В руках богини

В день праздника Мамаша с самого утра отправила нас на Речную площадь искать клиентов. Площадь эта находилась на правом берегу реки Дуан, напротив моста. Три улицы лучами сходились к реке с разных сторон, образуя широкий полукруг, упирающийся в набережную.

Местные называли Гогар большим городом, утверждая, что в нём несколько тысяч жителей. У меня временами чесался язык рассказать им, к примеру, про Москву с Петербургом, но я сдерживалась, делясь этим только с Ральфом. Несколько раз клиенты — за отдельную плату, разумеется — поручали мне передавать любовные записочки своим дамам. Так что за две недели я неплохо успела узнать, как минимум, его правобережную, или, как говорили местные, «каменную» часть, где жили люди с деньгами. Так что узнала, что городок совсем невелик. Впрочем, шум ярмарки разносился везде, так что я в любом случае не заблудилась бы. Поскольку на улице таки выпал первый снег, в честь которого и получил название сегодняшний день, я оделась потеплее — и, вместе с остальными, направилась по Торговой улице в сторону реки.

С башни над городской ратушей донеслись два удара колокола: высоких и звонких. Наступал «средний час утра» как говорили местные. Я пыталась вникнуть в местное время, но выходило не очень. Единственное, что я усвоила, это то, что в меcтных сутках не двадцать четыре, а всего двенадцать часов: три утренних, три дневных, три вечерних и три ночных. Поэтому каждый здешний час равнялся двум нашим, а нас обычно снимали «на получаса».

Ближние подступы к площади занимали городские мастера и торговцы. Некоторые из них уже побывали в моей постели, другие просто были наслышаны обо мне.

— Эй, Маржи, как насчёт ночи?! — крикнул рыжебородый рыбник Ярос.

— Заткнись, я уже договорился с ней! — крикнул в ответ какой-то незнакомый мужчина.

Я ничего не ответила, лишь ускорила шаг, в поисках человека (а может и нечеловека) побогаче. Площадь заполонил народ, людей развлекал заезжий менестрель. Однако площадь я решила обойти стороной — все были поглощены зрелищем и на меня всё равно никто не обратил бы внимания. Не без труда пробравшись через толпу, я оказалась на набережной. Здесь помещались палатки богатых купцов, приехавших издалека. По-хорошему, следовало как можно скорее найти клиента, но я моментально забыла о деле, и было от чего.

В уши ударил разноголосый и разноязычный гомон в котором я, несмотря на выпрошенный у богини талант к языкам, не могла понять ни слова, и мне оставалось лишь зачарованно оглядываться по сторонам. Ближе всего к мосту располагались ряды с рыбой и прочими дарами моря; вокруг них суетились бледные, темноволосые и темноглазые люди, живо напомнившие мне Ральфа. За мостом я увидела роскошный шатёр, возле которого топтались на привязях кони. К рыбному и лошадиному запахам примешивались ароматы пряностей, вина, сыра, фруктов, и чего-то ещё незнакомого и манящего. В прошлой, спокойно-домашней жизни я мечтала обо всём этом. Теперь вся эта иномирная экзотика лежала прямо передо мной, но радости мне это почему-то не приносило. Будь я настоящей героиней, отважной наёмницей или ведьмой, я бы, наверное, швырялась сейчас деньгами напропалую. Но, увы. Меч я потеряла, а волшебная сила обратилась против меня. Я изо всех сил зажмурилась, чтобы не разреветься — так тошно стало. Богиня дала мне всё, но я, увы не получила ничего!

Огромным усилием воли всё-таки удалось справиться с эмоциями, и я, тяжело вздохнув, побрела между рядами к мосту, глядя не на товар, а на тех, кто его продавал и покупал. Неожиданно моё внимание привлёк один из посетителей. Высокий, стройный мужчина с длинными тёмно-каштановыми волосами и тонкими, правильными чертами удлиненного лица был абсолютно не похож ни на жителей Гогара, ни на других торговцев. Он вообще не был похож на человека.

— Эльф… — вырвалось у меня.

— Он самый! — подтвердила какая-то женщина, стоявшая рядом. — Эти ушастые целыми караванами вчера прибывали.

— И где же они? — удивлённо спросила я, обернувшись к ней.

— А вон там, на мосту! — ответила женщина, махнув рукой. — И гномы там же обретаются.

Я затопталась на месте в нерешительности. Идти туда, или лучше не надо? Я полюбила эльфов с тех самых пор, как впервые прочитала о них. Высокие, стройные, статные красавцы, отдающие всё время музыке, танцам, волшебству и сражениям с нечистью (впрочем, иногда мне в книгах и играх попадались эльфы-торговцы, но я не обращала на них внимания) — кем же восхищаться, как не ими! Потому, отправляясь в этот мир, оказавшийся таким негостеприимным, я пожелала стать в нём именно эльфийкой. Но… Осталось ли во мне что-нибудь эльфийское после моих злоключений, или я окончательно превратилась в «ночную бабочку» без роду и племени?

Решившись, я направилась к мосту. Просто зайду в первую попавшуюся палатку и куплю что-нибудь. Если торговец меня прогонит, или просто не признает за свою — пиши, пропало. Если нет — значит, ещё повоюем.

— Сладости! Хорошие и разные! — донеслось до моих ушей, и я сглотнула. Сколько дней у меня во рту не было самой завалящей конфетки, их вкус уже начал забываться. Ноги сами собой зашагали быстрее.

— Волшебные сладости из волшебного леса! — раздалось совсем рядом, и я нырнула внутрь синей палатки, расшитой цветами.

Перед широким столом топтались несколько детей, все хорошо одетые, умытые, причёсанные, явно не из бедных — настоящие сладости тут по карману далеко не всем. За столом же стоял эльф, и расхваливал товар.

— А вот это лиссеалакко, его можно съесть сколько угодно и зубки болеть не будут!

— Возьмите, почтенный! — торопливо произнёс один из детей, лохматый крепыш в отороченной мехом курточке, протягивая деньги. Эльф кивнул и дал ему нечто вроде чашки, сплетённой из листьев. В чашке было залито что-то белое, похожее на желе.

— Я первый пробую! — решительно сказал крепыш своим приятелям, и они выскочили из палатки, возбуждённо переговариваясь.

Я сжала в ладони свои монетки и, упрямо нагнув голову, шагнула к столу. Эльф взглянул на меня и улыбнулся.

— Странница? — спросил он.

Я удивилась такому высокопарному слову, но не подала вида — эльфу пристало говорить «высоким штилем».

— Да, я странствую, — кивнув, ответила я. В конце концов, это было правдой.

Лицо эльфа прояснилось. Я, воспрянула духом, подошла ближе и принялась выбирать. Чего тут только не было! Блестящие леденцы в форме цветов и листьев, фигурки животных из какой-то мягкой белой массы, орехи в меду и нечто, чему я не могла подобрать названия. Торговец, тем временем, забрасывал меня вопросами: давно ли странствую, где побывала, куда отправлюсь потом. Я отвечала уклончиво и, кажется, невпопад. Наконец эльф прямо спросил.

— Как же так вышло, что ты согласилась ублажать мужчин?

— На мне долг, — неохотно ответила я. — Стражники сцапали, надавали затрещин и заставили платить.

— Бывает, — вздохнул эльф. — Ты покупать что-нибудь будешь?

Я кивнула и выложила на стол обе свои монеты.

— Сколько стоят вот эти леденцы?

Двух шильдов хватило на пригоршню. Попрощавшись с эльфом, я вышла из палатки, бережно завязала леденцы в платок, а один сунула в рот и зажмурилась от удовольствия. Ничего вкуснее в жизни не пробовала, даже дома! Впрочем, может быть, дело было в том, как давно я уже не пробовала ничего сладкого.

Настроение улучшилось и я, вспомнив о деле, повернула на набережную. Прежде всего, стоило наведаться к смуглым торговцам из Орадва, лежащего далеко к юго-востоку отсюда; тем, что продавали лошадей и пряности. От Ральфа и Тары я слышала, что они необычайно охочи до женского внимания. И деньги у них есть, цена хорошего орадвского скакуна измерялась десятками и сотнями крон.

Заприметив стройного парня с едва пробившимися усиками, одетого в расшитый золотом халат, я направилась к нему.

— Айл сагаб радур? — произнесла я, подходя к нему и стараясь придать лицу томное выражение, хотя внутри всё болезненно сжалось. По-орадвски это означало: «Молодому господину одиноко?». В отличие от прочих талантов, дарованных колдуньей, знание языков уже не раз сослужило мне добрую службу. Парень обернулся, увидел меня и восхищённо вздохнул. Начало обнадеживало.

— Я брошу к твоим ногам весь мир, красавица! — протягивая мне руку, воскликнул орадвец. Эту фразу я слышала уже не впервые, но никакой радости она мне не доставляла, ибо «весь мир» оседал в карманах Мамаши и казне князя. Однако, я заставила себя улыбнуться и шагнула к нему. С башни замка донеслись удары колокола. Мы начали пробиваться, сквозь толпу в сторону Торговой улицы, как вдруг впереди послышались неразборчивые гневные крики, перекрывшие шум толпы.

«Вора поймали, что ли?», — равнодушно подумала я, но тут одна из цветных палаток впереди закачалась и рухнула. По толпе прокатился испуганный вздох.

— Что это?! — испуганно воскликнул мой спутник, указывая куда-то в сторону. Я повернулась и увидела, как в одном месте над толпой поднимается дым. Толпа шарахнулась в нашу сторону, раздались крики ужаса. А дальше начался форменный трэш.

Какой-то большой, толстый человечище, попятившись задом, толкнул меня спиной, вдавив в стену палатки конеторговца. Люди заметались в разные стороны, никто ничего не понимал. Внезапно над моим ухом раздался треск рвущейся ткани, и палатка за моей спиной завалилась набок, накрыв меня. Я попыталась подняться на четвереньки и выбраться из-под ткани, но кто-то наступил мне на спину, придавив к мостовой и буквально выбив дух.

«Сейчас затопчут!» — с ужасом подумала я и снова попыталась выпутаться из полотнища шатра, но без толку. Однако мне удалось отползти в сторону, к самому краю набережной. Чуть-чуть придя в себя, я нашла просвет и смогла высунуть голову наружу. Но тут же спрятала обратно.

Вокруг сновали оборванцы из Деревянного города. У них в руках были ножи, топоры и — средь бела дня! — зажженные факелы.

— Бей чужаков! — раздавалось повсюду. Послышался плеск воды — что-то рухнуло в реку. Потом ещё и ещё. Моё сердце провалилось куда-то очень глубоко, а внутри всё похолодело. Прямо напротив меня трое мужчин избивали какого-то гнома. Из бокового переулка на помощь сородичу бросились двое бородатых коротышек с дубинами в руках.

То же самое происходило и на мосту. Некоторые палатки уже пылали, ржали лошади, крики ярости и ужаса на разных языках сливались в один сплошной рёв. Я на четвереньках поползла вдоль края набережной.

— Глядите-ка, ребята, ушастая! — раздалось совсем рядом со мной. Я инстинктивно вжалась в холодный, влажный снег, но чьи-то руки схватили меня за талию и вздёрнули на ноги. Я увидела перед собой троих парней.

— Попалась! — рявкнул один из них, коренастый и белобрысый, с красной, перекошенной от ярости физиономией, и ударил меня по лицу. Я, испуганно взвизгнув, качнулась назад, и кто-то грубо подхватил меня за плечи. Боже, что со мной будет?!

— Эй, Ясек, придержи коней! — схватил белокурого за руку его товарищ. — Это же красотка Маржи из «Золотого пера»!

— Да? — белокурый отступил и уставился на мою грудь. Перьев в узле уже не было, да и сам узел наполовину развязался, но этого оказалось достаточно, чтобы понять, я не приезжая, а своя из Гогара.

— Но она же эльфа!

— Её мать была шлюхой в «Золотом пере» и спуталась с эльфом. От него и нагуляла эту Маржи.

— У, гнилая кровь! — рыкнул белокурый и сплюнул себе под ноги. — Проваливай отсюда, чтоб я тебя здесь больше не видел!

Повторять ему не пришлось. Едва меня толкнули в спину, я бросилась наутёк.