Неточные совпадения
— Ну, это, дядя, вы ошибаетесь! — начал тот не таким уж уверенным тоном. — Золота
я и в царстве небесном пожелаю, а то сидеть там все под деревцами и кушать яблочки — скучно!.. Женщины там
тоже, должно быть, все из старых монахинь…
— Вам, дядя, хорошо так рассуждать! У вас нет никаких желаний и денег много, а у
меня наоборот!.. Заневолю о том говоришь, чем болишь!.. Вчера, черт возьми, без денег, сегодня без денег, завтра
тоже, и так бесконечная перспектива idem per idem!.. [одно и то же!.. (лат.).] — проговорил Ченцов и, вытянувшись во весь свой длинный рост на стуле, склонил голову на грудь. Насмешливое выражение лица его переменилось на какое-то даже страдальческое.
— Все равно,
я сегодня видел эти перчатки, да
мне и самому когда-то даны были такие, и
я их
тоже преподнес, только не одной женщине, а нескольким, которых уважал.
— Но вы в этом случае — поймите вы — совершенно сходитесь в мнениях с сенатором, который
тоже говорит, что
я слишком спешу, и все убеждал
меня, что Петербург достаточно уже облагодетельствовал нашу губернию тем, что прислал его к нам на ревизию; а
я буду там доказывать, что господин граф не годится для этого, потому что он плотоугодник и развратник, и что его, прежде чем к нам, следовало послать в Соловки к какому-нибудь монаху для напутствования и назидания.
— Надо быть, что в Кузьмищеве, — отвечал тот, — не столь
тоже давно приезжали ко
мне от него за рыбой!
— Дайте его
мне!..
Я тоже еду в Москву… Хотите, и вы поедемте со
мной?..
Я вас и сестру вашу свезу в Москву.
— Удивительно, неописанно хорошо!.. — подхватила Миропа Дмитриевна. — И
я вот теперь припоминаю, что вы совершенно справедливо сказали, что тут какой-нибудь роман, потому что у дочери,
тоже как и у матери, лицо очень печальное, точно она всю ночь плакала.
— Но вы желали же, чтобы Людмила вышла за
меня, а
я вам
тоже родня! — возразил ей Егор Егорыч.
—
Я тоже пришел сюда помолиться! — сказал капитан уважительным тоном Егору Егорычу.
— А
мне тоже можно просидеть у вас тут и подождать, чем эта история кончится? — сказал он, как бы и усмехаясь.
— И того довольно, а к этому еще прибавьте себя, — сказал с улыбкой Михаил Михайлыч, —
меня тоже, хоть и скудного, может быть, разумом по этому предмету…
—
Я, мамаша,
тоже с вами поеду! — отозвалась Сусанна.
— Ужас побольше был бы, когда в могиле-то очнулся бы, — возразил ей тот и продолжал, обращаясь к Егору Егорычу, — после того
я стал думать об душе и об будущей жизни… Тут
тоже заскребли у
меня кошки на сердце.
— Строгость там очень большая требуется! — заговорил Аггей Никитич. — Ну, представьте себе кантониста: мальчик лет с пяти вместе с матерью нищенствовал, занимался и воровством, — нужно их, особенно на первых порах, сечь, а
я этого не могу, и выходит так, что или службы не исполняй, — чего
я тоже не люблю, — или будь жесток.
— Сверстов также был масон! — продолжала gnadige Frau все-таки с осторожностью. — С этого и началась их дружба. И
я тоже масонка! — присовокупила она после некоторого молчания и немножко улыбаясь.
— Но потом Людмила
мне гораздо уже позже показывала белые женские перчатки, которые Егор Егорыч ей подарил и которые
тоже были масонские.
— Не то что башмак,
я не так выразился, — объяснил доктор. —
Я хотел сказать, что вы могли остаться для нее добрым благотворителем, каким вы и были. Людмилы
я совершенно не знал, но из того, что она не ответила на ваше чувство,
я ее невысоко понимаю; Сусанна же ответит вам на толчок ваш в ее сердце, и скажу даже, —
я тоже, как и вы, считаю невозможным скрывать перед вами, — скажу, что она пламенно желает быть женой вашей и масонкой, — это
мне, не дальше как на днях, сказала gnadige Frau.
— Аскетов ваших, Егор Егорыч,
я прежде не признавал, — вмешался в разговор Сверстов, — но теперь, повидав Андреюшку, которого
тоже надобно отнести к разряду аскетов, должен сказать, что, по-моему, он — или плут великий, или представляет собою чудо.
Прошла осень, прошла зима, и наступила снова весна, а вместе с нею в описываемой
мною губернии совершились важные события: губернатор был удален от должности, — впрочем, по прошению; сенаторская ревизия закончилась, и сенатор — если не в одном экипаже, то совершенно одновременно — уехал с m-me Клавской в Петербург, после чего прошел слух, что новым губернатором будет назначен Крапчик, которому будто бы обещал это сенатор, действительно бывший последнее время весьма благосклонен к Петру Григорьичу; но вышло совершенно противное (Егор Егорыч недаром, видно, говорил, что граф Эдлерс — старая остзейская лиса): губернатором, немедля же по возвращении сенатора в Петербург, был определен не Петр Григорьич, а дальний родственник графа Эдлерса, барон Висбах, действительный статский советник и
тоже камергер.
— Нет-с, вы
тоже извольте его держать при себе, это будет покойнее для вас и для
меня;
я вот только просил бы Катерину Петровну записку Петра Григорьича, которую он
мне выдал, изменить на свою!
Артасьев был хоть и недалекого ума, но очень добрый человек и, состоя
тоже некогда в масонстве, со времени еще князя Александра Николаича Голицына, служил директором гимназии в изображаемой
мною губернии.
— А
я женщина и
тоже могу зарабатывать для себя и для других! — возразила ему Миропа Дмитриевна. — Кроме того,
я имею безбедное состояние!.. Значит, об этом и говорить больше нечего — извольте жить, как
я вам приказываю!
— Не могу,
мне еще надобно поразобраться с моими вещами; мундир
я тоже думаю заказать здесь, чтобы явиться к Александру Яковличу и поблагодарить его.
— Что же вы тут поделывали?.. Может быть,
я вам помешала? — спросила она
тоже грустным голосом.
— Ваше превосходительство, мы люди бедные, — продолжал кузнец, — а чужим господам
тоже соблазнять не дозволено девушек, коли нет на то согласия от родителей, а
я как же, помилуйте, могу дать позволенье на то, когда
мне гривны какой-нибудь за то не выпало.
Она была из довольно зажиточного дома, и
я объяснить даже затрудняюсь, как и почему сия юная бабеночка пала для Ченцова: может быть,
тоже вследствие своей поэтичности, считая всякого барина лучше мужика; да мужа, впрочем, у нее и не было, — он целые годы жил в Петербурге и не сходил оттуда.
— Нет, барин… Что ж это?.. Нет, нет! — повторила Аксинья. — Только, барин, одно смею вам сказать, — вы не рассердитесь на
меня, голубчик, —
я к Арине ходить боюсь теперь… она
тоже женщина лукавая… Пожалуй, еще, как мы будем там, всякого народу напускает… Куда
я тогда денусь с моей бедной головушкой?..
— Да вы, сударыня, может, покупаете у ваших крестьян: они люди богатые и все почесть на оброках, а нам где взять? Родитель у
меня в заделье, господа у нас не жалостливые, где хошь возьми, да подай! Не то, что вы с вашим супругом! — выпечатывала бойко Маланья. — У вас один мужичок из Федюхина — Власий Македоныч — дом, говорят, каменный хочет строить, а
тоже откуда он взял? Все по милости господской!
— Князь
тоже близкий приятель моего отца: он несколько лет служил у него уездным предводителем, а потому,
я полагаю, что и он для
меня сделает?! — проговорила Катрин, взглянув на Тулузова и как бы советуясь с ним.
А тут, на родину-то пришемши, заходила было
я тоже к племянничку Егора Егорыча, Валерьяну Николаичу Ченцову, — ну, барыню того нигде и никому не похвалю, — мужа теперь она прогнала от себя, а сама живет с управляющим!
Я тоже в усадьбу-то прибрела к вечеру, прямо прошла в людскую и думала, что и в дом
меня сведут, однако-че говорят, что никаких странниц и богомолок от господ есть приказание не принимать, и так тут какая-то старушонка плеснула
мне в чашку пустых щей; похлебала
я их, и она спать
меня на полати услала…
— Каждую почту буду писать, но и вас прошу о том же;
мне тоже нелегка будет разлука с вами!
— Почтеннейший господин Урбанович, — заговорил Аггей Никитич, — вы
мне сказали такое радостное известие, что
я не знаю, как вас и благодарить!..
Я тоже, если не смею себя считать другом Егора Егорыча, то прямо говорю, что он мой благодетель!.. И
я, по случаю вашей просьбы, вот что-с могу сделать… Только позвольте
мне посоветоваться прежде с женой!..
— Мартын Степаныч, вы едете к Егору Егорычу, и
я тоже еду с вами… Позволите
мне это?
— До самой могилы сохраню его, — ответил Аггей Никитич, — и скажу даже больше того: вы и ваш супруг
мне тоже кажетесь такими, — извините
меня за откровенность, —
я солдат, и душа у
меня всегда была нараспашку!
— И
я тоже думаю, что не комплимент, — подхватил Сверстов, — и прямо вам скажу, господин почтмейстер, вы не ошиблись мы с женой такие же!
— Позвольте и
мне тоже проститься с вами, — произнес печальным и вместе с тем каким-то диким голосом Аггей Никитич: он никак не ожидал, что так скоро придется ему уехать из Кузьмищева.
—
Я сочинение Егора Егорыча о самовоспитании, — начал он, — вчера ночью снова прочитал и очень благодарен вам за ваши наставления;
я гораздо в нем более прежнего понял, и
мне теперь очень любопытно одно: кто такой господин Бем, о котором там
тоже часто упоминается?.. Философ он, вероятно?
— Не думаю! — отвечал Мартын Степаныч. — Поляки слишком искренние католики, хотя надо сказать, что во Франции,
тоже стране католической, Бем нашел себе самого горячего последователя и самого даровитого истолкователя своего учения, —
я говорю о Сен-Мартене.
—
Я тоже, хоть и ритор ваш, но имею право объяснить вам лишь одно, что они исходят издревле, из первозданного рая, который до грехопадения человека был озаряем совершенно иным светом, чем ныне мы озаряемы, и при свете этом человеку были ведомы вся тварная природа, он сам и бытие бога; после же склонения человека к своей телесной природе свет этот померк, а вместе с тем человек утратил и свои познания; но милосердый бог не оскудел совсем для него в своей благости.
— На этот вопрос вам можно будет ответить, когда вы сами удостоитесь узнать хотя часть этих тайн, а теперь могу вам объяснить одно, что
я и тем более Егор Егорыч, как люди, давно подвизающиеся в масонстве, способны и имеем главной для себя целью исправлять сердца ищущих, очищать и просвещать их разум теми средствами, которые нам открыты, в свою очередь, нашими предшественниками,
тоже потрудившимися в искании сего таинства.
—
Я не мог этого сделать, потому что и Катерина Петровна
тоже здесь.
— От
меня, и
я, собственно, приехал сюда по совершенно иному делу, которым очень заинтересован и по которому буду просить вас посодействовать
мне… Жаль только, что
я Ивана Петровича Артасьева не вижу у вас, — он
тоже хотел непременно приехать к вам с такого же рода просьбою.
— Нет, бараны! — бухнул на это Иван Петрович. —
Я сам здешний дворянин и знаю, что
тоже баран, и никому не посоветую деньги, предназначенные на воспитание и прокормление двадцати — тридцати мальчуганов, из которых, может быть, выйдут Ломоносовы, Пушкины, Державины, отдавать в коллегию.
— Признаюсь,
мне странным показалось такое мнение Ивана Петровича, — сказал тоном сожаления Тулузов, затем
тоже раскланялся и вышел, но, сойдя на крыльцо, он, к удивлению своему, увидал, что у подъезда стояли безобразные, обтертые и облупившиеся дрожки Ивана Петровича, в которых тот, восседая, крикнул ему...
— О, пожалуйста, будьте покойны!..
Я тоже, батенька, умею хитрить!.. Недаром шестьдесят пять лет прожил на свете и совершенно согласен с Грибоедовым, что при наших нравах умный человек не может быть не плутом! — проговорил Иван Петрович, простодушно считавший себя не только умным, но даже хитрым человеком.
Мне сначала, знаете, как человеку,
тоже видавшему на своем веку фейерверки, было просто смешно видеть, как у них то одно не загорится, то другое не вовремя лопнет, а наконец сделалось страшно, когда вдруг этаких несколько шутих пустили в народ и главным образом в баб и девок…
— Да собственного-то виду у него, может быть, и не было!.. Он, может быть, какой-нибудь беглый!.. Там этаких господ много проходит! — объяснил, в свою очередь,
тоже довольно правдоподобно, Сверстов. —
Мне главным образом надобно узнать, из какого именно города значится по паспорту господин Тулузов… Помнишь,
я тогда еще сказал, что
я, и не кто другой, как
я, открою убийцу этого мальчика!
— Да так!.. Что это?.. Во всем сомнение! — воскликнул с досадой Сверстов. — Егор же Егорыч — не теряй, пожалуйста, нити моих мыслей! — едет на баллотировку…
Я тоже навяжусь с ним ехать, да там и явлюсь к Артасьеву… Так, мол, и так, покажите
мне дело об учителе Тулузове!..
— Напротив, — отвечал
тоже вполголоса Аггей Никитич, — но хитра и жадна на деньги до невозможности… Видеть этих проклятых денег равнодушно не может, задрожит даже; и так она
мне этим опротивела, что
я развестись бы с ней желал!