Неточные совпадения
— Это канцелярские чиновники! — сказал Зарецкой. — Их разговоры вообще очень поучительны, но совсем
не забавны. Пойдем в залу;
там что-то громко разговаривают.
— Так, батюшка! — перервал толстый господин, — что правда, то правда!
Там подают пять блюд, а берут только по семидесяти пяти копеек с человека. Так-с! Но позвольте доложить: блюда блюдам розь. Конечно, пять блюд — больше четырех; да
не в счете дело: блюдца-то, сударь,
там больно незатейливые.
— Видно что так. Ведь нашего войска и сорока тысяч
там не было.
— Жареные рябчики! — вскричал толстый господин, провожая жадным взором служанку, которая на большом блюде начала разносить жаркое. — Ну вот, почтеннейший, — продолжал он, обращаясь к худощавому старику, —
не говорил ли я вам, что блюда блюдам розь. В «Мысе Доброй Надежды» и пять блюд, но подают ли
там за общим столом вот это? — примолвил он, подхватя на вилку жареного рябчика.
— Что правда, то правда, — отвечал старик, принимаясь за свою порцию. —
Там из жареной телятины шагу
не выступят.
— Англия! — вскричал француз. — Да что такое Англия? И можно ли назвать европейским государством этот ничтожный остров, населенный торгашами? Этот христианской Алжир, который скоро
не будет иметь никакого сообщения с Европою. Нет, милостивый государь! Англия
не в Европе: она в Азии; но и
там владычество ее скоро прекратится. Индия ждет своего освободителя, и при первом появлении французских орлов на берегах Гангеса раздастся крик свободы на всем Индийском полуострове.
Мы, французы, любим пожить весело, сыплем деньгами, мы щедры, великодушны, и
там, где нас принимают с ласкою, никто
не пожалуется на бедность, но если мы вынуждены употреблять меры строгости, то целые государства исчезают при нашем появлении.
— Нигде, сударь! нигде! Такие опасные люди
не должны быть терпимы во всей Европе. Пусть они едут в Англию или Восточную Индию; пусть проповедывают
там возмутительные свои правила; по крайней мере до тех пор, пока на берегах Темзы
не развеваются еще знамена Франции.
«Да, барин, — молвил я, — под иной час тяжко бывает; кони дороги, кормы также, разгон большой, а на прогонах далеко
не уедешь;
там, глядишь, смотритель придерется, к исправнику попадешь в лапы — какое житье?
— А овес по два рубля четверть? Вот то-то и есть, ребята, вы заритесь на большие прогоны, а поспрошайте-ка, чего стоят за морем кормы? Как рублей по тридцати четверть, так и прогоны
не взмилятся! Нет, Федотушка! где дорого берут,
там дорого и платят!
Мы держимся старины: взял прогоны, выпил на гривнягу, да и будет; а ты так нет, как барин — норовишь все в трактир: давай чаю, заморской водки, того-сего, всякой лихой болести; а
там хвать, хвать, ан и сенца
не на что купить.
А как в мошне пусто, да и дома-то
не густо, так поневоле дурь полезет в голову: теперь ты слушаешь россказни иноземцев, а
там, пожалуй, и на большую дорогу выдешь.
— В Утешино?
Не, беспокойся: ты
там не найдешь своей невесты.
— Это правда, — перервала Лидина, — она так измучилась, chére enfant! [дорогое дитя! (франц.)] Представьте себе: бедняжка почти все ночи
не спала!.. Да, да, mon ange! [мой ангел! (франц.)] ты никогда
не бережешь себя. Помнишь ли, когда мы были в Париже и я занемогла? Хотя опасности никакой
не было… Да, братец!
там не так, как у вас в России:
там нет болезни, которой бы
не вылечили…
— Только, бога ради!
не здесь, подле этих грустных, обезображенных лип. Пойдемте в рощу. Я люблю отдыхать вот
там, под этой густой черемухой.
Не правда ли, — продолжала Полина, когда они, войдя в рощу, сели на дерновую скамью, —
не правда ли, что здесь и дышишь свободнее? Посмотрите, как весело растут эти березы, как пушисты эти ракитовые кусты; с какою роскошью подымается этот высокой дуб! Он
не боится, что придет садовник и сравняет его с другими деревьями.
— Да, да! человеколюбивое! а эти заведения нынче в ходу, любезный. Почему знать?.. От губернатора пойдет и выше, а
там… Да что загадывать; что будет, то и будет… Ну, теперь рассуди милостиво! Если б я стал показывать пустую больницу, кого бы удивил? Ведь дом всякой выстроить может, а надпись сделать
не фигура.
— А, так она его читала?
Не правда ли, что оно бойко написано? Я уверен был вперед, что при чтении этого красноречивого послания русское твое сердце забьет такую тревогу, что любовь и места
не найдет. Только в одном ошибся: я думал, что ты прежде женишься, а
там уж приедешь сюда пировать под картечными выстрелами свою свадьбу: по крайней мере я на твоем месте непременно бы женился.
— Смотри-ка, брат? — сказал один из них, — Ну что за народ эти французы, и огонька-то разложить порядком
не умеют. Видишь —
там, какой костер запалили?.. Эк они навалили бревен-то, проклятые!
— Да, любезный, дело бывалое: и
там, и сям, и в других прочих землях бывали; кому другому, а нам
не в диковинку… ходили в поход и в Немецию.
— В самом деле? — перервал Ленской. — Доложите ему, что его адъютант мешается
там, где его
не спрашивают.
— Да так, братец! пришел посмотреть. Мой эскадрон стоит вон
там, подле леса, откуда ничего
не видно. А ты как сюда попал?
— Эй, вы! — закричал Зарядьев, — стоять смирно! Ну! начали кланяться, дурачье! Тотчас узнаешь рекрут, — продолжал он, обращаясь к Зарецкому. — Обстрелянный солдат от ядра
не пошевелится… Кто
там еще отвесил поклон?
— Слыхать-то об этом и я слыхал, а сам
не видывал. От креста вы проедете еще версты полторы, а
там выедете на кладбище; вот тут пойдет опять плохая дорога, а против самой кладбищенской церкви — такая трясина, что и боже упаси! Забирайте уж лучше правее; по пашне хоть и бойко, да зато
не увязнете. Ну, прощайте, батюшка, Владимир Сергеич!
— Тем лучше!
Там должна решиться судьба нашего отечества, и если я
не увижу гибели всех французов, то по крайней мере умру на развалинах Москвы.
Там есть у меня друзья, родные… а здесь ровно никого… и несмотря на это, мне кажется… да, я отдал бы жизнь мою, чтоб спасти эту скучную, несносную Москву, в которой нога моя никогда
не будет.
— Покамест и сам
не знаю; но, кажется, мы выедем тут на Троицкую дорогу, а
там, может быть… Да, надобно взглянуть на Рославлева. Мы проживем, братец, денька три в деревне у моего приятеля, потом пустимся догонять наши полки, а меж тем лошадь твою и тебя будут кормить до отвалу.
— Смейтесь, смейтесь, господин офицер! Увидите, что эти мужички наделают! Дайте только им порасшевелиться, а
там французы держись! Светлейший грянет с одной стороны, граф Витгенштейн с другой, а мы со всех; да как воскликнем в один голос: prосul, о procul, profani, то есть: вон отсюда, нечестивец! так Наполеон такого даст стречка из Москвы, что его собаками
не догонишь.
Мы выедем сейчас на большую поляну, а
там пустимся опять лесом, переедем поперек Коломенскую дорогу, повернем налево и, я надеюсь, часа через два будем дома, то есть в моем таборе, — разумеется, если без меня
не было никакой тревоги.
— Посмотри-ка! — сказал купец, — как он стоит
там: один-одинехонек… в дыму… словно коршун выглядывает из-за тучи и висит над нашими головами. Да
не сносить же и тебе своей башки, атаман разбойничий!
— По Знаменке, батюшка?.. Нельзя!
Там теперь, около Арбатской площади, и птица
не пролетит.
Там теперь такое смешение языков и мундиров, что никому
не придет в голову экзаменовать вас, к какому вы принадлежите полку.
— Позвольте, позвольте!.. Вы его
там не найдете: он переменил квартиру.
— Теперь, мой друг,
не прогневайся! — сказал Зарецкой, — я сяду на лошадь, а ты ступай подле меня пешком. Это
не слишком вежливо, да делать нечего: надобно, чтоб всем казалось, что я куда-нибудь послан, а ты у меня проводником. Постарайтесь только, сударь, дойти как-нибудь до заставы, а
там я вам позволю ехать со мною!
Там был
не Гименей — Мегера
там была… —
— А вот как: мой родной брат из сержантов в одну кампанию сделался капитаном — правда, он отнял два знамя и три пушки у неприятеля; но разве я
не могу взять дюжины знамен и отбить целую батарею: следовательно, буду по крайней мере полковником, а
там генералом, а
там маршалом, а
там — при первом производстве — и в короли; а если на ту пору вакансия случится у вас…
Выходцев с того света
не закидали бы таким множеством вопросов, как наших друзей, которые были в Москве и видели своими глазами все, что
там делается.
Пусть судит меня господь! но я чувствую, что даже и
там —
не перестану быть русским.
Сколько раз я слышал: «Oui, mon officier, j'ai beaucoup souffert, mais une fois de retour a Paris… Diable! ce n'est pas comme chez vous: on se divertit, on dépence gaiement son argent et vive la joie!» [Да, господин офицер! я много терпел; но только бы добраться до Парижа — черт возьми!
там не так, как у вас!..
Если ты умрешь с честию, то я поплачу, а все-таки увижусь с тобою; но если ты… боже тебя сохрани… тогда и
там не смей мне на глаза казаться».
— И я теперь
не вижу ничего, а право, мне показалось, что
там мелькнуло что-то похожее на штык.
Наполеон
не мог сражаться с стихиями; но
там, где они
не против него, где ничто
не мешает движениям войск, может ли победа остаться на стороне его неприятелей?
— А я отправлюсь к Раппу. Мне сказывали, что у него сегодня военный совет; и хотя я
не приглашен, но это все равно: где толкуют о военных действиях,
там Шамбюр лишним быть
не может. Прощайте!