Маленькие и неприметные – 3. Холодное блюдо в багажнике

В начале шестого вечера Марина Бояркина явилась в офис. Вид она имела усталый, если не сказать — измученный. Однако, найдя сотрудников салона в полном составе собравшимися в приёмной, она недовольно нахмурилась и сердитым тоном проговорила:

— Что это вы тут расселись? Заняться нечем? И что это за табличка на дверях в рабочее время?

— Да какая работа, Марина Григорьна?! — вскричал Барыбенко и взмахнул руками, а потом вскочил с дивана и подбежал к Бояркиной. — Мы же, как на иголках! Мы же о вас тут сидим и беспокоимся! Это сейчас. А до этого тут чёрт-те что творилось! Обыски и допросы весь день! А вас отпустили?

— Ну не сбежала же я, в самом-то деле!

— Нам сказали, что в вашей машине обнаружили труп клиента! — воскликнула Катя и прижала к щекам ладони.

Бояркина бросила на Катю мрачный взгляд и разразилась, вдруг разозлившись:

— Это что за вид у тебя?! Ты почему в таком виде на работу являешься?

— Но это же ещё неделю назад, Марина Григорьевна. Если вы о причёске, — растерянно пробормотала Катя, экстравагантная барышня с оранжевыми волосами и экстремально чёрными наращёнными ногтями.

— Ладно, о дисциплине мы ещё поговорим, — неожиданно остывшим и почти безжизненным тоном произнесла Бояркина, затем опустилась в ближайшее кресло и поинтересовалась: — Нового что? Что все эти допросы и обыски?

— Говорят, что этого человека тут убили, у нас. Задушили, — сообщила Людмила Александровна, пышных форм блондинка с умопомрачительно высокой причёской, для изготовления которой она, вероятно, использовала несколько килограммов искусственных шиньонов.

— И как они это определили, что тут? — спросила Бояркина. — Не могли же следы крови обнаружить, если его задушили.

— Из-за охранника же! — всплеснул руками Барыбенко. — Он хотел, по-видимому, помешать им. Но мы, Марина Григорьна, все без исключения, верим, что вы здесь ни при чём! А то, что он в вашей машине оказался…

Барыбенко пожал плечами и замолчал.

— А то, что он в моей машине оказался? — эхом отозвалась Бояркина и обвела всех присутствующих хмурым взглядом.

— Ну, нам сказали… — растерянно проговорила Катя. — Сказали, что вы им сказали…

— Да, я сказала! — сердито перебила её Бояркина. — Но кто из вас видел здесь Подлесного в последние месяцы?

Ответом было молчание.

— То-то и оно, — после паузы подвела итог Бояркина.

— Что же теперь делать? — испугалась Катя. — Всё хотят на вас свалить? А я не верю, Марина Григорьевна. Человека убить — это не фигушки воробьям показывать.

— Я способна, по-твоему, только фигушки показывать?

— Да нет, что вы! Я вовсе не хотела сказать. И вообще, тут какая-то мистика!

— Чему бы жизнь нас ни учила, но сердце верит в чудеса, — с лёгкой усмешкой произнесла Марина и взглянула на Мышенкова. — Лев Николаич, вы у нас признанный авторитет по всяким явлениям мистического плана. И что скажете по поводу всего этого?

Мышенков, до того не проронивший ни слова, печально вздохнул и удручённо покачал головой.

— Я в полной растерянности, Марина Григорьевна. Ясно, что здесь у нас свершилось смертоубийство. Но одно или два? И как это произошло? Меня до такой степени потрясло всё происшедшее, что я, кажется, в полной мере утратил контроль над функциями своего организма, и все системы жизнеобеспечения…

— О чём вы, Лев Николаич? — язвительно улыбнулась Бояркина. — Какие системы и функции, над которыми вы утратили контроль? Вы стали мочиться в штаны или у вас понос объявился? Соберитесь и поработайте в условиях конкретного времени и пространства.

— Я постараюсь, Марина Григорьевна, — покорно пообещал Мышенков.

Катя, вдруг оживившись, воскликнула:

— Марина Григорьевна! Марина Григорьевна, а со мной стали происходить удивительные вещи. Сегодня я неожиданно вспомнила тот первый звонок к нам этого Козюкова. Я вспомнила наш с ним разговор дословно, все нюансы его голоса! И мне кажется, я даже вижу его, когда слышу его голос!

— Ну-ну, кто-то говорил, что больничные собаки, наслушавшись разговоров на медицинские темы, начинают мечтать о ветеринарной практике, — насмешливо покивала Бояркина.

Катя сделала обиженное лицо.

— Ну зачем вы так, Марина Григорьевна? Вы же сами говорили, что у любого человека могут проявиться какие-либо особенные способности.

— Да я разве возражаю, Катя? Напротив. Если нашего полку прибудет, то наши шансы, несомненно, возрастут. Дерзайте!

— Лев Николаевич, кстати, уже дерзнул, — ехидным голосом сообщила Людмила Александровна.

Марина Бояркина насторожилась.

— То есть? Проясните!

— Следователь мне сказал, что Лев Николаевич, когда его допрашивали, поведал им о своём внечувственном видении ситуации и дал им понять…

— Что дал понять?

— Что вы, по его мнению, можете иметь ко всему этому отношение.

И Людмила Александровна победно посмотрела на Мышенкова.

Бояркина также обернулась к Мышенкову, который сидел ни жив ни мёртв.

— Людмилу Александровну, позволю себе заметить, неверно информировали, — пролепетал он.

Бояркина вскочила и быстро ушла в свой кабинет. Распахнув дверцы бара, она выхватила оттуда бутылку французского коньяка и пустой бокал. Наполнила бокал и залпом его осушила. Потом проделала то же самое во второй раз. Сволочь! Какая же он сволочь! Она это ему припомнит! Она выпутается из этой истории и поквитается с этим скотом!

Вернувшись обратно в приёмную, Мышенкова Марина Бояркина на прежнем месте не обнаружила.

— Где он?

— К себе убежал, Марина Григорьевна, — сообщила Катя.

Бояркина направилась к кабинету Мышенкова.

— Марина Григорьна! — подскочил к ней Барыбенко. — Да плюньте на него. Все его внечувственные испражнения всё равно к делу не пришьёшь. А вот его жалобы, если вы его, э-э-э, побьёте…

Бояркина, не слушая Барыбенко, ворвалась, тем не менее, в кабинет Мышенкова. Окинув помещение гневным взглядом, и не обнаружив Мышенкова, она в растерянности обернулась к последовавшим за нею подчинённым.

— Где же он?

— Да вон же! — воскликнул Барыбенко, указывая пальцем на кадку с искусственной пальмой. — Но лучше его не бить, а бойкотировать.

— Или порчу наслать! — выкрикнула Катя из-за широкой спины Людмилы Александровны.

Мышенков, будучи обнаруженным, робко поднялся с корточек и бочком пробрался за свой стол.

— Ты, тварь, мало у меня зарабатываешь? Я тебе маленький процент плачу? Я обеспечиваю тебя клиентами! Я открываю все двери, подонок! Там, наверху! — Бояркина отшвырнула стоявшее у неё на пути кресло и нависла над столом. — Или ты считаешь, что способен сам договариваться с дяденьками в кожаных креслах? Да ты слишком высокого о себе мнения, козёл паршивый!

— Я… Я же… — пролепетал Мышенков.

— Что?! Да ты ещё и вякать осмеливаешься?! — взвизгнула Бояркина.

И она, решительным движением поддёрнув кверху юбку, резво перебралась через разделявшее её и Мышенкова препятствие — стол. Лев Николаевич вновь попытался укрыться за пальмой, но Марина Григорьевна его настигла и легко повалила на пол, ибо праведный гнев — а Бояркина считала воспламенившее её чувство гнева праведным — делает человека очень сильным.

Бойцов разняли. Правда, прошло некоторое время, так как Катя и Людмила Александровна довольно долго преодолевали преграду в виде стола, не то что их начальница, а худой и слабосильный Барыбенко мало что мог сделать один в деле сдерживания Бояркиной — разъярённой фурии. И Льву Николаевичу изрядно досталось: шишка на лбу, ссадины на лице, болезненные ощущения во всём теле.

Потом общими усилиями приводили в порядок внешность участников боевого столкновения и кабинет Мышенкова.

— Всего-то несколько минут… — Катя замолчала, затруднившись с подбором определения категории происшедшего. — Несколько минут конфликта, а такой бардак в итоге. Лев Николаевич, вашими талисманчиками весь пол усыпан.

— Хорошо, что не зубами, — заржал Барыбенко.

— Имеются и зубы. Пожалуйста. Только они уже на верёвочке почему-то, — сообщила Людмила Александровна и продемонстрировала всем чётки, представляющие собою человеческие, по всей видимости, зубы, нанизанные на шнурок чёрного цвета.

Бояркина, подкрашивавшая губы, оторвала взгляд от зеркальца, прищурилась на оригинальные чётки и изрекла:

— Реквизирую. Под видом подарка.

— Под видом трофея, Марина Григорьна, — поправил её Барыбенко и снова захохотал.

— Можно и под видом трофея, — согласилась Бояркина, принимая от Людмилы Александровны подарок-трофей, и бросила суровый взгляд на Мышенкова, испуганно застывшего с пластырем в руках. — Жалко, что ли? Ничего, себе ещё достанешь, если надо так уж.