Лисичкин хвост

Стряпчий Волков явился во дворец, не стряхнув с камзола, дорожной пыли. С ним был воевода и ближний царский боярин Никита Одоевский. Государь принял их в Думской палате Теремного дворца.

Алексей Михайлович только что закончил переговоры со шведским послом Бернтом Горном. Швеция желала сделать дополнение к Кардисскому мирному договору, по которому ей бы разрешалось не только держать торговые дворы в русских городах, но и строить в них свои лютеранские церкви.

Однако Россия и так пребывала фактически в церковном расколе, а шведские приходы подлили бы масла в кипящий русский котел. Царь ответил уклончиво: просил передать Его Величеству Карлу XI, что этот вопрос будет непременно обсужден на ближайшем Большом Московском Соборе.

Язвительный и хитрый Горн не преминул спросить о свободе вероисповедания в самой России, явно намекая на события вокруг Соловецкого монастыря. Царь резко поднялся с трона, но тут же осадил свой пыл, даже улыбнулся. Сказал, что религиозного раскола в стране нет, но появилось некоторое количество смутьянов, желающих устроить в России очередную смуту. Горн приложил руку к сердцу в знак удовлетворения этим ответом, но уколол государя еще раз: Швеция де готова помочь России в войне с бунтовщиком Степаном Разиным.

Тишайший заиграл желваками, однако и на этот раз сдержал себя. Поблагодарил Швецию за отзывчивость, попросил передать Карлу заверения в глубочайшем уважении, искренней дружбе, а его супруге подарки. Их выдаст Горну глава Посольского приказа Афанасий Ордин-Нащекин. Посол сдержанно поклонился, пятясь, вышел из палаты.

Не успела за ним закрыться дверь, как в палату вошел дворецкий Богдан Хитрово. Хотел что-то сказать, но его чуть не сбил с ног, влетевший в Думскую Никита Одоевский. Высокая шапка дворецкого накренилась на бок, посох выпал из его рук, с грохотом ударился о гранитный пол. За Никитой в палату вошел стряпчий Волков.

Недоумение Хитрово развеселило царя. Он громко рассмеялся, потом велел выйти Богдану и Никите. Поманил пальцем стряпчего:

— Ну, рассказывай, баламошка, зачем осаду с Соловецкого снял и войско распустил. Ума лишился, голова на плечах надоела?

Агатий отвесил земной поклон, потом упал на колени:

— Не гневайся, великий государь, а прежде выслушай.

— Про звезду, что ль прибежал рассказать, так я сам её вижу, не слепой как Василий Темный.

— Звезда-то ладно, монах Никодим, он же Савелька Петров, что летописи в монастыре строчит, заранее мне поведал, что хвостатая звезда появится в небе. Это когда ее там и следа не было. И предупредил: коль она завтрева появится, то станет знамением божьим в их, раскольников, поддержку, а нам, значится, надобно с обители снять осаду и уходить.

— И ты, лободырник, поверил неблазному монаху и убежал, распустив войско! Да я тебя четвертовать велю!

Царь поднялся, ударил посохом так, что в окнах зазвенели разноцветные стекла. Волков пополз к Алексею Михайловичу, чтобы поцеловать кончики его синих сафьяновых сапог с загнутыми мысами. Но царь его отпихнул каблуком. Стряпчий повалился на спину, плаксивым голосом запричитал:

— Да как же было не поверить, коль Никодим как волхв, такое предсказание сделал. А может тут и колдовство.

— Колдовство? — царь слегка умерил гнев. — Хм. А что, недаром ведь соловецкие монахи и иноки в ересь впали, не ровен час со Злым гостем снюхались. Пусть Собор в этом разберется. Летописца бы этого сюда, да на дыбе попытать. Но как его возьмешь, пока стены монастыря его спасают. Не хочу лишний раз кровь русскую проливать. И тебя, мордофилю, к обители с ультиматумом посылал только для острастки чернецов. Приказа в очередной раз штурмовать я бы тебе не отдал. Вон, шведы уже нас подначивают, смеются в рукав. А ты мою хитрость похерил. Но ежели монахи все же с дьяволом спутались…

Государь задумался, подошел к окну, растворил его. За западе, над куполами дворцовых церквей, в безоблачном небе был отчетливо виден пушистый белый хвост, шедший от яркой звезды.

— Эй, Никитка! — Царь позвал воеводу Одоевского, который тут же вырос в палате. — Подслушивал, что ль? Как черт мигом явился. Ты вот что.…Езжай в Немецкую слободу и привези сюда этого, голландца… ну как его… что в трубу на Луну и прочее небо смотрит. Он еще и лекарь.

— Ян Койпер, — услужливо подсказал Волков.

— Что, знаешь его?

— Кровь супружнице и детям пускал, думал, уж помрут, когда…

— Койпера в колдовстве подозревают, — перебил стряпчего Одоевский. — Лучше придворного астролога Симеона позвать.

Государь поморщился:

— Не до гадальщика теперь. Умные люди нужны. Кто, за что Койпера в колдовстве обвиняет? Впрочем, один черт.…О, прости господи. — Алексей Михайлович мелко перекрестился. — Тащите сюда этого звездочета!