Неточные совпадения
Я
не знаю, как отнесется читатель к написанному выше, но что касается до меня, то при одной мысли о «мелочах жизни» сердце
мое болит невыносимо.
— А вы припомните, как вы мне ответили на
мой запрос о необходимости иметь в сердцах страх божий? Конечно, я вас лично
не обвиняю, но письмоводитель ваш — шпилька!
На
мой взгляд, желанный успех
не только сомнителен, но и прямо невозможен.
— Это — надежда
моего скотного двора! это — столп, на котором зиждется все будущее
моего молочного хозяйства! Четыре месяца тому назад восемьдесят рублей за него заплатил, а теперь и за полтораста
не отдам…
—
Не знаю; видел я давеча курицу у себя в огороде, а твоя ли,
моя ли — Христос их разберет!
— Берите у меня пустота! — советует он мужичкам, — я с вас ни денег, ни сена
не возьму — на что мне! Вот лужок
мой всем миром уберете — я и за то благодарен буду! Вы это шутя на гулянках сделаете, а мне — подспорье!
— Момент еще
не пришел, — отвечал он, — ты слишком нетерпелив, душа
моя. Когда наступит момент, — поверь, — он застанет нас во всеоружии, и тогда всякая штука проскочит у нас comme bonjour! [без сучка и задоринки! (франц.)] Но покуда мы только боремся с противоположными течениями и подготовляем почву. Ведь и это недешево нам обходится.
— Сентябрь уж на дворе, а у нее хлеб еще в поле… понимаешь ли ты это? Приходится, однако же, мириться и
не с такими безобразиями, но зато… Ах, душа
моя! у нас и без того дела до зарезу, — печально продолжает он, —
не надо затруднять наш путь преждевременными сетованиями! Хоть вы-то, видящие нас в самом сердце дела, пожалейте нас! Успокойся же! всё в свое время придет, и когда наступит момент, мы
не пропустим его. Когда-нибудь мы с тобою переговорим об этом серьезно, а теперь… скажи, куда ты отсюда?
— И
не спеши; мы за тебя поспешим. Нам люди нужны; и
не простые канцелярские исполнители, а люди с искрой, с убеждением. До свиданья, душа
моя!
—
Не упускай этого случая,
мой друг! — твердит ему ma tante. — Таких завидных партий нынче в целой России немного сыщешь!
— Мне что делается! я уж стар, и умру, так удивительного
не будет… А ты береги свое здоровье,
мой друг! это — первое наше благо. Умру, так вся семья на твоих руках останется. Ну, а по службе как?
Теория,
мой друг, окраску человеку дает, клеймо кладет на его деятельность — ну, и смотри на дело с точки зрения этой окраски, только
не выставляй ее.
И всякий знает
мою работу, всякий сразу скажет: эту записку писал
не Андрей Филиппыч, а Филипп Андреев, сын Люберцев.
— И прекрасно,
мой друг, делаешь, — хвалит его отец, — и я выслушиваю, когда начальник отделения мне возражает, а иногда и соглашаюсь с ним. И директор
мои возражения благосклонно выслушивает. Ну,
не захочет по-моему сделать — его воля! Стало быть, он прав, а я виноват, — из-за чего тут горячку пороть! А чаще всего так бывает, что поспорим-поспорим, да на чем-нибудь середнем и сойдемся!
— Я в нем уверен, — говорил старик Люберцев, — в нем наша, люберцевская кровь. Батюшка у меня умер на службе, я — на службе умру, и он пойдет по нашим следам. Старайся,
мой друг, воздерживаться от теорий, а паче всего от поэзии… ну ее! Держись фактов — это в нашем деле главное. А пуще всего пекись об здоровье. Береги себя, друг
мой,
не искушайся! Ведь ты здоров?
— Я уж и то стороной разузнаю,
не наклюнется ли чего-нибудь… Двоюродная сестра у
моей ученицы есть, так там тоже учительнице хотят отказать… вот кабы!
— Ах, матушка, пора эти разговоры оставить! — говорит он. — Изба
моя с краю — ничего
не знаю! Вот правило, которым мы должны руководствоваться, а
не то чтобы что…
Это означает, что народилась целая уйма солидных людей, которые уже
не довольствуются скромным казанским
мылом, но, ввиду обуявшей их жажды почестей и оживления надежд, начинают ощущать потребность в более тонких
мылах, с запахом вроде Violette de Parme или Foin coupe.
— Да, ежели в этом смысле… но я должна вам сказать, что очень часто это слово употребляется и в другом смысле… Во всяком случае, знаете что? попросите мосье Жасминова — от меня! —
не задавать сочинений на темы, которые могут иметь два смысла! У меня живет немка, которая может… о, вы
не знаете, как я несчастлива в своей семье! Муж
мой… ох, если б
не ангелочек!..
— Бедная
моя! —
не то сказал,
не то вздохнул он.
— Зачем ты плачешь? — шептал он, незаметно увлекаясь, — теперь уж ты
не бедная! ты —
моя!
В полной и на этот раз уже добровольно принятой бездеятельности она бродила по комнатам,
не находя для себя удовлетворения даже в чтении. В ушах ее раздавались слова:"Нет, вы
не бедная, вы —
моя!"Она чувствовала прикосновение его руки к ее талии; поцелуй его горел на ее губах. И вдруг все пропало… куда? почему?
—
Не особенно. Обращаюсь к нему при случае, как и вообще ко всем, кто может помочь. Ах,
мой друг, так нам тяжело, так тяжело! Ты представь себе только это одно: захотят нас простить — мы живы;
не захотят — погибли. Одна эта мысль… ах!
— Возьмите, — сказал он, — историю себе наживете. С сильным
не борись! и пословица так говорит. Еще скажут, что кобенитесь, а он и невесть чего наплетет. Кушайте на здоровье!
Не нами это заведено,
не нами и кончится. Увидите, что ежели вы последуете
моему совету, то и прочие миряне дружелюбнее к вам будут.
— Я
не имею права завидовать. Я всегда понижала, что им предстоит одна дорога, а мне — другая. И могу только благодарить
моих покровителей, что они
не оставляют меня.
Положением этим я обязан
не столько своим личным скромным силам, — "я знаю, что я ничего
не знаю", только и всего, — сколько труду
моих дорогих сотрудников (льстец закатывает глаза и мотает головой; сотрудники протестуют; раздаются возгласы:"Нет, вы даете тон газете! вам она обязана своим успехом! вам!")…
Вы чересчур добры, но я совершенно искренно говорю: вы на ваших плечах вынесли
мою газету; без вашего содействия она
не достигла бы и малой доли теперешнего процветания!
Что касается лично до меня, то единственная
моя заслуга состоит в том, что я
не унывал.
Вы поняли
мою мысль, вы даже косвенно
не «прали» и этим обеспечили будущее
моей газеты.
И что ж! вместо поощрения ему говорят:"Это вы маску, государь
мой, надели; но притворство ваше
не облегчает вины, а, напротив, усугубляет ее… да-с!"
— Кажется, в этом виде можно? — рассуждает сам с собой Ахбедный и, чтобы
не дать сомнениям овладеть им, звонит и передает статью для отсылки в типографию. На другой день статья появляется, урезанная, умягченная, обезличенная, но все еще с душком. Ахбедный, прогуливаясь по улице, думает:"Что-то скажет про
мои урезки корреспондент?"Но встречающиеся на пути знакомцы отвлекают его мысли от корреспондента.
Не оттого ли это происходит, что и прокурор и сутяга чувствуют под собой реальную почву; я же хотя и побеждаю их, но труд
мой можно уподобить тем карточным домикам, на которые стоит только дунуть, чтобы они разлетелись во все стороны?
—
Мой муж больной, никуда
не выезжает, — начинает она чуть слышно.
—
Мой муж больной, — повторяет дама, — а меня ни за что
не хотел к вам пускать. Вот я ему и говорю:"Сам ты
не можешь ехать, меня
не пускаешь — кто же, душенька, по нашему делу будет хлопотать?"
— Ах, нас ужасно обидели, господин адвокат! Муж
мой, надо вам сказать, купец, в Зеркальном ряду торгует… Впрочем, ведь это прежде считалось, что купцом быть стыдно, а нынче совсем никакого стыда нет…
Не правда ли, господин адвокат?
— И вот у меня есть сестра, которая тоже за купцом выдана, он бакалейным товаром торгует… И вот
моему мужу необходимо было одолжиться… К кому же обратиться, как
не к сродственникам?.. И вот Аггей Семеныч — это муж
моей сестры — отсчитал две тысячи и сказал:"Для милого дружка и сережка из ушка"…
— Нет, уж позвольте мне, господин адвокат, по порядку, потому что я собьюсь. И вот муж
мой выдал Аггею Семенычу вексель, потому что хоть мы люди свои, а деньги все-таки счет любят. И вот, накануне самого Покрова, приходит срок. Является Аггей Семеныч и говорит:"Деньги!"А у мужа на ту пору
не случилось. И вот он говорит:"Покажите, братец, вексель"… Ну, Аггей Семеныч, по-родственному:"Извольте, братец!"И уж как это у них случилось, только муж
мой этот самый вексель проглотил…
— Знаю я, что
моя просьба
не дельная, однако…
Да и вольготнее в трактире: тут, на просторе, газета по порядку все новости расскажет;
не перервется на слове,
не убежит. Потому что, коль ты ешь на
мой счет, так рассказывай!
— Так и всегда нужно поступать. Когда никто ничего
не знает, когда все разевают рты, чтобы сказать:"
моя изба с краю" — непременно нужно обращаться к камердинерам. Они за целковый-рубль все иностранные кабинеты в изумление приведут.
—
Не могу, голубчик! но только вспомните
мое слово!
Жил я, впрочем,
не сплошь, а в течение двух лет, покуда длилось
мое дело, то уезжал, то возвращался.
Как я уже сказал выше, ко мне он ходил часто. Сначала посидит в стряпущей с прислугой, а потом незаметно проберется в
мою комнату и стоит, притаившись, в дверях, пока я сам
не заговорю.
Отца-то
моего у господина Елпатьева князь один торговал, тысячу рублей посулил да поваренка в придачу, — так барин даже на такие деньги
не польстился.
Шибко рассердился тогда Иван Савич на нас; кои потом и прощенья просили, так
не простил:"Сгиньте, говорит, с глаз
моих долой!"И что ж бы вы думали? какие были «заведения» — и ранжереи, и теплицы, и грунтовые сараи — все собственной рукой сжег!"
Со всяким лоскутком всё ко мне: даже барыня:"Сшей, Гришка, мне кальсоны!" — и
не стыдилась, при
моих глазах примеривала.
— Стало быть, и с причиной бить нельзя? Ну, ладно, это я у себя в трубе помелом запишу. А то, призывает меня намеднись:"Ты, говорит, у купца Бархатникова жилетку украл?" — Нет, говорю, я отроду
не воровал."Ах! так ты еще запираться!"И начал он меня чесать. Причесывал-причесывал, инда слезы у меня градом полились. Только, на
мое счастье, в это самое время старший городовой человека привел:"Вот он — вор, говорит, и жилетку в кабаке сбыть хотел…"Так вот каким нашего брата судом судят!
Мы, вашескородие, когда
не хмельны, так соберемся иногда — старики
мои, я да вот хозяин наш — и всё об правде говорим.
Только ничего от нее я другого
не слышу, окромя:"Уйди ты, лохматый черт, с
моих глаз долой!.."А впрочем, надоел я, должно быть, вам своей болтовней?..
— И то, особенный я человек, а я что же говорю! Бьют меня — вся
моя особенность тут! Побежал я от городничего в кабак, снял штаны:"Православные! засвидетельствуйте!" — а кабатчик меня и оттоле в шею вытолкал. Побежал домой —
не пущают!