— Среди блеска, который меня окружал, как вы сейчас выразились. Именно, да, не теряла. Об этом блеске мы еще поговорим с вами; а теперь вы должны рассказывать, много, долго рассказывать, никто вам не помешает. Ах, как это будет чудесно! — прибавила Ирина, весело усаживаясь и охорашиваясь в кресле. —
Ну же, начинайте.
Неточные совпадения
— Ну-с, извините; Саркизов лгун, точно; он
же с мертвого отца парчовой покров стащил, об этом я спорить никогда не стану; но Прасковья Яковлевна, какое сравненье! Вспомните, как она благородно с мужем разошлась! Но вы, я знаю, вы всегда готовы…
Ну, и конечно, тут
же, кстати, достанется и гнилому Западу.
— Все так, Созонт Иваныч, — заговорил в свою очередь Литвинов, — но зачем
же непременно подвергать нас подобным испытаниям? Сами ж вы говорите, что сначала вышло нечто чудовищное!
Ну — а коли это чудовищное так бы и осталось? Да оно и осталось, вы сами знаете.
Она, она меня не стоит… Вот как! (Он горько усмехнулся.) Она сама не знала, какая в ней таилась сила,
ну, а убедившись в ее действии на бале, как
же ей было остановиться на ничтожном студенте… Все это понятно".
Возьму эту оригинальную девушку к себе в дом, — так размышлял он, — в Петербург; сделаю ее своею, черт возьми, наследницей,
ну хоть не всего имения; кстати ж, у меня нет детей, она
же мне племянница, и графиня моя скучает одна…
— Лучше ли, хуже ли, это решить трудно, но ни такой.
Ну что
же, идем мы?
—
Ну что, — промолвила она тем
же холодным тоном, — видели вы графа?
—
Ну что
же ты не одеваешься? — спросил он.
—
Ну спасибо. Смотрите
же, я привыкла вам верить. Я буду ждать вас сегодня, завтра, я из дому не буду выходить. А теперь я должна вас оставить. Герцогиня идет по аллее… Она увидала меня, и я не могу не подойти к ней… До свиданья… Дайте
же мне вашу руку, vite,vite. До свидания.
— Не миновать. Человек слаб, женщина сильна, случай всесилен, примириться с бесцветною жизнью трудно, вполне себя позабыть невозможно… А тут красота и участие, тут теплота и свет, — где
же противиться? И побежишь, как ребенок к няньке.
Ну, а потом, конечно, холод, и мрак, и пустота… как следует.
И в то
же время она постоянно как будто хотела сказать:"
Ну что? каковы?
—
Ну, — проговорила она наконец, — у нас, в Дрездене, до такого скандала еще не дошло. Потому все-таки подальше от Парижа. Вы того
же мнения, не правда ли, Григорий Михайлыч?
—
Ну так знай
же, — промолвила она, — что и я на все готова, что и я не пожалею никого и ничего.
—
Ну да, из Ноtel de l'Europe. Что
же из того?
—
Ну да, я был у ней. Что
же далее?
—
Ну так знай
же… так как ты этого непременно требуешь (Ирина широко раскрыла глаза и слегка отшатнулась), я сегодня все сказал моей невесте.
—
Ну извини меня… извини меня. Что
же ты сказал?
—
Ну… и что
же она? Согласна?
Если
же ты, моя прекрасная, лучезарная царица, действительно полюбила такого маленького и темного человека, каков я, и действительно готова разделить его участь —
ну, так дай мне руку и отправимся вместе в наш трудный путь! Только знай, мое решение несомненно: или все, или ничего! Это безумно… но я не могу иначе, не могу, Ирина! Я слишком сильно тебя люблю.
— Подойди сюда, сядь, — сказала она, — дай мне руку.
Ну, да, я плакала… Чему
же ты удивляешься? Разве это легко? — Она опять указала на письмо.
— Сейчас, Степан Николаич, сейчас. А ты, голубчик, процветаешь, наслаждаешься!
Ну и слава богу! Куда это тебя несет теперь?.. Вот не думал, не гадал… Помнишь Баден? Эх, было житье! Кстати, Биндасова тоже ты помнишь? Представь, умер. В акцизные попал да подрался в трактире: ему кием голову и проломили. Да, да, тяжелые подошли времена! А все
же я скажу: Русь… экая эта Русь! Посмотри хоть на эту пару гусей: ведь в целой Европе ничего нет подобного. Настоящие арзамасские!