Дочь Великого Петра

Княгиня Васса Семеновна позвонила.

— Попроси сюда княжну Людмилу Васильевну… Она, вероятно, где-нибудь в саду, — отдала она приказание явившемуся на звонок лакею.

— Ее сиятельство княжна изволят быть у себя в комнате, — почтительно отвечал лакей.

— А… Так попроси ее сюда.

— Слушаю, ваше сиятельство.

Лакей вышел.

— Пусть плутовка повторит при мне то, что вчера говорила вам, пользуясь дозволением прогуляться с вами в парке… — шутливо заметила княгиня.

Князь, уже снова сидя в кресле, счастливо улыбался.

В это время в дверях террасы появилась Людмила Васильевна. Она была особенно хороша. Несколько смущенный, растерянный вид придавал ее лицу и всей ее фигуре особую прелесть.

— Вы меня звали, мама? — сказала она после небольшой паузы.

Князь вскочил с кресла при ее появлении. Княжна как-то особенно церемонно присела ему.

— Да, звала, плутовка… Нечего из себя строить наивную овечку, — начала княгиня. — Ты знаешь, зачем сегодня пожаловал к нам князь в полной амуниции?

Княжна удивленно вскинула свои глаза на мать, но тотчас сообразила, что та не желает, чтобы князь Сергей Сергеевич знал о вчерашнем ее разговоре с матерью. Она бросилась к ней.

— Мама, простите…

— Чего прощать-то… Нет, ты нам скажи, знаешь или нет?

— Знаю… — смущенно отвечала княжна, бросив искоса взгляд на князя Сергей Сергеевича.

Тот положительно пожирал ее влюбленным взором.

— Ну, так и ответь ему сама…

Княжна молчала. Княгиня с улыбкой смотрела на нее.

— Стыдно, князь, говорить на девушку неправду, — вдруг обратилась она к князю Луговому, — ишь что выдумали, что моя Люда согласилась вчера на ваше предложение быть вашей женой. Бедная девочка, какую небылицу возвел на тебя князь!

Последняя фраза относилась уже к дочери.

— Мама, он сказал правду, — произнесла, вся вспыхнув, княжна Людмила Васильевна.

— Вот как, ну, значит, извините, князь, поклепала на вас понапрасну. Дочка-то моя, видно, без меня разговорчивее. Значит, ты знаешь, — вдруг оставила она шутливый тон и обратилась к дочери, — что князь приехал просить твоей руки. Ты согласна, согласна и я.

Князь уже стоял около своей невесты. Они оба преклонили колена перед тоже вставшей княгиней Вассой Семеновной. Та положила им на голову руки, затем обоих перекрестила и поцеловала.

— А теперь пойдемте завтракать, — заметила княгиня.

Все двинулись в столовую. Завтрак прошел очень оживленно. Княгиня продолжала шутить с дочерью и своим будущим сыном, но на княжну Людмилу эти шутки не производили уже того конфузящего впечатления, как первый шутливый вопрос матери на террасе.

Конечно, не только весь зиновьевский двор, но и все Зиновьево быстро узнало о событии в барском доме, о том, что «ангел-княжна», — иначе не называли княжну Людмилу не только дворовые, но и крестьяне, — невеста. После завтрака жених и невеста вышли в парк, чтобы на досуге помечтать о радужном, казалось им, будущем, открывавшемся перед ними.

Князь остался в Зиновьеве обедать и пить вечерний чай и только поздним вечером возвратился к себе в Луговое. Там ожидала его новая радость. К нему неожиданно приехал гость из Петербурга, друг его детства и товарищ по полку, граф Петр Игнатьевич Свиридов.

Это был красивый, высокий, статный блондин, с темно-синими большими бархатными глазами, всегда смотревшими весело и ласково. Вместе с князем Луговым он воспитывался в корпусе, вместе вышел в офицеры и вместе с ним вращался в придворных сферах Петербурга, деля успех у светских красавиц. До сих пор у приятелей были разные вкусы, и женщины не являлись для них тем классическим «яблоком раздора», способным не только ослабить, но и прямо порвать узы мужской дружбы.

— Петя, хороший, какими судьбами! — радостно встретил князь Сергей Сергеевич своего друга, вышедшего на крыльцо навстречу хозяину-приятелю.

— Благодаря тетушке, дружище…

Друзья обнялись и расцеловались…

— Какой тетушке?

— Ты знаешь, их у меня в России такое бессчетное множество, что не только я не знал их всех в лицо, но даже и по имени.

— Так что же?

Приятели вошли в это время в кабинет князя.

— Так вот, я получил известие, что в Тамбове умерла одна из этих тетушек, графиня Надежда Ивановна Загряжская, умерла бездетной, и единственный ее наследник являюсь я, твой покорнейший слуга.

— И давно умерла?

— Умерла она с полгода, но мне дали знать об открывшемся наследстве всего с месяца полтора тому назад. Я, конечно, взял отпуск и покатил сюда. Устроив кое-как дела, хотя и не окончив их, я решил отдохнуть от милого Тамбова, где положительно задыхался от пыли и жары, где-нибудь на берегу струй, и вдруг вспомнил, что твое именье здесь поблизости и, главное, что ты находишься в нем… Я тотчас айда к тебе.

— И отлично сделал, более чем отлично, это просто счастливый случай.

— А что?

— Потом, потом, а теперь позволь мне переодеться. Я весь день пробыл в парадной форме.

— Куда ты ездил этаким франтом?

— Сейчас все узнаешь… Так позволишь?

— О чем тут спрашивать! — улыбнулся граф Петр Игнатьевич.

Князь позвонил. С помощью явившегося камердинера он начал переодеваться, не переставая задавать вопросы усевшемуся в покойном кресле приезжему другу.

— И большое тебе досталось наследство?

— Как тебе сказать. Приехать стоило.

— А именно?

— Два дома в городе. Имение небольшое в пяти верстах от Тамбова, душ около трехсот. Дом, конечно, с полной обстановкой, усадьба тоже — полная чаша.

— А деньгами?

— Тысяч около шестидесяти.

— Это ты верно сказал, что стоило приезжать… И неужели ничего не растащили?

— Вообрази, ни одной нитки. Там такие сторожа сторожат, каких я в первый раз в жизни вижу.

— Какие же?

— Старик со старухой — обоим лет более двухсот, но здоровы и бодры и так держат всю дворню, что те по струнке ходят. Они-то мне все с рук на руки и передали. «Ни синь пороха, батюшка-барин, ваше сиятельство, не пропало после покойной вашей тетушки», — говорят. И я им верю.

— Да, — задумчиво проговорил князь, — здесь такие люди встречаются, но в Петербурге и Москве народ испортился.

— Это ты правильно, вор народ стал.

Туалет князя был кончен, и вошедший лакей доложил, что подано ужинать. Друзья отправились в столовую. Беседа снова полилась.

— Скажи мне, кстати, Сергей, что у тебя здесь на днях произошло? — спросил граф Свиридов.

— А что такое?

— Да на последнем привале мой кучер и лакей выслушали от содержателя постоялого двора целую историю о какой-то чертовщине, которая здесь, у тебя, произошла, будто ты раскрыл какую-то старую беседку, где и нашел два скелета.

— Это правда, — отвечал князь Луговой.

— Как правда?

— Говорю, правда.

— Вот так штука. А я готов был держать пари, что все это одна сплошная сказка.

— Я и сам думал, а вышло не то.

Князь Сергей Сергеевич подробно рассказал графу Свиридову о легенде, окружающей заветную беседку в парке, легенде, оправдавшейся в первой ее половине страшной находкой, о ходе работ, проведенных для того, чтобы открыть ее, похоронах найденных человеческих останков, словом, обо всем, происшедшем два дня тому назад.

— Завтра я покажу тебе эту беседку.

— Завтра, почему же не сегодня?

— Сегодня? — спросил князь, и голос его дрогнул.

Он невольно посмотрел в окно, выходящее в парк. На землю уже спустилась темная летняя ночь. В тенистых аллеях парка мрак был еще гуще. Граф Петр Игнатьевич заметил смущение князя Сергея Сергеевича и поймал этот взгляд.

— Ты что это, брат, — насмешливо заметил он, — в деревне-то стал трусить не только живых, но даже мертвых.

— Какие пустяки! — вспыхнул князь Сергей Сергеевич. — Пойдем после ужина.

Князя более всего взбесило то, что его приятель угадал причину, почему он хотел показать беседку не сейчас, а завтра.

— Если очень страшно, то уж пойдем лучше спать, — все еще насмешливым тоном заметил граф Свиридов.

— Ты, брат, не валишь ли с больной головы на здоровую, кажется, сам труса празднуешь, — отпарировал князь Луговой.

— Ну, это, брат, стара штука. Способ простой, когда совестно сознаться.

— Самое лучшее, посмотрим, кто струсит, — отвечал князь.

— Съедим последнее блюдо и пойдем. А вот тебе наливка для храбрости.

— Не забудь и себя.

— Не забуду, выпью.

Князь налил наливку в серебряные бокалы. Друзья с наслаждением выпили душистую влагу из сока черешен. Встав из-за стола, они вышли на террасу.

Парк был действительно окутан мраком, но в цветнике было сравнительно светлее, так как на него падал слабый матовый свет последней четверти лунного диска. Князь Луговой, взяв под руку графа Свиридова, спустился с террасы в цветник и направился к той аллее, которая вела к заветной беседке. Несмотря на то что место где стояла эта беседка, было, как мы знаем, вычищено, все же деревья на нем были гуще, нежели в остальном парке, а потому вечером это место казалось мрачнее. Князь Сергей Сергеевич и граф Свиридов молча шли по дорожке, в конце которой виднелась полянка, на которой высилось теперь темное здание беседки.

Луна в это время, как нарочно, скрылась за облаками. Оба были нервно настроены. Оба готовы были бы с удовольствием вернуться в уютную столовую или в менее уютный кабинет, но обоих удерживал стыд сознаться друг перед другом в этом чувстве, которое они оба называли трусостью. Они подошли уже к выходу на полянку, как вдруг луна вышла из-за скрывавшего ее облачка и ее матовые лучи пробрались на полянку и осветили открытую дверь беседки.

Оба друга остановились как вкопанные невдалеке от входа в нее. Они оба увидели, что на одной из скамеек, стоявших внутри беседки, сидели близко друг к другу две человеческие фигуры, мужчина и женщина. Абрисы этих фигур совершенно ясно выделялись при слабом лунном свете, рассмотреть же их лица и подробности одежды не было возможности. Оба друга заметили только, как потом и передавали друг другу, что эти одежды состояли из какой-то прозрачной светлой материи.

— Однако, — первый заметил граф Петр Игнатьевич, — видно, для здешней молодежи не особенно страшна эта беседка, когда они тотчас же стали ее избирать для любовных свиданий.

Князь Сергей Сергеевич ничего не отвечал. Он стоял рядом со своим другом, бледный, с остановившимся на представшем перед ним видении взглядом. Он сразу понял, что перед ним не живые люди, а призраки, что это духи умерших в беседке людей посетили свою могилу.

— Что с тобой? — дрожащим голосом спросил граф Свиридов, который вдруг сам почувствовал какой-то инстинктивный страх, физически выразившийся в том, что по телу графа, особенно по спине, забегали мурашки.

Но не успел князь ответить, или, лучше сказать, не успел граф Петр Игнатьевич повторить свой вопрос, так как князь Сергей Сергеевич стоял по-прежнему точно в столбняке, как за беседкой, в нескольких шагах от них, раздался дикий, безумный хохот и послышались удаляющиеся шаги.

— Это он, — произнес князь Сергей Сергеевич и пошатнулся.

Граф Свиридов, несмотря на охвативший его тоже почти панический страх, успел подхватить приятеля и не дать ему упасть. Когда он посмотрел снова на дверь беседки, внутри последней никого не было.

— Он имеет выход с другой стороны? — спросил он почти бесчувственного князя Лугового, продолжая держать его в своих объятиях.

— Нет… — после большой паузы, несколько придя в себя, произнес князь Сергей Сергеевич.

— Не может быть! — возразил граф Петр Игнатьевич.

— Ты видишь, все исчезло. Можешь убедиться, — заметил князь, уже совершенно овладев собою. — Войдем.

Они вошли в беседку, представлявшую, как известно, круглую башню с одной дверью.

— Это странно! — взволнованно воскликнул граф Свиридов.

— Я тебе порасскажу еще много странных вещей, — ответил князь Сергей Сергеевич.

Друзья возвратились в дом, нельзя сказать, чтобы под хорошим впечатлением от всего ими виденного и перечувствованного.