Неточные совпадения
— Все говорят, мой милый Февей-царевич,
что мы с тобой лежебоки; давай-ка, не будем сегодня лежать после обеда, и поедем рыбу ловить…
Угодно вам, полковник, с нами? — обратился он к Михайлу Поликарпычу.
У Николая Силыча в каждом почти классе было по одному такому, как он называл, толмачу его; они обыкновенно могли говорить с ним,
что им было
угодно, — признаваться ему прямо,
чего они не знали, разговаривать, есть в классе, уходить без спросу; тогда как козлищи, стоявшие по углам и на коленях, пошевелиться не смели, чтобы не стяжать нового и еще более строгого наказания: он очень уж уважал ум и ненавидел глупость и леность, коими, по его выражению, преизбыточествует народ российский.
Ванька не только из грамоты ничему не выучился, но даже,
что и знал прежде, забыл; зато — сидеть на лавочке за воротами и играть на балалайке какие
угодно песни, когда горничные выбегут в сумерки из домов, — это он умел!
— Ну, а эта госпожа не такого сорта, а это несчастная жертва, которой, конечно, камень не отказал бы в участии, и я вас прошу на будущее время, — продолжал Павел несколько уже и строгим голосом, — если вам кто-нибудь что-нибудь скажет про меня, то прежде,
чем самой страдать и меня обвинять, расспросите лучше меня.
Угодно ли вам теперь знать, в
чем было вчера дело, или нет?
— Теперь та же самая комедия начинается, — продолжал он, — вам хочется спросить меня о Клеопатре Петровне и о том,
что у меня с ней происходило, а вы меня спрашиваете, как о какой-нибудь Матрене Карповне; спрашивайте лучше прямо, как и
что вам
угодно знать по сему предмету?
— Так как-с Павел Михайлыч сам сегодня, собственно, составляет главную пьесу, а я только его прихвостень, а потому не
угодно ли позволить так,
что я прочту свою вещь сначала, для съезда карет, а потом — он.
Что вам
угодно, чтобы я дело повел и в острог вас посадил, или, говорит, дадитесь, чтобы я высек вас, и расписку мне дадите,
что претензии на то изъявлять не будете».
При отъезде m-me Эйсмонд Ришар дал ей письмо к одному своему другу, берлинскому врачу, которого прямо просил посоветовать этой даме пользоваться, где только она сама пожелает и в какой только
угодно ей местности. Ришар предполагал,
что Мари стремится к какому-нибудь предмету своей привязанности за границу. Он очень хорошо и очень уж давно видел и понимал,
что m-r Эйсмонд и m-me Эйсмонд были, как он выражался, без взаимного нравственного сродства, так как одна была женщина умная, а другой был мужчина глупый.
— Прочие так же будут показывать, как и он, а потому вам не
угодно ли писать так,
что такой-то вот показал согласно с Родионом Федоровым! — проговорил Клыков.
— Ну, а они объясняют,
что вы к ним воззвание произносили! Давать всему какой
угодно оттенок — они мастера; однако позвольте мне ваше дело посмотреть, — прибавил Захаревский, увидев в руках Вихрова дело.
Вихров давно уже слыхал о Кнопове и даже видел его несколько раз в клубе: это был громаднейший мужчина, великий зубоскал, рассказчик, и принадлежал к тем русским богатырям, которые гнут кочерги, разгибают подковы, могут съесть за раз три обеда: постный, скоромный и рыбный,
что и делают они обыкновенно на первой неделе в клубах, могут выпить вина сколько
угодно.
— Ни за
что, ваше высокопревосходительство! — воскликнул Захаревский. — Если бы я виноват был тут, — это дело другое; но я чист, как солнце. Это значит — прямо дать повод клеветать на себя кому
угодно.
— Ну-с, мой милый, у меня всегда было священнейшим правилом,
что с друзьями пить сколько
угодно, а одному — ни капли. Au revoir! Успеем еще, спрыснем как-нибудь! — проговорил Петр Петрович и, поднявшись во весь свой огромный рост, потряс дружески у Вихрова руку, а затем он повернулся и на своих больных ногах присел перед Грушей.
— Ни-ни-ни! — воскликнул Живин. — И не думай отговариваться! А так как свадьба моя в воскресенье, так не
угодно ли вам пожаловать ко мне в субботу — и вместе поедем на девичник. Надеюсь,
что ты не потяготишься разделить со мной это, может быть, первое еще счастливое для меня дело в жизни?! — заключил Живин с чувством.
— Ах, это вы!
Что вам
угодно от меня? — спросил ее, в свою очередь, сколько возможно сухо, Вихров.
— А скажите вот еще:
что за народ здесь вообще? Меня ужасно это поражает: во-первых, все говорят о
чем вам
угодно, и все, видимо, не понимают того,
что говорят!
— Ей-богу, затрудняюсь, как вам ответить. Может быть, за послабление, а вместе с тем и за строгость. Знаете
что, — продолжал он уже серьезнее, — можно иметь какую
угодно систему — самую строгую, тираническую, потом самую гуманную, широкую, — всегда найдутся люди весьма честные, которые часто из своих убеждений будут выполнять ту или другую; но когда вам сегодня говорят: «Крути!», завтра: «Послабляй!», послезавтра опять: «Крути!»…
Неточные совпадения
Хлестаков. А
что вам
угодно?
Городничий. Ах, боже мой! Я, ей-ей, не виноват ни душою, ни телом. Не извольте гневаться! Извольте поступать так, как вашей милости
угодно! У меня, право, в голове теперь… я и сам не знаю,
что делается. Такой дурак теперь сделался, каким еще никогда не бывал.
Слуга. Хозяин приказал спросить,
что вам
угодно?
Еремеевна(заплакав). Я не усердна вам, матушка! Уж как больше служить, не знаешь… рада бы не токмо
что… живота не жалеешь… а все не
угодно.
Вот в
чем дело, батюшка. За молитвы родителей наших, — нам, грешным, где б и умолить, — даровал нам Господь Митрофанушку. Мы все делали, чтоб он у нас стал таков, как изволишь его видеть. Не
угодно ль, мой батюшка, взять на себя труд и посмотреть, как он у нас выучен?