Неточные совпадения
И все эти соображения о значении Славянского элемента во всемирной истории показались ему так ничтожны в сравнении
с тем, что
делалось в его
душе, что он мгновенно забыл всё это и перенесся в то самое настроение, в котором был нынче утром.
— В первый раз, как я увидел твоего коня, — продолжал Азамат, — когда он под тобой крутился и прыгал, раздувая ноздри, и кремни брызгами летели из-под копыт его, в моей
душе сделалось что-то непонятное, и
с тех пор все мне опостылело: на лучших скакунов моего отца смотрел я
с презрением, стыдно было мне на них показаться, и тоска овладела мной; и, тоскуя, просиживал я на утесе целые дни, и ежеминутно мыслям моим являлся вороной скакун твой
с своей стройной поступью,
с своим гладким, прямым, как стрела, хребтом; он смотрел мне в глаза своими бойкими глазами, как будто хотел слово вымолвить.
Мы тронулись в путь;
с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще
с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от
души, и она
делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
— Да как вам сказать, Афанасий Васильевич? Я не знаю, лучше ли мои обстоятельства. Мне досталось всего пя<тьдесят>
душ крестьян и тридцать тысяч денег, которыми я должен был расплатиться
с частью моих долгов, — и у меня вновь ровно ничего. А главное дело, что дело по этому завещанью самое нечистое. Тут, Афанасий Васильевич, завелись такие мошенничества! Я вам сейчас расскажу, и вы подивитесь, что такое
делается. Этот Чичиков…
Между тем, отрицая в человеке человека —
с душой,
с правами на бессмертие, он проповедовал какую-то правду, какую-то честность, какие-то стремления к лучшему порядку, к благородным целям, не замечая, что все это
делалось ненужным при том, указываемом им, случайном порядке бытия, где люди, по его словам, толпятся, как мошки в жаркую погоду в огромном столбе, сталкиваются, мятутся, плодятся, питаются, греются и исчезают в бестолковом процессе жизни, чтоб завтра дать место другому такому же столбу.
И то сколько раз из глубины
души скажет спасибо заботливому начальству здешнего края всякий, кого судьба бросит на эту пустынную дорогу, за то, что уже сделано и что
делается понемногу, исподволь, — за безопасность, за возможность, хотя и
с трудом, добраться сквозь эти, при малейшей небрежности непроходимые, места!
— Папа, пожалей меня, — говорила девушка, ласкаясь к отцу. — Находиться в положении вещи, которую всякий имеет право приходить осматривать и приторговывать… нет, папа, это поднимает такое нехорошее чувство в
душе!
Делается как-то обидно и вместе
с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова: если бы я не должна была являться перед ним в качестве товара, которому только из вежливости не смотрят в зубы, я отнеслась бы к нему гораздо лучше, чем теперь.
С Катериной Ивановной
сделался припадок. Она рыдала, спазмы
душили ее. Все около нее суетились.
А между тем слова старика открывали перед молодым существом иной мир, иначе симпатичный, нежели тот, в котором сама религия
делалась чем-то кухонным, сводилась на соблюдение постов да на хождение ночью в церковь, где изуверство, развитое страхом, шло рядом
с обманом, где все было ограничено, поддельно, условно и жало
душу своей узкостью.
Рассказы о возмущении, о суде, ужас в Москве сильно поразили меня; мне открывался новый мир, который становился больше и больше средоточием всего нравственного существования моего; не знаю, как это
сделалось, но, мало понимая или очень смутно, в чем дело, я чувствовал, что я не
с той стороны,
с которой картечь и победы, тюрьмы и цепи. Казнь Пестеля и его товарищей окончательно разбудила ребяческий сон моей
души.
Припоминая «мертвяка», рядом
с которым он провел ночь, Вахрушка долго плевался и для успокоения пил опять стаканчик за стаканчиком, пока совсем не отлегло от
души. Э, наплевать!.. Пусть другие отвечают, а он ничего не знает. Ну, ночевал действительно, ну, ушел — и только. Вахрушке даже
сделалось весело, когда он представил себе картину приятного пробуждения других пьяниц в темной.
Какое-то странное волнение охватило Галактиона, точно он боялся чего-то не довезти и потерять дорогой. А потом эта очищающая жажда высказаться, выложить всю
душу… Ему
сделалось даже страшно при мысли, что отец мог вдруг умереть, и он остался бы навсегда
с тяжестью на
душе.
Что же
с душой в эту минуту
делается, до каких судорог ее доводят?
Первые трое суток мы ехали на телеге, что было довольно беспокойно; теперь сели на сани, и я очень счастлив. Не знаю, как будет далее, а говорят — худа дорога,
сделалось очень тепло. Заметь, в какое время нас отправили, но слава богу, что разделались
с Шлиссельбургом, где истинная тюрьма. Впрочем, благодаря вашим попечениям и Плуталову я имел бездну пред другими выгод; собственным опытом убедился, что в человеческой
душе на всякие случаи есть силы, которые только надо уметь сыскать.
Анна Ивановна была дочь одного бедного чиновника, и приехала в Москву
с тем, чтобы держать в университете экзамен на гувернантку. Она почти без копейки денег поселилась в номерах у m-me Гартунг и
сделалась какою-то дочерью второго полка студентов: они все почти были в нее влюблены, оберегали ее честь и целомудрие, и почти на общий счет содержали ее, и не позволяли себе не только
с ней, по даже при ней никакой неприличной шутки: сама-то была она уж очень чиста и невинна
душою!
В самом деле, это был премилейший мальчик: красавчик собою, слабый и нервный, как женщина, но вместе
с тем веселый и простодушный,
с душою отверстою и способною к благороднейшим ощущениям,
с сердцем любящим, правдивым и признательным, — он
сделался идолом в доме Ихменевых.
— Эх, молодой человек, молодой человек, — продолжал доктор
с таким выражением, как будто в этих двух словах заключалось что-то для меня весьма обидное, — где вам хитрить, ведь у вас еще, слава богу, что на
душе, то и на лице. А впрочем, что толковать? я бы и сам сюда не ходил, если б (доктор стиснул зубы)… если б я не был такой же чудак. Только вот чему я удивляюсь: как вы,
с вашим умом, не видите, что
делается вокруг вас?
От такого варварского решения
с Ниной Леонтьевной
сделалось дурно, хотя в
душе она желала, чтобы генерал остался в горах, и вместе
с тем желала сорвать на нем расходившуюся желчь.
Днем Ромашов старался хоть издали увидать ее на улице, но этого почему-то не случалось. Часто, увидав издали женщину, которая фигурой, походкой, шляпкой напоминала ему Шурочку, он бежал за ней со стесненным сердцем,
с прерывающимся дыханием, чувствуя, как у него руки от волнения
делаются холодными и влажными. И каждый раз, заметив свою ошибку, он ощущал в
душе скуку, одиночество и какую-то мертвую пустоту.
Ромашов знал, что и сам он бледнеет
с каждым мгновением. В голове у него
сделалось знакомое чувство невесомости, пустоты и свободы. Странная смесь ужаса и веселья подняла вдруг его
душу кверху, точно легкую пьяную пену. Он увидел, что Бек-Агамалов, не сводя глаз
с женщины, медленно поднимает над головой шашку. И вдруг пламенный поток безумного восторга, ужаса, физического холода, смеха и отваги нахлынул на Ромашова. Бросаясь вперед, он еще успел расслышать, как Бек-Агамалов прохрипел яростно...
А впрочем, знаете ли, и меня начинает уж утомлять мое собственное озлобление; я чувствую, что в груди у меня
делается что-то неладное: то будто удушье схватит, то начнет что-то покалывать, словно буравом сверлит… Как вы думаете, доживу ли я до лета или же, вместе
с зимними оковами реки Крутогорки, тронется, почуяв весеннее тепло, и
душа моя?.."
— За мое призвание, — продолжал студент, — что я не хочу по их дудке плясать и
сделаться каким-нибудь офицером, они считают меня, как и Гамлета, почти сумасшедшим. Кажется, после всего этого можно сыграть эту роль
с душой; и теперь меня собственно останавливает то, что знакомых, которые бы любили и понимали это дело, у меня нет. Самому себе доверить невозможно, и потому, если б вы позволили мне прочесть вам эту роль… я даже принес книжку… если вы только позволите…
Дамы высшего круга, забыв приличие, высунулись из лож — и так прошло все явление довольно тихо; но когда привели детей, Эйлалия кинулась в объятия мужа
с каким-то потрясающим
душу воплем, так что вздрогнула вся толпа;
с сестрой управляющего палатой государственных имуществ
сделалось дурно.
— Если ничем не кончится наше дело — послезавтра; если же оно пойдет на лад — может быть, придется пробыть лишний день или два. Во всяком случае — минуты не промешкаю. Ведь я
душу свою оставляю здесь! Однако я
с вами заговорился, а мне нужно перед отъездом еще домой сбегать… Дайте мне руку на счастье, фрау Леноре, — у нас в России всегда так
делается.
Крапчик очень хорошо понимал, что все это совершилось под давлением сенатора и
делалось тем прямо в пику ему; потом у Крапчика
с дочерью
с каждым днем все более и более возрастали неприятности: Катрин
с тех пор, как уехал из губернского города Ченцов, и уехал даже неизвестно куда,
сделалась совершеннейшей тигрицей; главным образом она, конечно, подозревала, что Ченцов последовал за Рыжовыми, но иногда ей подумывалось и то, что не от долга ли карточного Крапчику он уехал, а потому можно судить, какие чувства к родителю рождались при этой мысли в весьма некроткой
душе Катрин.
Начали
с вопроса о бессмертии
души и очень ловко дали беседе такую форму, как будто она возымела начало еще до нашего прихода, а мы только случайно
сделались ее участниками.
Отведывала
с Иудушкой и индюшек и уток; спала всласть и ночью, и после обеда и отводила
душу в бесконечных разговорах о пустяках, на которые Иудушка был тороват по природе, а она
сделалась тороватою вследствие старости.
Убьют, повесят, засекут женщин, стариков, невинных, как у нас в России недавно на Юзовском заводе и как это
делается везде в Европе и Америке — в борьбе
с анархистами и всякими нарушителями существующего порядка: расстреляют, убьют, повесят сотни, тысячи людей, или, как это делают на войнах, — побьют, погубят миллионы людей, или как это
делается постоянно, — губят
души людей в одиночных заключениях, в развращенном состоянии солдатства, и никто не виноват.
В приемах и речах Бельтова было столько открытого, простого, и притом в нем было столько такту, этой высокой принадлежности людей
с развитой и нежной
душою, что не прошло получаса, как тон беседы
сделался приятельским.
Она подняла на меня свои кроткие большие глаза
с опухшими от слез веками. Меня охватила какая-то невыразимая жалость. Мне вдруг захотелось ее обнять, приласкать, наговорить тех слов, от которых
делается тепло на
душе. Помню, что больше всего меня подкупала в ней эта детская покорность и беззащитность.
— В том-то и дело, что не глупости, Феня… Ты теперь только то посуди, что в брагинском доме в этот год
делалось, а потом-то что будет? Дальше-то и подумать страшно… Легко тебе будет смотреть, как брагинская семья будет делиться: старики врозь, сыновья врозь, снохи врозь. Нюшу столкают
с рук за первого прощелыгу. Не они первые, не они последние. Думаешь, даром Гордей-то Евстратыч за тобой на коленях ползал да слезами обливался? Я ведь все видела тогда… Не бери на свою
душу греха!..
Юрий едва слышал, что говорил ему юродивый; он не понимал сам, что
с ним
делалось; голос упавшей в обморок девицы, вероятно, дочери боярина Кручины, проник до глубины его сердца: что-то знакомое, близкое
душе его отозвалось в этом крике, который, казалось Юрию, походил более на радостное восклицание, чем на вопль горести.
Очевидным
делалось, что, неразлучно
с этими воспоминаниями, в
душе старика возникали другие, более драгоценные воспоминания.
Молодое лицо, встревоженное горем, мало-помалу
делалось покойнее; но, подобно озеру, утихающему после осенней бури, лицо Вани освещалось печальным, холодным светом; молодые черты его точно закалялись под влиянием какой-то непреклонной решимости, которая
с каждой секундой все более и более созревала в глубине
души его.
Глаза старого рыбака были закрыты; он не спал, однако ж, морщинки, которые то набегали, то сглаживались на высоком лбу его, движение губ и бровей, ускоренное дыхание ясно свидетельствовали присутствие мысли; в
душе его должна была происходить сильная борьба. Мало-помалу лицо его успокоилось; дыхание
сделалось ровнее; он точно заснул. По прошествии некоторого времени
с печки снова послышался его голос. Глеб подозвал жену и сказал, чтобы его перенесли на лавку к окну.
Параша. Что ты пуглив больно! Ты вот слов моих испугался, а кабы ты в душу-то мою заглянул, что там-то! Черно, Вася, черно там. Знаешь ли ты, что
с душой-то
делается, когда терпенью конец приходит? (Почти шопотом). Знаешь ли ты, парень, какой это конец-то, где этот конец-то терпенью?
Если со стороны поглядеть на меня, то это, вероятно, ужасно; сам же я не понимаю, что
делается с моею
душой…
На другой день Анна Юрьевна в самом деле заехала за бароном и увезла его
с собой. Дом ее и убранство в оном совершенно подтвердили в глазах барона ее слова о двадцати тысячах
душ. Он заметно
сделался внимательнее к Анне Юрьевне и начал
с каким-то особенным уважением ее подсаживать и высаживать из экипажа, а сидя
с ней в коляске, не рассаживался на все сиденье и занимал только половину его.
И опять
с моими глазами
сделалось что-то, как утром, когда я смотрел на Тита. Фигура Бел_и_чки то приближалась, то удалялась, странно расплываясь и меняя очертания… Довольное, упитанное лицо,
с «жировыми отложениями и пигментацией…» Одно только это лицо, плавающее в сочных звуках собственного голоса… Еще минута, и передо мной плавал вместо лица благополучный пузырь, ведущий «идеальное» существование… И вдруг это созерцание прервалось железным скрежетом, холодящим
душу и вызывающим содрогание.
Вышел священник и, склонив голову немного вниз, начал возглашать: «Господи, владыко живота моего!» Бегушев очень любил эту молитву, как одно из глубочайших лирических движений
души человеческой, и сверх того высоко ценил ее по силе слова, в котором вылилось это движение; но когда он наклонился вместе
с другими в землю, то подняться затруднился, и уж Маремьяша подбежала и помогла ему; красен он при этом
сделался как рак и, не решившись повторять более поклона, опять сел на стул.
Наконец пробило шесть часов, и подали тарантас Рудина. Он стал торопливо прощаться со всеми. На
душе у него было очень скверно. Не ожидал он, что так выедет из этого дома: его как будто выгоняли… «Как это все
сделалось! и к чему было спешить? А впрочем, один конец», — вот что думал он, раскланиваясь на все стороны
с принужденной улыбкой. В последний раз взглянул он на Наталью, и сердце его шевельнулось: глаза ее были устремлены на него
с печальным, прощальным упреком.
Страшно ему вдруг
сделалось за свою грешную
душу, за смелость,
с какой он вошел в святой божий храм, за свое грешное бессилие, точно постригали его, а не безвестного служку Герасима.
Юрий не слыхал, не слушал; он держал белую руку Ольги в руках своих, поцелуями осушал слезы, висящие на ее ресницах… но напрасно он старался ее успокоить, обнадежить: она отвернулась от него, не отвечала, не шевелилась; как восковая кукла, неподвижно прислонившись к стене, она старалась вдохнуть в себя ее холодную влажность; отчего это
с нею
сделалось?.. как объяснить сердце молодой девушки: миллион чувствований теснится, кипит в ее
душе; и нередко лицо и глаза отражают их, как зеркало отражает буквы письма — наоборот!..
— Дай бог тебе счастье, если ты веришь им обоим! — отвечала она, и рука ее играла густыми кудрями беспечного юноши; а их лодка скользила неприметно вдоль по реке, оставляя белый змеистый след за собою между темными волнами; весла, будто крылья черной птицы, махали по обеим сторонам их лодки; они оба сидели рядом, и по веслу было в руке каждого; студеная влага
с легким шумом всплескивала, порою озаряясь фосфорическим блеском; и потом уступала, оставляя быстрые круги, которые постепенно исчезали в темноте; — на западе была еще красная черта, граница дня и ночи; зарница, как алмаз, отделялась на синем своде, и свежая роса уж падала на опустелый берег <Суры>; — мирные плаватели, посреди усыпленной природы, не думая о будущем, шутили меж собою; иногда Юрий каким-нибудь движением заставлял колебаться лодку, чтоб рассердить, испугать свою подругу; но она умела отомстить за это невинное коварство; неприметно гребла в противную сторону, так что все его усилия
делались тщетны, и челнок останавливался, вертелся… смех, ласки, детские опасения, всё так отзывалось чистотой
души, что если б демон захотел искушать их, то не выбрал бы эту минуту...
Ты в это время
Сближаться
с нами понемногу стал,
И, чем
с тобою чаще я встречалась,
Тем каждый раз мне
делалось яснее
Противоречье меж твоей
душойИ жизнию твоей.
И все это до того быстро
сделалось, что господин Голядкин-старший и рта раскрыть не успел, как уже все и
душою и телом предались безобразному и поддельному господину Голядкину и
с глубочайшим презрением отвергли его, настоящего и невинного господина Голядкина.
Теперь они
сделались еще глуше и уединеннее: фонари стали мелькать реже — масла, как видно, уже меньше отпускалось; пошли деревянные домы, заборы; нигде ни
души; сверкал только один снег по улицам да печально чернели
с закрытыми ставнями заснувшие низенькие лачужки.
Да, все эти обломовцы никогда не перерабатывали в плоть и кровь свою тех начал, которые им внушили, никогда не проводили их до последних выводов, не доходили до той грани, где слово становится делом, где принцип сливается
с внутренней потребностью
души, исчезает в ней и
делается единственною силою, двигающею человеком.
Я
с первого раза полюбил оригинального попа, громкая речь которого всегда была приправлена крупной солью и таким необыкновенно заливистым смехом, начинавшимся
с высочайшего тенора, что невольно на
душе делалось светлее, и мы каждый раз от
души хохотали вместе
с о. Андроником.
Такие люди незаменимы, как кабинетные ученые, но в практической жизни они безвозвратно тонут в волнах житейского моря, если счастливая случайность не привяжет их к какому-нибудь хорошему делу или хорошему человеку; по отношению к Мухоедову во мне боролись два противоположных чувства — я любил его и по воспоминаниям молодости, и как простую честную
душу, а
с другой стороны, мне
делалось больно и обидно за него, когда я раздумывал на тему о его характере.