Неточные совпадения
— У него попробую, — отвечал исправник, почесывая в голове: — когда здесь был, беспременно просил, чтобы у него остановиться; а там,
не знаю, —
может, и
не примет!
У Николая Силыча в каждом почти классе было по одному такому, как он называл, толмачу его; они обыкновенно
могли говорить с ним, что им было угодно, — признаваться ему прямо, чего они
не знали, разговаривать, есть в классе, уходить без спросу; тогда как козлищи, стоявшие по углам и на коленях, пошевелиться
не смели, чтобы
не стяжать нового и еще более строгого наказания: он очень уж уважал ум и ненавидел глупость и леность, коими, по его выражению, преизбыточествует народ российский.
— Про отца Никиту рассказывают, — начал Вихров (он
знал, что ничем
не может Николаю Силычу доставить такого удовольствия, как разными рассказами об отце Никите), — рассказывают, что он однажды взял трех своих любимых учеников — этого дурака Посолова, Персиянцева и Кригера — и говорит им потихоньку: «Пойдемте, говорит, на Семионовскую гору — я преображусь!»
— Так что же вы говорите, я после этого уж и
не понимаю! А
знаете ли вы то, что в Демидовском студенты имеют единственное развлечение для себя — ходить в Семеновский трактир и пить там? Большая разница Москва-с, где — превосходный театр, разнообразное общество, множество библиотек, так что, помимо ученья, самая жизнь будет развивать меня, а потому стеснять вам в этом случае волю мою и лишать меня,
может быть, счастья всей моей будущей жизни — безбожно и жестоко с вашей стороны!
— Я никак этого прежде и
не мог сказать, никак! — возразил Павел, пожимая плечами. — Потому что
не знал, как я кончу курс и буду ли иметь право поступить в университет.
— Вона,
не могу! — воскликнул, в свою очередь, Макар Григорьев. —
Знаем ведь тоже: приходилось по делам-то нашим угощать бар-то, а своему господину уж
не сделать того… Слава тебе господи,
сможем,
не разоримся, — заключил Макар Григорьев и как-то самодовольно усмехнулся.
— Потому что вы описываете жизнь, которой еще
не знаете; вы
можете написать теперь сочинение из книг, — наконец, описать ваши собственные ощущения, — но никак
не роман и
не повесть! На меня, признаюсь, ваше произведение сделало очень, очень неприятное впечатление; в нем выразилась или весьма дурно направленная фантазия, если вы все выдумали, что писали… А если же нет, то это, с другой стороны, дурно рекомендует вашу нравственность!
— Выкинуть-с! — повторил Салов резким тоном, — потому что Конт прямо говорит: «Мы
знаем одни только явления, но и в них
не знаем — каким способом они возникли, а
можем только изучать их постоянные отношения к другим явлениям, и эти отношения и называются законами, но сущность же каждого предмета и первичная его причина всегда были и будут для нашего разума — terra incognita». [неизвестная земля, область (лат.).]
В день отъезда, впрочем, старик
не выдержал и с утра еще принялся плакать. Павел видеть этого
не мог без боли в сердце и без некоторого отвращения. Едва выдержал он минуты последнего прощания и благословения и, сев в экипаж, сейчас же предался заботам, чтобы Петр
не спутался как-нибудь с дороги. Но тот ехал слишком уверенно: кроме того, Иван, сидевший рядом с ним на козлах и любивший, как мы
знаем, покритиковать своего брата, повторял несколько раз...
— Хвалю и одобряю! — произнес Салов. — Я сам, хотя и меняю каждый день женщин, но
не могу, чтобы около меня
не было существа, мне преданного. Наклонность,
знаете, имею к семейной жизни.
— Ну, Макар Григорьич, ты
не знаешь и
не можешь своим языком говорить о женщинах нашего круга, — остановил его Павел.
Каролина Карловна отрицательно покачала головой, к хоть после того, как Павел сделал Каролине Карловне откровенное признание в своей любви, они были совершенно между собой друзья, но все-таки расспрашивать более он
не почел себя вправе. Впоследствии он, впрочем,
узнал, что виновником нового горя Каролины Карловны был один из таинственных фармацевтов. Русскому она,
может быть,
не поверила бы более; но против немца устоять
не могла!
Павел кончил курс кандидатом и посбирывался ехать к отцу: ему очень хотелось увидеть старика, чтобы покончить возникшие с ним в последнее время неудовольствия; но одно обстоятельство останавливало его в этом случае: в тридцати верстах от их усадьбы жила Фатеева, и Павел очень хорошо
знал, что ни он, ни она
не утерпят, чтобы
не повидаться, а это
может узнать ее муж — и пойдет прежняя история.
— Вы согласитесь, что полковой командир
может и сэкономить,
может и
не сэкономить — это в его воле; а между тем, извольте видеть, что выходит: он будет сдавать полк, он
не знает еще, сколько с него будущий командир потребует, — что же, ему свои, что ли, деньги в этом случае прикладывать; да иногда их и нет у него…
« Мать моя родилась в роскоши, и я
не знаю как была избалована успехами в свете, и когда прожила состояние и молодость, все-таки думала, что она
может еще нравиться мужчинам.
Малейшие стоны его, я вообразить
не могу, до какой степени раздирали мне сердце, но, впрочем, ты сам
знаешь по собственному опыту, что я в привязанностях моих пределов
не знаю, и вдруг за все это, за всю любовь и службу моему супругу, я начинаю видеть, что он все чаще и чаще начинает приезжать домой пьяный.
Я
знала, что я лучше, красивее всех его возлюбленных, — и что же, за что это предпочтение; наконец, если хочет этого, то оставь уж меня совершенно, но он напротив, так что я
не вытерпела наконец и сказала ему раз навсегда, что я буду женой его только по одному виду и для света, а он на это только смеялся, и действительно, как видно, смотрел на эти слова мои как на шутку; сколько в это время я перенесла унижения и страданий — и сказать
не могу, и около же этого времени я в первый раз увидала Постена.
Остальное ты все
знаешь, и я только прибавлю, что, когда я виделась с тобой в последний раз в доме Еспера Иваныча и тут же был Постен и когда он ушел, мне тысячу раз хотелось броситься перед тобой на колени и умолять тебя, чтобы ты спас меня и увез с собой, но ты еще был мальчик, и я
знала, что
не мог этого сделать.
— Я ту женщину, которую вы описываете, нисколько
не знаю, а потому
не могу судить.
— О нет! — воскликнула Прыхина. — Этого никогда
не может быть: Поль тебе верен, как я
не знаю что!
— Известно, что на душе у нее бог
знает что,
может, кипит;
не показывают только, стыдятся и боятся того.
— Очень уж велика!..
Могла бы быть и меньше! — подхватил Вихров. — Ну, а еще какой-нибудь другой истории любви, Гаврило Емельяныч,
не знаешь ли? — прибавил он.
— Я вот к вам поэтому, полковник, и приехал:
не можете ли вы
узнать, за что я, собственно, обвинен и что, наконец, со мной хотят делать?
— Потом-с, — продолжал Абреев, — я, конечно, подыму все мои маленькие ресурсы, чтобы
узнать, в чем тут дело, но я существо весьма
не всемогущее,
может быть, мне и
не удастся всего для вас сделать, что можно бы, а потому, нет ли у вас еще кого-нибудь знакомых, которых вы тоже поднимете в поход за себя?
Из-за какого же черта теперь я стану ругать человека, который, я
знаю, на каждом шагу
может принесть существенный вред мне по службе, — в таком случае уж лучше
не служить, выйти в отставку!
— На тебя все решительно производит бог
знает какое впечатление, — говорила Юлия, — ты и «Бедных людей» Достоевского
не мог дочитать и говорил, что скучно.
Юлия в этом случае никак
не могла уже, разумеется, заступиться за Вихрова; она только молчала и с досадою про себя думала: «Вот человек! Сам бог
знает какие вещи говорит при мне, совершенно уж
не стесняясь, — это ничего, а я прослушала повесть — это неприлично».
— Да-с. Все смеялась она: «Жена у тебя дура, да ты ее очень любишь!» Мне это и обидно было, а кто ее
знает, другое дело:
может, она и отворотного какого дала мне. Так пришло, что женщины видеть почесть
не мог: что ни сделает она, все мне было
не по нраву!
— Удивительное дело! — произнес исправник, вскинув к небу свои довольно красивые глаза. — Вот уж по пословице —
не знаешь, где упадешь! Целую неделю я там бился, ничего
не мог открыть!
— Я прислан исполнить это решение. Вы, конечно,
можете не допустить меня до этого,
можете убить, разорвать на части, но вместо меня пришлют другого, и уже с войском; а войско у вас, как я слышал, бывало, — и вы
знаете, что это такое!
— Но сборища в ней все-таки
не могли быть дозволены, особенно для единоверцев, — возразил он, — и ваш супруг, я
знаю, раз словил их; но потом, взяв с них по рублю с человека, отпустил.
— Ну…
не знаю…
может, так!.. — проговорил Родион, как бы через пни скакав языком.
— Да,
может быть, и постоянный, кто его
знает!.. Начальство уж само смотри за тем, мы ему
не сторожа на то!.. — подхватил другой мужик.
— Вторая моя просьба, — начал он, сам
не зная хорошенько, зачем это говорит, и,
может быть, даже думая досадить этим губернатору, — вторая… уволить меня от производства следствий по делам раскольников.
— Очень вредно-с, но это было дело их архитектора смотреть. Я сдал ему печи из настоящего материала — и чтобы они были из какого-нибудь негодного сложены, в сдаточном акте этого
не значится, но после они
могли их переложить и сложить бог
знает из какого кирпича — времени полгода прошло!
—
Знаю это я; этакого друга мне,
может быть, и
не нажить больше в жизни, — проговорил Вихров; и у него слезы навернулись при этом на глазах.
— Ха-ха-ха! — захохотала Юлия. — Хороша разработка
может быть между чиновниками!.. Нет уж, madame Эйсмонд, позвольте вам сказать: у меня у самой отец был чиновник и два брата теперь чиновниками — и я
знаю, что это за господа, и вот вышла за моего мужа, потому что он хоть и служит, но он
не чиновник, а человек!
— Нет, он
не то, что глуп, но он
не образован настоящим образом, — а этого до свадьбы я никак
не могла заметить, потому что он держал себя всегда сдержанно, прекрасно танцевал, говорил по-французски; потом-то уж поняла, что этого мало — и у нас что вышло: то, что он любил и чему симпатизировал, это еще я понимала, но он уже мне никогда и ни в чем
не сочувствовал, — и я
не знаю, сколько я способов изобретала, чтобы помирить как-нибудь наши взгляды.
— Тут
не один был Кошка, — отвечал он простодушно, — их,
может быть, были сотни, тысячи!.. Что такое наши солдатики выделывали. — уму невообразимо; иду я раз около траншеи и вижу, взвод идет с этим покойным моим капитаном с вылазки, слышу — кричит он: «Где Петров?.. Убит Петров?» Никто
не знает; только вдруг минут через пять, как из-под земли, является Петров. «Где был?» — «Да я, говорит, ваше высокородие, на место вылазки бегал, трубку там обронил и забыл». А, как это вам покажется?
— Да вам-то что за дело до этого! — прикрикнул уж на него Плавин. — Если вам кажется некрасиво это, то
не глядите и отворачивайтесь, и почем вы
знаете, что народу также,
может быть, противно и ненавистно видеть, как вы ездите в ваших колясках; однако он пока
не мешает вам этого делать.
— Нет, это никак
не личные впечатления, — продолжал Абреев, краснея даже в лице, — это самым строгим логическим путем можно доказать из примера Англии, которая ясно показала, что хлебопашество, как и всякое торговое предприятие,
может совершенствоваться только знанием и капиталом. Но где же наш крестьянин возьмет все это? Землю он
знает пахать, как пахал ее, я думаю, еще Адам; капитала у него нет для покупки машин.
«А вас каким словом оприветствовать, — обратился он затем к Марьеновскому, — я уже и
не знаю: вашей высокополезной, высокоскромной и честной деятельности мы
можем только удивляться и завидовать в лучшем значении этого слова!..