Северное сияние

Корабль уже четвёртые сутки шёл по голубой артерии реки. И с каждым днём Лика всё отчётливее понимала, что имел в виду Петр, когда произнёс ту многообещающую фразу:

— Да ты знаешь, какая Лена в низовьях? Ну, ничего-ничего, посмотришь, скоро уже.

И она смотрела. Смотрела каждую свободную для неё минуту. Их было у повара грузового судна не очень много, и Лика использовала любую возможность, чтобы убежать на нос корабля, на бак, как здесь говорили. В рубку, после того случая, ей ходить было как-то неудобно, хотя Петя её уже снова звал.

Но она сделала открытие, и этим открытием было прийти рано утречком, до восхода, или, наоборот, вечерком, перед самым закатом солнца на нос корабля. И здесь, стоя у борта корабля, обдуваемая ветром, она наслаждалась чистотой и сладостью великолепного, настоящего, речного воздуха, пахнущего свежестью, немного рыбой, здоровьем и вечностью.

А ещё здесь было тихо, потому что машинное отделение в корме, и шум работающих двигателей совершенно не слышен на баке. И эта потрясающая тишина так гармонировала с открывающейся природой, которая надвигалась, наплывала на Лику из зелёно-голубой бесконечности реки, тайги, неба, облаков, одним словом, из мироздания, которое охватывало, заключало в объятия и уносило в неведомые параллельные миры. Лика становилась в самой оконечности носа, где два борта сходились, образовывая угол, поднимала руки над головой и, наполняясь счастьем единения с природой, отдавала себя этой тишине, и бесконечности.

Ещё не было Титаника с Ди-Каприо и Кейт Уинслет, не было кадров, потрясших мир своей страстной монументальностью, но уже была никому неизвестная девчонка на носу грузового корабля, идущего по великой северной реке. Ей ещё некому было подражать, но она так же вытягивалась стрункой над поверхностью реки, как главная героиня того будущего великого фильма, над поверхностью океана.

Река зачаровывала, она тянула к себе, она втягивала в себя. Лика наклонялась над бортом и подолгу всматривалась в поверхность воды, покрытую рябью. Зеркальная поверхность не впускала в себя, она отталкивала неверующих и боязливых. Она словно бы говорила: хочешь знать, что внутри меня? А что тебе мешает? Надо лишь пройти тонкую-тонкую грань. Это так легко, так просто, и ты узнаешь всё-всё, что хочешь знать обо мне. Более того, ты войдёшь в мой мир, ты станешь частью его. Возможно, ты станешь русалкой и, тогда будешь вечно резвиться и плескаться в моих водах, любимая и оберегаемая мною, великой рекой. Но для этого надо уверовать, а ещё перестать бояться.

Так уговаривала река, но Лика не была готова поверить ей. Ну, уж нет, здесь у неё Петя, а что даст ей река?

— Нет-нет, я пойду лучше. — говорила она реке, поворачивалась и шла по протопчине, придерживаясь за леера, обратно в надстройку корабля. Она шла, легкая, наполненная свежим речным ветром, небом, тайгой и своими фантазиями.

— Вон, твоя возвращается, надышалась речным воздухом. — говорил Владимир Иванович Петру, и добрая отеческая улыбка появлялась в уголках его глаз. И вдруг добавлял: — Ты, Пётр, поглядывай за ней. Глупо, конечно, но мне иной раз кажется, что ей летать хочется. Восторженная она у тебя, не улетела бы.

— Да ну, Владимир Иванович, нормальная она. — возражал каждый раз гордый Пётр, но на всякий случай спускался из рубки в камбуз, удостовериться, добежал ли его Мышонок до места назначения, не растворился ли по дороге в своих бурных фантазиях.