Исправленному верить

Если жизнь не наполнять практическим, реальным смыслом, она незаметно превращается в фантасмагорию. Практический смысл сейчас заключается в сохранении жизни. Это — еда, тепло, здоровье и вера в то, что все будет хорошо. Ничего нового не изобрела, просто в благополучии мы редко об этих вещах задумываемся. Кое-какие запасы у нас появились, но их нужно правильно распределить, а ценности припрятать на черный день, обменяв кое-что на лекарства или то, что, может стать таким лекарством. В какой-то степени, я чувствую себя Робинзоном на необитаемом острове. Мои знания и умения нужны не для пустого теоретизирования, а для реального выживания. И первое, что мы с девочками делаем — устраиваем субботник по переезду в кладовку и чулан. Конечно, жить без окон, без дневного света тяжело, но тепло важнее. Теперь женская половина нашего боевого отряда базируется в кладовке с печкой-буржуйкой, а больного мы размещаем рядом в чулане за тонкой перегородкой. Я уговариваю Лизавету часть вещей из шкатулки обменять на камфару и шприц для больного и еще достать лук или чеснок, потому что начальные признаки цинги я заметила у всех. Заглянув рот Лизе и Анечке, понимаю, что без лука нам будет трудно дотянуть до весны. Камфара и шприц озадачивают Елизавету. Она склоняется к лечению всех болезней вишневой наливкой, что по мнению тети Лизы и так шикарно для нашего больного. Но, поломав голову, вспоминает, что был у нее до войны один знакомый санитар при больнице. Мерзавец думал поджениться на ее жилплощадь, а она ему от ворот поворот дала. Если этот санитар не уехал из города, то лекарство сможет достать. Ну а лук-чеснок на рынках продают. Не мешками, конечно, и даже не килограммами, а штучно и задорого, но купить можно.

— Тебе, я смотрю, не жалко на чужого мужика запасы наши тратить. Я не поленилась у него в столе пошуровать. Так вот, паспорт имеется. Только сомневаюсь, его ли? По паспорту он за тридцать слегка, в очочках круглых, на лицо гладкий и волос такой богатый. Люблю, когда у мужчины чуб волной. Может брат его? А карточек не нашла. Что ж, хочешь его нам на шею? — раздражается Лизавета.

— Ну… Ты же добрая, я знаю. Начала помогать, не останавливайся. Давай лучше подумаем, на какой рынок мне за луком сходить? Мальцевский совсем рядом. Там торгуют?

— Ну нет, на рынок я тебя одну не пущу. И на Мальцевский вместе нельзя. Хоть и близко, а знакомых можно встретить. Увидят, что дорогие вещи меняем, спросят откуда. Да что знакомые? И незнакомые тоже опасны. Приглядят, что за пазухой, следом пойдут и отнимут. Нет, одной никак нельзя. Лучше всего с мужиком, да где ж нам его взять? — разводит руками Лиза.

— Давай завтра с утра возьмем часы или колечки из шкатулки и на Сытный рынок махнем. А пока помоги мне больного нашего переодеть в чистое и обтереть слегка. Мне кажется, он забыл, когда и раздевался. Как звать-то его?

— Ильюха он. Илья Николаевич! А фамилия какая-то нерусская, я не запомнила. Потом сама глянешь. Ну пошли его обмывать. Он хоть и дохлый совсем, а тягать одной у тебя силенок не хватит. А зачем? От грязи не помирают.

— Еще как помирают! И тоже сказала, обмывать. Как покойника! Он еще поживет, наш Илья Николаевич! — весело говорю я.

— Угу! Поживет, поживет. Нашими стараниями. — сквозь зубы подтверждает тетя Лиза.

— Ты чего? Опять сердишься? — не понимаю я.

— Чего! Чего! — передразнивает Лизавета — Часы золотые менять жалко, вот чего! Никогда раньше таких в руках не держала, а теперь возьми и отдай!