Неточные совпадения
— Мы ведь нынче со старухой
на две половины живем, — с улыбкой проговорил Бахарев, останавливаясь в дверях столовой передохнуть. — Как же, по-современному… Она ко мне
на половину
ни ногой. Вот в столовой сходимся, если
что нужно.
В заключение Привалов заметил,
что ни в каком случае не рассчитывает
на доходы с заводов, а будет из этих доходов уплачивать долг и понемногу, постепенно поднимать производительность заводов.
— Если бы я отдал землю башкирам, тогда
чем бы заплатил мастеровым, которые работали
на заводах полтораста лет?.. Земля башкирская, а заводы созданы крепостным трудом. Чтобы не обидеть тех и других, я должен отлично поставить заводы и тогда постепенно расплачиваться с своими историческими кредиторами. В какой форме устроится все это — я еще теперь не могу вам сказать, но только скажу одно, — именно,
что ни одной копейки не возьму лично себе…
— Нет, зачем пустое говорить… Мне все едино,
что твой вексель,
что прошлогодний снег! Уж ты, как
ни на есть, лучше без меня обойдись…
Иван Яковлич ничего не отвечал
на это нравоучение и небрежно сунул деньги в боковой карман вместе с шелковым носовым платком. Через десять минут эти почтенные люди вернулись в гостиную как
ни в
чем не бывало. Алла подала Лепешкину стакан квасу прямо из рук, причем один рукав сбился и открыл белую, как слоновая кость, руку по самый локоть с розовыми ямочками, хитрый старик только прищурил свои узкие, заплывшие глаза и проговорил, принимая стакан...
— Но можно устроить так,
что вы в одно и то же время освободитесь от Ляховского и
ни на волос не будете зависеть от наследников… Да.
Антонида Ивановна полупрезрительно посмотрела
на пьяного мужа и молча вышла из комнаты. Ей было ужасно жарко, жарко до того,
что решительно
ни о
чем не хотелось думать; она уже позабыла о пьяном хохотавшем муже, когда вошла в следующую комнату.
— Я
ни в
чем не обвиняю Василия Назарыча, — говорил Привалов, — и даже не думал обидеться
на него за наш последний разговор. Но мне, Марья Степановна, было слишком тяжело все это время…
Как Привалов
ни откладывал своего визита к Ляховскому, ехать было все-таки нужно, и в одно прекрасное утро он отправился к Половодову, чтобы вместе с ним ехать к Ляховскому. Половодова не было дома, и Привалов хотел вернуться домой с спокойной совестью,
что на этот раз уж не он виноват.
Ляховский до того неистовствовал
на этот раз,
что с ним пришлось отваживаться. Дядюшка держал себя невозмутимо и даже превзошел самого Альфонса Богданыча. Он
ни разу не повысил тона и не замолчал, как это делал в критические минуты Альфонс Богданыч.
— Да ей нездоровится что-то… — подобрав губы, ответила Марья Степановна. — Все это от ваших книжек: читает, читает, ну и попритчится
что ни на есть.
Только книга в почерневшем кожаном переплете с медными застежками была новостью для Привалова, и он машинально рассматривал теперь тисненые узоры
на обложке этой книги, пока Марья Степановна как
ни в
чем не бывало перебирала разные пустяки, точно они только вчера расстались и в их жизни ничего не произошло нового.
Через день Привалов опять был у Бахаревых и долго сидел в кабинете Василья Назарыча. Этот визит кончился ничем. Старик все время проговорил о делах по опеке над заводами и
ни слова не сказал о своем положении. Привалов уехал, не заглянув
на половину Марьи Степановны,
что немного обидело гордую старуху.
Между матерью и дочерью не было сказано
ни одного слова
на эту тему, но это не мешало последней чувствовать,
что больной отец был предоставлен
на ее исключительное попечение.
— Это нам
на руку:
чем бы дитя
ни тешилось, лишь бы не плакало. А вы слышали,
что дела у Василия Назарыча швах?..
— Послушайте… — едва слышно заговорила девушка, опуская глаза. — Положим, есть такая девушка, которая любит вас… а вы считаете ее пустой, светской барышней,
ни к
чему не годной.
Что бы вы ответили ей, если бы она сказала вам прямо в глаза: «Я знаю,
что вы меня считаете пустой девушкой, но я готова молиться
на вас… я буду счастлива собственным унижением, чтобы только сметь дышать около вас».
Но чтобы иметь право
на такую роскошь, как отдельная комната, Надежде Васильевне пришлось выдержать ту мелкую борьбу, какая вечно кипит под родительскими кровлями: Марья Степановна и слышать ничего не хотела
ни о какой отдельной комнате, потому — для
чего девке отдельная комната, какие у ней такие важные дела?..
— Папа… я
ни в
чем никогда не обманывала тебя… Я молилась
на тебя… И теперь я все та же. Я ничего никому не сделала дурного, кроме тебя.
Старый бахаревский дом показался Привалову могилой или, вернее, домом, из которого только
что вынесли дорогого покойника. О Надежде Васильевне не было сказано
ни одного слова, точно она совсем не существовала
на свете. Привалов в первый раз почувствовал с болью в сердце,
что он чужой в этом старом доме, который он так любил. Проходя по низеньким уютным комнатам, он с каким-то суеверным чувством надеялся встретить здесь Надежду Васильевну, как это бывает после смерти близкого человека.
Я, право, не знаю, как описать,
что произошло дальше. В первую минуту Хиония Алексеевна покраснела и гордо выпрямила свой стан; в следующую за этим минуту она вернулась в гостиную, преисполненным собственного достоинства жестом достала свою шаль со стула,
на котором только
что сидела, и, наконец, не простившись
ни с кем, величественно поплыла в переднюю, как смертельно оскорбленная королева, которая великодушно предоставила оскорбителей мукам их собственной совести.
Но Хиония Алексеевна была уже за порогом, предоставив Привалову бесноваться одному. Она была довольна,
что наконец проучила этого миллионера, из-за которого она перенесла
на своей собственной спине столько человеческой несправедливости.
Чем она не пожертвовала для него — и вот вам благодарность за все труды, хлопоты, неприятности и даже обиды. Если бы не этот Привалов, разве Агриппина Филипьевна рассорилась бы с ней?.. Нет, решительно нигде
на свете нет
ни совести,
ни справедливости,
ни признательности!
Из приваловского дома Хина, конечно, не ушла, а как
ни в
чем не бывало явилась в него
на другой же день после своей размолвки с Приваловым. Хозяину ничего не оставалось, как только по возможности избегать этой фурии, чтобы напрасно не подвергать нареканиям и не отдавать в жертву городским сплетням
ни в
чем не повинные женские имена, а с другой — не восстановлять против себя Зоси. Хиония Алексеевна в случае изгнания, конечно, не остановилась бы
ни перед
чем.
Привалов не мог порядочно ответить
ни на один из этих вопросов, и теперь совесть особенно мучила его,
что он из-за личных дел забыл свои главные обязанности.
— Ого-го!.. Вон оно куда пошло, — заливался Веревкин. — Хорошо, сегодня же устроим дуэль по-американски: в двух шагах, через платок… Ха-ха!.. Ты пойми только,
что сия Катерина Ивановна влюблена не в папахена, а в его карман. Печальное, но вполне извинительное заблуждение даже для самого умного человека, который зарабатывает деньги головой, а не ногами. Понял? Ну,
что возьмет с тебя Катерина Ивановна, когда у тебя
ни гроша за душой… Надо же и ей заработать
на ярмарке
на свою долю!..
Собственно, ей давно хотелось куда-нибудь подальше уехать из Узла, где постоянно приходилось наталкиваться
на тяжелые воспоминания, но когда доктор заговорил о приваловской мельнице, Надежде Васильевне почему-то не хотелось воспользоваться этим предложением, хотя она
ни на мгновение не сомневалась в том,
что Привалов с удовольствием уступит им свой флигелек.
— В добрый час… Жена-то догадалась хоть уйти от него, а то пропал бы парень
ни за грош… Тоже кровь, Николай Иваныч… Да и то сказать: мудрено с этакой красотой
на свете жить… Не по себе дерево согнул он, Сергей-то… Около этой красоты больше греха,
чем около денег. Наш брат, старичье,
на стены лезут, а молодые и подавно… Жаль парня.
Что он теперь:
ни холост,
ни женат,
ни вдовец…
Девочка прильнула к матери и
ни за
что не хотела идти
на руки к седому настоящему деду; она несколько раз пристально и недоверчиво заглянула в глаза матери, точно подозревая какую-то измену.
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран, из ума!.. Тридцать лет живу
на службе;
ни один купец,
ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких,
что весь свет готовы обворовать, поддевал
на уду. Трех губернаторов обманул!..
Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и говорить про губернаторов…
А вы — стоять
на крыльце, и
ни с места! И никого не впускать в дом стороннего, особенно купцов! Если хоть одного из них впустите, то… Только увидите,
что идет кто-нибудь с просьбою, а хоть и не с просьбою, да похож
на такого человека,
что хочет подать
на меня просьбу, взашей так прямо и толкайте! так его! хорошенько! (Показывает ногою.)Слышите? Чш… чш… (Уходит
на цыпочках вслед за квартальными.)
Купцы. Ей-богу! такого никто не запомнит городничего. Так все и припрятываешь в лавке, когда его завидишь. То есть, не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой,
что лет уже по семи лежит в бочке,
что у меня сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают
на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь,
ни в
чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и
на Онуфрия его именины.
Что делать? и
на Онуфрия несешь.
Слесарша. Милости прошу:
на городничего челом бью! Пошли ему бог всякое зло! Чтоб
ни детям его,
ни ему, мошеннику,
ни дядьям,
ни теткам его
ни в
чем никакого прибытку не было!
О! я шутить не люблю. Я им всем задал острастку. Меня сам государственный совет боится. Да
что в самом деле? Я такой! я не посмотрю
ни на кого… я говорю всем: «Я сам себя знаю, сам». Я везде, везде. Во дворец всякий день езжу. Меня завтра же произведут сейчас в фельдмарш… (Поскальзывается и чуть-чуть не шлепается
на пол, но с почтением поддерживается чиновниками.)
