Неточные совпадения
Туробоев, холодненький, чистенький и вежливый, тоже смотрел на Клима, прищуривая темные, неласковые глаза, — смотрел вызывающе. Его слишком красивое лицо особенно сердито морщилось, когда Клим подходил к Лидии, но девочка разговаривала
с Климом небрежно, торопливо, притопывая ногами и глядя в ту
сторону, где Игорь. Она все более плотно срасталась
с Туробоевым, ходили они взявшись за руки; Климу казалось, что, даже увлекаясь игрою, они играют
друг для
друга, не видя, не чувствуя никого больше.
Клим вышел на улицу, и ему стало грустно. Забавные
друзья Макарова, должно быть, крепко любят его, и жить
с ними — уютно, просто. Простота их заставила его вспомнить о Маргарите — вот у кого он хорошо отдохнул бы от нелепых тревог этих дней. И, задумавшись о ней, он вдруг почувствовал, что эта девушка незаметно выросла в глазах его, но выросла где-то в
стороне от Лидии и не затемняя ее.
То, что, исходя от
других людей, совпадало
с его основным настроением и легко усваивалось памятью его, казалось ему более надежным, чем эти бродячие, вдруг вспыхивающие мысли, в них было нечто опасное, они как бы грозили оторвать и увлечь в
сторону от запаса уже прочно усвоенных мнений.
— Знакома я
с ним шесть лет, живу второй год, но вижу редко, потому что он все прыгает во все
стороны от меня. Влетит, как шмель, покружится, пожужжит немножко и вдруг: «Люба, завтра я в Херсон еду». Merci, monsieur. Mais — pourquoi? [Благодарю вас. Но — зачем? (франц.)] Милые мои, — ужасно нелепо и даже горестно в нашей деревне по-французски говорить, а — хочется! Вероятно, для углубления нелепости хочется, а может, для того, чтоб напомнить себе о
другом, о
другой жизни.
С одной
стороны черной полосы воды возвышались рыжие бугры песка,
с другой неподвижно торчала щетина кустов. Алина указала рукою на берег...
«Но эти слова говорят лишь о том, что я умею не выдавать себя. Однако роль внимательного слушателя и наблюдателя откуда-то со
стороны, из-за угла, уже не достойна меня. Мне пора быть более активным. Если я осторожно начну ощипывать
с людей павлиньи перья, это будет очень полезно для них. Да. В каком-то псалме сказано: «ложь во спасение». Возможно, но — изредка и — «во спасение», а не для игры
друг с другом».
— Самгин, земляк мой и
друг детства! — вскричала она, вводя Клима в пустоватую комнату
с крашеным и покосившимся к окнам полом. Из дыма поднялся небольшой человек, торопливо схватил руку Самгина и, дергая ее в разные
стороны, тихо, виновато сказал...
— Черти неуклюжие! Придумали устроить выставку сокровищ своих на песке и болоте.
С одной
стороны — выставка,
с другой — ярмарка, а в середине — развеселое Кунавино-село, где из трех домов два набиты нищими и речными ворами, а один — публичными девками.
Дронов всегда говорил о людях
с кривой усмешечкой, посматривая в
сторону и как бы видя там образы
других людей, в сравнении
с которыми тот, о ком он рассказывал, — негодяй.
—
С одной
стороны города Варавка построил бойни и тюрьму, — заворчал Иноков, шагая по краю оврага, —
с другой конкурент его строит казарму.
Осторожно входил чистенько одетый юноша, большеротый, широконосый,
с белесыми бровями; карие глаза его расставлены далеко один от
другого, но одинаково удивленно смотрят в разные
стороны, хотя назвать их косыми — нельзя.
Самгин шагал в
стороне нахмурясь, присматриваясь, как по деревне бегают люди
с мешками в руках, кричат
друг на
друга, столбом стоит среди улицы бородатый сектант Ермаков. Когда вошли в деревню, возница, сорвав шапку
с головы, закричал...
Чтоб избежать встречи
с Поярковым, который снова согнулся и смотрел в пол, Самгин тоже осторожно вышел в переднюю, на крыльцо. Дьякон стоял на той
стороне улицы, прижавшись плечом к столбу фонаря, читая какую-то бумажку, подняв ее к огню; ладонью
другой руки он прикрывал глаза. На голове его была необыкновенная фуражка, Самгин вспомнил, что в таких художники изображали чиновников Гоголя.
Пред ним встала картина, напомнившая заседание масонов в скучном романе Писемского: посреди большой комнаты, вокруг овального стола под опаловым шаром лампы сидело человек восемь; в конце стола — патрон, рядом
с ним — белогрудый, накрахмаленный Прейс, а по
другую сторону — Кутузов в тужурке инженера путей сообщения.
На улице Самгин почувствовал себя пьяным. Дома прыгали, точно клавиши рояля; огни, сверкая слишком остро, как будто бежали
друг за
другом или пытались обогнать черненькие фигурки людей, шагавших во все
стороны. В санях, рядом
с ним, сидела Алина, теплая, точно кошка. Лютов куда-то исчез. Алина молчала, закрыв лицо муфтой.
«Макаров утверждает, что отношения
с женщиной требуют неограниченной искренности со
стороны мужчины», — думал он, отвернувшись к стене, закрыв глаза, и не мог представить себе, как это можно быть неограниченно искренним
с Дуняшей, Варварой. Единственная женщина,
с которой он был более откровенным, чем
с другими, это — Никонова, но это потому, что она никогда, ни о чем не выспрашивала.
Не пожелав остаться на прения по докладу, Самгин пошел домой. На улице было удивительно хорошо, душисто, в небе, густо-синем, таяла серебряная луна, на мостовой сверкали лужи,
с темной зелени деревьев падали голубые капли воды; в домах открывались окна. По
другой стороне узкой улицы шагали двое, и один из них говорил...
Круг все чаще разрывался, люди падали, тащились по полу, увлекаемые вращением серой массы, отрывались, отползали в
сторону, в сумрак; круг сокращался, — некоторые, черпая горстями взволнованную воду в чане, брызгали ею в лицо
друг другу и, сбитые
с ног, падали. Упала и эта маленькая неестественно легкая старушка, — кто-то поднял ее на руки, вынес из круга и погрузил в темноту, точно в воду.
Вскрикивая, он черпал горстями воду, плескал ее в
сторону Марины, в лицо свое и на седую голову. Люди вставали
с пола, поднимая
друг друга за руки, под мышки, снова становились в круг, Захарий торопливо толкал их, устанавливал, кричал что-то и вдруг, закрыв лицо ладонями, бросился на пол, — в круг вошла Марина, и люди снова бешено,
с визгом, воем, стонами, завертелись, запрыгали, как бы стремясь оторваться от пола.
Вот она заговорила, но в топоте и шуме голосов ее голос был не слышен, а круг снова разрывался, люди, отлетая в
сторону, шлепались на пол
с мягким звуком, точно подушки, и лежали неподвижно; некоторые, отскакивая, вертелись одиноко и парами, но все падали один за
другим или, протянув руки вперед, точно слепцы, пошатываясь, отходили в
сторону и там тоже бессильно валились
с ног, точно подрубленные.
Память произвольно выдвинула фигуру Степана Кутузова, но сама нашла, что неуместно ставить этого человека впереди всех
других, и
с неодолимой, только ей доступной быстротою отодвинула большевика в
сторону, заместив его вереницей людей менее антипатичных. Дунаев, Поярков, Иноков, товарищ Яков, суховатая Елизавета Спивак
с холодным лицом и спокойным взглядом голубых глаз. Стратонов, Тагильский, Дьякон, Диомидов, Безбедов, брат Димитрий… Любаша… Маргарита, Марина…
Не находя двери, Самгин понял, что он подошел к дому
с другой его
стороны. Дом спрятан в деревьях, а Иноков
с Макаровым далеко от него и очень близко к ограде. Он уже хотел окрикнуть их, но Иноков спросил...
«Конечно, это —
другие люди, — напомнил он себе, но тотчас же подумал: — Однако
с какой-то
стороны они, пожалуй, интереснее. Чем? Ближе к обыденной жизни?»
Ее
с одной
стороны ограничивает невысокая песчаная насыпь железной дороги,
с другой — густое мелколесье, еще недавно оно примыкало вплоть к насыпи, от него осталось множество пней разной высоты, они торчат по всей равнине.
Остались сидеть только шахматисты, все остальное офицерство, человек шесть, постепенно подходило к столу, становясь по
другую сторону его против Тагильского, рядом
с толстяком. Самгин заметил, что все они смотрят на Тагильского хмуро, сердито, лишь один равнодушно ковыряет зубочисткой в зубах. Рыжий офицер стоял рядом
с Тагильским, на полкорпуса возвышаясь над ним… Он что-то сказал — Тагильский ответил громко...