Заусенец

«Рыба или мясо?» — я очнулся от приятного, расслоившегося на отдельные слоги голоса стюардессы. Откинул столик и только смог раскрыть рот, как она возразила: «Рыбы уже не осталось, простите, вот говядина с рисом». Ничего не хотелось, но я решил поесть впрок, так как знал, что прилетаем мы поздно и я вряд ли отыщу какой-либо открытый ресторан. Механически проглотил ужин, запивая томатным соком. Тело затекло, вбитое в тесное межкресельное пространство (на кого вообще рассчитаны эти сиденья?). Я попросил соседа выпустить меня пройтись. В хвосте самолёта, возле туалета, — небольшой закуток. Я присел несколько раз, привстал на цыпочки, дежурно вращая ступнями то по часовой стрелке, то против. Приседая, наткнулся взглядом на затылок на последнем ряду, развернувший El País¹. Огромная статья во весь разворот с непереводимым каламбуром в заголовке: «¿Adoptado no adaptado?»². «О, Господи! И здесь про это? Никуда не деться», — подумал я про себя, но, видимо, как-то громко или непроизвольно произнёс какой-то звук, потому что господин обернулся, улыбнулся мне и спросил:

— Вы что-то сказали?

— Я? Нет! — мой ответ прозвучал на выдохе, так как в этот момент я продолжал приседать и говорил чуть запыхавшись. Он посмотрел на меня с интересом.

— Вы говорите по-испански?

— Да. Могу защититься.

— И напасть, я думаю, тоже.

Опять каламбур.

— Где учили?

— В институте, но у меня большая практика, я много раз был в Испании.

— Интересно! Где, например?

— Проще сказать, где я не был… Мадрид, Барселона, Сарагоса, Севилья, Тенерифе, Коста-дель-Соль…

— Достаточно, хватит, я понял, что вы были везде. Чем занимаетесь?

— Я переводчик.

— Ну, тогда все понятно, то есть Испания — ваша профессия?

— Вроде бы да, — я пожал плечами.

— Сводит ноги?

— Частенько.

Он встал, показал мне пару упражнений, которые я знал, — но сделал вид, что в моём арсенале их нет.

— Меня зовут Артуро, — он протянул руку.

— А меня Алексей.

— Алексей — это Алехандро или Алекс? — этот вопрос задаст девять испанцев из десяти.

— Алексей.

— Давай на «ты».

«Наконец-то, — подумал я. — Общаться на «вы» по-испански — одно мучение».

— Я журналист. Был в России, собирал материалы по одному жуткому делу.

— «¿Adoptado no adaptado?» — вопросительно кивнул я.

— Именно. Название классное, правда?

— Да, неплохое.

— В Испании зреет грандиозный скандал по этому поводу. Ты же понимаешь. У нас тихая спокойная жизнь. Все работают и обедают по часам. Ничто не нарушает привычный ритм и распорядок. Представь себе: маленький городок — и вдруг убийство.

В самолёте было жарко. Система кондиционирования не справлялась. Артуро расстегнул молнию на кофте. Из-под неё высунулась футболка с рекламой и символами велогонки Vuelta³. Он заметил мой взгляд и, похлопав себя по груди, объявил: «Я занимаюсь велоспортом. Рекомендую. Могу проехать за день 150 километров».

— Ты ездишь по специальным дорожкам или по обычной трассе?

— Конечно по обычной трассе!

— И тебе не страшно?

— Нет. У нас все уважают велосипедистов.

Я подумал: «Сказать ему, кто я? Да нет, наверное, не следует. Надо для начала добраться до места, во всём разобраться». То, о чём писали газеты, было ужасно, но я никак не мог поверить в это.

— Ты был в России? Удалось что-то расследовать?

— Я в принципе и до этого был в странах третьего мира… Прости, что я так назвал твою родину.

— Нет, я не обижаюсь, я привык к тому, что в России первый мир вперемежку с третьим. Особенно в нравах.

— Вот-вот. Я был удивлён. Сверкающие огромные «мерседесы», ползущие от ресторана к ресторану в центре Москвы, и ужасающая, гнетущая атмосфера провинции, где в основном и расположены приюты. Да и сами детдома по нравам и атмосфере напоминают больше тюрьмы или колонии… У меня выйдет ряд статей по этому громкому делу. Переполошилась вся страна. Тема очень болезненная.

Он остановил стюардессу и предложил:

— Хочешь вина?

— Давай.

Я чувствовал себя совсем неважно, мне хотелось расслабиться.

— Здесь теперь дают «Сан Валентин»⁴. Не бог весть что, но пить можно. Знаешь, о чём я хотел тебя спросить. Вот что мне стало интересно. Я проехал по России, Алекс, и видел много образованных, культурных, очень умных людей. Я встречался и общался с очень развитыми людьми, интеллигентными, начитанными. С людьми, имеющими европейское образование и европейское мировоззрение. Объясни мне, отчего у вас так много брошенных детей? Причём детей, не просто оставленных в детдомах, когда они круглые сироты, а детей, родители которых живы. Их сотни тысяч, возможно, миллионы! Говорят, правительством создан целый банк данных детей-сирот. Этого нет в таких масштабах ни в одной стране мира! Как можно это объяснить?

С этими словами он замолк, нажал на кнопку и вызвал стюардессу.

— Будьте добры, принесите нам ещё вина.

Он протянул ей две пустые бутылочки.

Что ему ответить? Борясь с бурным потоком мыслей, я чувствовал: что бы я ему ни возразил, из-за разницы менталитета мою точку зрения он никогда не примет. Не надеялся, что он читал Горького, Решетникова или Сологуба. Я понимал, что русский человек тёмен и груб, живёт во власти тьмы, но всё же одновременно прекрасен. «Всё в человеке, всё для человека»⁵. Я боялся, что вторая часть рассуждения померкнет за первой, он вцепится в неё журналистской хваткой и на днях в газете я прочту, что сами русские признают свою неполноценность. Но этого я как раз не хотел. Вспомнил, как читал в детстве сборник испанских сказок и как они поразили меня своими жестокостью, насилием, неотвратимостью наказания и прочими мерзостями. Подробностей сюжета я уже и не вспомню, но с детства остался осадок в душе: вечно там кого-то ловили, сажали в мешок, били палками и сбрасывали в реку. И всё это описывалось подробно. Выходили по духу не пиренейские, а кавказские мотивы. Брр…

Я абсолютно не знал, что ответить ему. Промямлил что-то вроде того, что везде есть плохие и хорошие люди. Из вежливости он согласился, хотя было очевидно, что он рассуждает иначе, просто ему уже не хотелось спорить со мной.

Когда он выходил, он вытащил из пакета шапку-ушанку с армейской кокардой. Расправил её, заржал и сказал мне гордо: «Чапка-учанка!» Из пакета торчали несколько бутылок водки и палехские шкатулки. В этот момент я обрадовался, что не полез в долгие объяснения. Бесполезно. Он бы ничего не понял. Обыкновенный турист. В поисках штампов. От этого сделалось ещё противнее.

Ожидая чемоданов, Артуро подошёл ко мне, достал из внутреннего кармана портмоне визитку и протянул мне. Потом попросил её обратно, достал ручку, вычеркнул один из телефонов и надписал другой. Цифры прыгали — было видно, что привык записывать все впопыхах и за почерком не следил.

— Алекс, это моя визитка! Звони, если что-то потребуется. Или просто так. Сходим с тобой в Мадриде в Barrio de los Austrias⁶. Пройдёмся по барам и дискотекам. Я живу недалеко от парка Retiro⁷. Звони!

Он хлопнул меня по плечу, подмигнул, поддёрнув при этом половиной лица. Чуть отбежал по ходу ленты, схватил огромный самсонайт⁸ и скрылся из виду.