Неточные совпадения
— Набегался, вот и устал, — сказала
мать: она видела, как Саша с другими детьми только что носился дико
по большому казенному двору и визжал от восторга, — поменьше шалить надо, тогда и не будешь уставать. Смотри, как измазался!
«Она» между детьми называлась
мать, а покойный и наполовину забытый отец назывался,
по примеру
матери, «генералом».
По воскресеньям Елена Петровна ходила с детьми в ближайшую кладбищенскую церковь Ивана Крестителя. И Линочка бывала в беленьком платье очень хорошенькая, а Саша в гимназическом — черный, тоненький, воспитанный; торжеством было для
матери провести
по народу таких детишек. И особенно блестела у Саши медная бляха пояса:
по утрам перед церковью сам чистил толченым углем и зубным порошком.
Но даже и дети не знали, что задолго до их рождения, в первую пору своего замужества, она пережила тяжелую, страшную и не совсем обычную драму, и что сын Саша не есть ее первый и старший сын, каким себя считал. И уж никак не предполагали они, что город Н. дорог
матери не
по радостным воспоминаниям, а
по той печали и страданию, что испытала она в безнадежности тогдашнего своего положения.
Тяжелый и опасный разговор не возобновлялся
по тайному соглашению
матери и сына, а вскоре Елена Петровна и совсем позабыла о холодной и странной вспышке.
Словно в этот именно вечер, сознав себя взрослым, Саша по-мужски услуживал
матери, провожал ее
по вечерам и уже пробовал, насилуя свой рост, вести ее под руку.
Так жили они, трое,
по виду спокойно и радостно, и сами верили в свою радость; к детям ходило много молодого народу, и все любили квартиру с ее красотою. Некоторые, кажется, только потому и ходили, что очень красиво, — какие-то скучные, угреватые подростки, весь вечер молча сидевшие в углу. За это над ними подсмеивался и Саша, хотя в разговоре с
матерью уверял, что это очень умные и в своем месте даже разговорчивые ребята.
Но теперь к обычному удивлению
матери, не могущей привыкнуть к отделению и самостоятельности ее плода, примешивается нечто новое, очень интересное и важное: как будто до сих пор она рассматривала его
по частям, а теперь увидела сразу всего: Боже ты мой, да он ли это, — где же прежний Саша?
Молчал и Саша, обдумывая. Поразил его рассказ
матери; и то, что
мать, всегда так строго и даже чопорно одетая, была теперь в беленькой, скромной ночной кофточке, придавало рассказу особый смысл и значительность — о самой настоящей жизни шло дело. Провел рукой
по волосам, расправляя мысли, и сказал...
— Здесь, я его
мать. Вы к Саше
по делу? Он сейчас только встал, пьет чай.
Тогда, после разговора с
матерью, он порешил, что именно теперь, узнав все, он по-настоящему похоронил отца; и так оно и было в первые дни.
— Ни минуты, ни секундочки! Пусть они, умные да талантливые, делают по-своему, а мы, бесталанные, двинем
по низу, того-этого! Я мужик, а ты мальчишка, ну и ладно, ну и пойдем по-мужичьему да по-ребячьему!
Мать ты моя, земля ты моя родная, страдалица моя вековечная — земно кланяюсь тебе, подлец, сын твой — подлец!
Но так как после дождя погода стала еще лучше, вдвоем с Еленой Петровной гулял
по берегу реки до самой ночной черноты; и опять ни о чем не догадывалась и ничего не подозревала
мать.
А с этой минуты весь мир перевернулся, как детский мяч, и все стало другое, и все понялось по-другому, и разум стал иной, и совесть сделалась другая; и неслышно ушла из жизни Елена Петровна, и осталась на месте ее — вечная
мать.
— Я очень вам благодарна, Петр Семенович… но не ответите ли вы мне на мой женский вопрос:
по какой вашей морали допустимо, чтобы подстерегали мальчика, идущего на свидание к
матери?
— Да? Не спорю. Но
по какой вашей мужской морали сын, идущий к
матери, должен быть схвачен? Не должны ли вы все склониться и закрыть глаза, пока он проходит? А потом уж хватайте, там, где-нибудь, где хотите, я этого не знаю.
Уже догадываясь, но все еще не веря, Жегулев бросается за угол к тому окну, что из его комнаты, — и здесь все чужое, может быть, по-своему и хорошее, но ужасное тем, что заняло оно родное место и стоит, ничего об этом не зная. И понимает Жегулев, что их здесь нет, ни
матери, ни Линочки, и нет уже давно, и где они — неизвестно.
Эта газета, которую
по утрам читала
мать, была опять-таки мучением для дочери: нужно была проснуться раньше и каждое утро взглянуть, нет ли такого, чего не может и не должна читать Елена Петровна.
Неточные совпадения
Взгрустнулось крепко юноше //
По матери-страдалице, // А пуще злость брала, // Он в лес ушел.
Не ветры веют буйные, // Не мать-земля колышется — // Шумит, поет, ругается, // Качается, валяется, // Дерется и целуется // У праздника народ! // Крестьянам показалося, // Как вышли на пригорочек, // Что все село шатается, // Что даже церковь старую // С высокой колокольнею // Шатнуло раз-другой! — // Тут трезвому, что голому, // Неловко… Наши странники // Прошлись еще
по площади // И к вечеру покинули // Бурливое село…
В один стожище
матерый, // Сегодня только сметанный, // Помещик пальцем ткнул, // Нашел, что сено мокрое, // Вспылил: «Добро господское // Гноить? Я вас, мошенников, // Самих сгною на барщине! // Пересушить сейчас!..» // Засуетился староста: // — Недосмотрел маненичко! // Сыренько: виноват! — // Созвал народ — и вилами // Богатыря кряжистого, // В присутствии помещика, //
По клочьям разнесли. // Помещик успокоился.
Пишут ко мне, что,
по смерти ее
матери, какая-то дальняя родня увезла ее в свои деревни.
Г-жа Простакова. Ты же еще, старая ведьма, и разревелась. Поди, накорми их с собою, а после обеда тотчас опять сюда. (К Митрофану.) Пойдем со мною, Митрофанушка. Я тебя из глаз теперь не выпущу. Как скажу я тебе нещечко, так пожить на свете слюбится. Не век тебе, моему другу, не век тебе учиться. Ты, благодаря Бога, столько уже смыслишь, что и сам взведешь деточек. (К Еремеевне.) С братцем переведаюсь не по-твоему. Пусть же все добрые люди увидят, что мама и что
мать родная. (Отходит с Митрофаном.)