мельком, но очень давно. Войдя под ворота, он увидел направо лестницу, по которой сходил мужик с книжкой в руках; «дворник, значит; значит, тут и есть контора», и он стал подниматься наверх наугад. Спрашивать
ни у
кого ни об чем не хотел.
Женщина. Да уж как
ни прячься! Коли
кому на роду написано, так никуда не уйдешь.
Кудряш.
Кто же ему угодит, коли у него вся жизнь основана
на ругательстве? А уж пуще всего из-за денег;
ни одного расчета без брани не обходится. Другой рад от своего отступиться, только бы он унялся. А беда, как его поутру кто-нибудь рассердит! Целый день ко всем придирается.
Баснь эту лишним я почёл бы толковать;
Но ка́к здесь к слову не сказать,
Что лучше верного держаться,
Чем за обманчивой надеждою гоняться?
Найдётся тысячу несчастных от неё
На одного,
кто не был ей обманут,
А мне, что́ говорить
ни станут,
Я буду всё твердить своё:
Что́ впереди — бог весть; а что моё — моё!
Чем нравом
кто дурней,
Тем более кричит и ропщет
на людей:
Не видит добрых он, куда
ни обернётся,
А первый сам
ни с
кем не уживётся.
Счастлив,
кто на чреде трудится знаменитой:
Ему и то уж силы придаёт,
Что подвигов его свидетель целый свет.
Но сколь и тот почтен,
кто, в низости сокрытый,
За все труды, за весь потерянный покой,
Ни славою,
ни почестьми не льстится,
И мыслью оживлён одной:
Что к пользе общей он трудится.
Кто к ульям
ни просился,
С отказом отпустили всех,
И, как на-смех,
Тут Мишка очутился.
На ниве, зыблемый погодой, Колосок,
Увидя за стеклом в теплице
И в неге, и в добре взлелеянный цветок,
Меж тем, как он и мошек веренице,
И бурям, и жарам, и холоду открыт,
Хозяину с досадой говорит:
«За что́ вы, люди, так всегда несправедливы,
Что
кто умеет ваш утешить вкус иль глаз,
Тому
ни в чём отказа нет у вас,
А
кто полезен вам, к тому вы нерадивы?
Лариса. Лжете. Я любви искала и не нашла.
На меня смотрели и смотрят, как
на забаву. Никогда никто не постарался заглянуть ко мне в душу,
ни от
кого я не видела сочувствия, не слыхала теплого, сердечного слова. А ведь так жить холодно. Я не виновата, я искала любви и не нашла… ее нет
на свете… нечего и искать. Я не нашла любви, так буду искать золота. Подите, я вашей быть не могу.