Неточные совпадения
Сверх передней и девичьей,
было у меня еще одно рассеяние, и тут, по крайней мере, не
было мне помехи. Я любил чтение столько же, сколько не любил учиться. Страсть к бессистемному чтению
была вообще одним из главных препятствий серьезному учению. Я, например, прежде и после терпеть не
мог теоретического изучения языков, но
очень скоро выучивался кой-как понимать и болтать с грехом пополам, и на этом останавливался, потому что этого
было достаточно для моего чтения.
Прежде мы имели мало долгих бесед. Карл Иванович мешал, как осенняя муха, и портил всякий разговор своим присутствием, во все мешался, ничего не понимая, делал замечания, поправлял воротник рубашки у Ника, торопился домой, словом,
был очень противен. Через месяц мы не
могли провести двух дней, чтоб не увидеться или не написать письмо; я с порывистостью моей натуры привязывался больше и больше к Нику, он тихо и глубоко любил меня.
Сцена эта
может показаться
очень натянутой,
очень театральной, а между тем через двадцать шесть лег я тронут до слез, вспоминая ее, она
была свято искренна, это доказала вся жизнь наша. Но, видно, одинакая судьба поражает все обеты, данные на этом месте; Александр
был тоже искренен, положивши первый камень храма, который, как Иосиф II сказал, и притом ошибочно, при закладке какого-то города в Новороссии, — сделался последним.
— Какая смелость с вашей стороны, — продолжал он, — я удивляюсь вам; в нормальном состоянии никогда человек не
может решиться на такой страшный шаг. Мне предлагали две, три партии
очень хорошие, но как я вздумаю, что у меня в комнате
будет распоряжаться женщина,
будет все приводить по-своему в порядок, пожалуй,
будет мне запрещать курить мой табак (он курил нежинские корешки), поднимет шум, сумбур, тогда на меня находит такой страх, что я предпочитаю умереть в одиночестве.
Я
выпил, он поднял меня и положил на постель; мне
было очень дурно, окно
было с двойной рамой и без форточки; солдат ходил в канцелярию просить разрешения выйти на двор; дежурный офицер велел сказать, что ни полковника, ни адъютанта нет налицо, а что он на свою ответственность взять не
может. Пришлось оставаться в угарной комнате.
Соколовский, автор «Мироздания», «Хевери» и других довольно хороших стихотворений, имел от природы большой поэтический талант, но не довольно дико самобытный, чтоб обойтись без развития, и не довольно образованный, чтоб развиться. Милый гуляка, поэт в жизни, он вовсе не
был политическим человеком. Он
был очень забавен, любезен, веселый товарищ в веселые минуты, bon vivant, [любитель хорошо пожить (фр.).] любивший покутить — как мы все…
может, немного больше.
Смотритель сам усадил меня в сани и так усердно хлопотал, что уронил в сено зажженную свечу и не
мог ее потом найти. Он
был очень в духе и повторял...
Но для такого углубления в самого себя надобно
было иметь не только страшную глубь души, в которой привольно нырять, но страшную силу независимости и самобытности. Жить своею жизнию в среде неприязненной и пошлой, гнетущей и безвыходной
могут очень немногие. Иной раз дух не вынесет, иной раз тело сломится.
Этого княгиня не
могла понять, журила ребенка за плаксивость и
была очень недовольна, что диакон расстроивает нервы: «Уж это слишком как-то эдак, совсем не по-детски!»
Я Сашу потом знал
очень хорошо. Где и как умела она развиться, родившись между кучерской и кухней, не выходя из девичьей, я никогда не
мог понять, но развита
была она необыкновенно. Это
была одна из тех неповинных жертв, которые гибнут незаметно и чаще, чем мы думаем, в людских, раздавленные крепостным состоянием. Они гибнут не только без всякого вознаграждения, сострадания, без светлого дня, без радостного воспоминания, но не зная, не подозревая сами, что в них гибнет и сколько в них умирает.
Я
мог бы написать целый том анекдотов, слышанных мною от Ольги Александровны: с кем и кем она ни
была в сношениях, от графа д'Артуа и Сегюра до лорда Гренвиля и Каннинга, и притом она смотрела на всех независимо, по-своему и
очень оригинально. Ограничусь одним небольшим случаем, который постараюсь передать ее собственными словами.
Солнце село, еще
очень тепло, домой идти не хочется, мы сидим на траве. Кетчер разбирает грибы и бранится со мной без причины. Что это, будто колокольчик? К нам, что ли? Сегодня суббота —
может быть.
Жаль,
очень жаль нам
было Матвея. Матвей в нашей небольшой семье играл такую близкую роль,
был так тесно связан со всеми главными событиями ее последних пяти лет и так искренно любил нас, что потеря его не
могла легко пройти.
С внешней стороны теснил только полицейский надзор; не
могу сказать, чтоб он
был очень докучлив, но неприятное чувство дамокловой трости, занесенной рукой квартального,
очень противно.
— Сколько хотите… Впрочем, — прибавил он с мефистофелевской иронией в лице, — вы
можете это дело обделать даром — права вашей матушки неоспоримы, она виртембергская подданная, адресуйтесь в Штутгарт — министр иностранных дел обязан заступиться за нее и выхлопотать уплату. Я, по правде сказать,
буду очень рад свалить с своих плеч это неприятное дело.
X. с большим участием спросил меня о моей болезни. Так как я не полюбопытствовал прочитать, что написал доктор, то мне и пришлось выдумать болезнь. По счастию, я вспомнил Сазонова, который, при обильной тучности и неистощимом аппетите, жаловался на аневризм, — я сказал X., что у меня болезнь в сердце и что дорога
может мне
быть очень вредна.
— Вы
можете остаться еще месяц. Префект поручил мне вместе с тем сказать вам, что он надеется и желает, чтоб ваше здоровье поправилось в продолжение этого времени; ему
было бы
очень неприятно, если б это
было не так, потому что в третий раз он отсрочить не
может.
— Да помилуйте, где же тут
может быть сомнение… Отправляйтесь в Ниццу, отправляйтесь в Геную, оставайтесь здесь — только без малейшей rancune, [злопамятство (фр.).] мы
очень рады… это все наделал интендант… видите, мы еще ученики, не привыкли к законности, к конституционному порядку. Если бы вы сделали что-нибудь противное законам, на то
есть суд, вам нечего тогда
было бы пенять на несправедливость, не правда ли?
Прудон сидит у кровати больного и говорит, что он
очень плох потому и потому. Умирающему не поможешь, строя идеальную теорию о том, как он
мог бы
быть здоров, не
будь он болен, или предлагая ему лекарства, превосходные сами по себе, но которых он принять не
может или которых совсем нет налицо.
На пароходе я встретил радикального публициста Голиока; он виделся с Гарибальди позже меня; Гарибальди через него приглашал Маццини; он ему уже телеграфировал, чтоб он ехал в Соутамтон, где Голиок намерен
был его ждать с Менотти Гарибальди и его братом. Голиоку
очень хотелось доставить еще в тот же вечер два письма в Лондон (по почте они прийти не
могли до утра). Я предложил мои услуги.
Неточные совпадения
Конечно, если он ученику сделает такую рожу, то оно еще ничего:
может быть, оно там и нужно так, об этом я не
могу судить; но вы посудите сами, если он сделает это посетителю, — это
может быть очень худо: господин ревизор или другой кто
может принять это на свой счет.
Хлестаков. Да что ж жаловаться? Посуди сам, любезный, как же? ведь мне нужно
есть. Этак
могу я совсем отощать. Мне
очень есть хочется; я не шутя это говорю.
Прыщ
был уже не молод, но сохранился необыкновенно. Плечистый, сложенный кряжем, он всею своею фигурой так, казалось, и говорил: не смотрите на то, что у меня седые усы: я
могу! я еще
очень могу! Он
был румян, имел алые и сочные губы, из-за которых виднелся ряд белых зубов; походка у него
была деятельная и бодрая, жест быстрый. И все это украшалось блестящими штаб-офицерскими эполетами, которые так и играли на плечах при малейшем его движении.
Но так как он все-таки
был сыном XVIII века, то в болтовне его нередко прорывался дух исследования, который
мог бы дать
очень горькие плоды, если б он не
был в значительной степени смягчен духом легкомыслия.
Очень может статься, что многое из рассказанного выше покажется читателю чересчур фантастическим. Какая надобность
была Бородавкину делать девятидневный поход, когда Стрелецкая слобода
была у него под боком и он
мог прибыть туда через полчаса? Как
мог он заблудиться на городском выгоне, который ему, как градоначальнику, должен
быть вполне известен? Возможно ли поверить истории об оловянных солдатиках, которые будто бы не только маршировали, но под конец даже налились кровью?