Итальянский этюд в ковидных тонах

Арчетри (посёлок в 2 км к югу от Флоренции). 17 июля 2019 года.

На мольберт упала тень, Полина подумала, что на послеобеденное солнце набежало облачко, и на секунду замешкалась с последним мазком. Тень тут же исчезла, одновременно с этим раздался приятный мужской голос, принесший извинения: Mi scusi! Она не сразу смогла отключиться мыслями от картины, нанесла завершающий штрих. Вот теперь кот окончательно ожил под её кистью. Полину охватило чувство счастья, ей всё больше удавалось передавать на холсте то, что хотелось. Она обернулась с радостной улыбкой. Мужчина стоял против солнца, и она не сразу смогла разглядеть его черты. Он поздоровался. Голос был невероятно мелодичный, Полина за месяц пребывания в Италии уже многое понимала, даже жалела, что на занятиях чаще всего использовался русский, так как преподаватель был из Петербургской академии искусств, иначе её успехи в итальянском были бы заметнее. Ей не хватало именно практики общения. И очень мешало стеснение. Наедине с собой она пыталась говорить, но, как только перед ней оказывался живой собеседник, все слова и фразы мгновенно улетучивались, их место занимали английские аналоги. Вот и сейчас она смутилась, едва произнесла ответное приветствие, пришлось опять использовать «палочку-выручалочку» в виде фразы: Io non parlo l’italiano.

Она всё ещё не могла отчётливо рассмотреть мужчину, только то, что он был высокий и элегантный, последнее, впрочем, уже казалось ей отличительной чертой итальянцев, у них был безупречный вкус в том, что касалось манеры одеваться, причём они умудрялись сочетать, на первый взгляд, несочетаемые вещи. Разглядеть лицо незнакомца ей по-прежнему мешало слепящее глаза солнце. Заметив это, он опять сместился, но теперь ей помешало удивление — он заговорил с ней по-русски, безусловно, с акцентом, но настолько уверенно, что Полина поняла, его владение языком не исчерпывается парой заученных фраз. Продолжение беседы доказало, что она не ошиблась, и привело её в полный восторг. К этому моменту она уже успела подпасть под обаяние его смеющихся глаз.

Мужчина был выше её на голову, рассматривал её с доброй открытой улыбкой. Вероятно, его улыбка и возможность свободно выражать мысли на родном языке совершенно вытеснили её обычную застенчивость, оставив только удовольствие от разговора. И всё шло прекрасно до того момента, как он перешёл к комплиментам. Сразу зазвучал в ушах строгий голос подруги: «Держи голову холодной… обожают сыпать комплиментами… так устроены…» — и множество уже услышанных в свой адрес: Com’e bella! Сейчас комплименты прозвучали по-русски, но настроение почему-то стало портиться. Наверняка он предложит ей встретиться в «неформальной обстановке». Так и случилось. Она расстроилась ещё больше. Однако ответить отказом не смогла. Испугалась, что это будет выглядеть как грубость и невоспитанность, а Витторио такого отношения не заслужил, был вежлив и… очень красив. Полина заметила обручальное кольцо на его правой руке, задумалась, что оно означает в его жизни, семейную драму или трагедию… И вообще всё в нём вызывало её интерес, не только личные обстоятельства, но и работа в обсерватории, наверняка он часто смотрит на звёзды…

Два часа, на которые они расстались, она потратила совсем не на то, на что должна была потратить, ради чего приезжала сюда уже во второй раз — панораму Флоренции. Накануне она отвлеклась на паутину на травинках под миртовым кустом. На неё падало солнце, и паучок, словно переживая, что в таком ярком свете будут заметны огрехи в его кружеве, бегал туда-сюда, латая какие-то дырочки. В итоге на холсте вместо панорамы холмов и города появилась паутинка и паучок. Панорамой же она просто насладилась, впитывая её в себя, в свою память. Сегодня на том месте, где была паутинка, расположился огромный рыжий кот, который тоже напросился на холст. У неё был с собой в запасе ещё один, Полина всегда брала с собой минимум два, если собиралась работать маслом. Установив его на мольберт, она вдруг неожиданно для самой себя стала писать портрет Витторио. Как будто её руки обрели независимость от своей «хозяйки». Она так увлеклась, воссоздавая его лицо, что вздрогнула, когда за спиной раздалось:

— Полина, я тронут, что в качестве задания вы выбрали меня.

Витторио обрадовался, издалека увидев белую шляпу Полины там, где они расстались. Он почему-то боялся, что она уедет, не дождавшись его. Причиной, наверное, было выражение её лица, когда он предложил ей продолжить знакомство. Он так и не понял, чем вызвал грусть девушки, и рассчитывал разобраться «в процессе» предстоящего вечера.

— Узнаваемо? — спросила она, обернувшись на него с улыбкой.

— Вполне. Надеюсь, вы мне оставите его на память?

— Нет, он ещё не дописан. Хотите кота? — Полина протянула Витторио законченный холст.

— Хочу. Спасибо. Портрет начальства должен обязательно висеть на стене. Восполню этот пробел.

— Начальства? — удивилась Полина.

— Во всяком случае кот считает именно так. Он всегда ходит с исключительно важным видом, как и должно ходить начальство.

— Хорошо, что вы наблюдали за ним, значит, вы любите кошачьих, — констатировала Полина. — Мне показалось, что итальянцы больше привязаны к собакам.

Витторио принял задумчивый вид, размышляя над её замечанием. Полина исподтишка его разглядывала. Если бы он ей позировал, то портрет получился бы лучше, хотя главное ей удалось передать — его взгляд, одновременно тёплый и внимательный, за которым читался и жизненный опыт, и открытость к новому. Интересно, сколько ему лет… Она вдруг испугалась, что разница в возрасте может оказаться непривычно большой, хотя для себя она не могла определить, где пролегает та граница, за которой мужчину следует воспринимать «слишком» взрослым… Вряд ли ему больше тридцати пяти… Но ей-то всего двадцать… И потом… не рано ли она озаботилась такой темой?..

— Пожалуй, в ваших словах есть доля правды, — согласился он, — во всяком случае, наши законы действительно больше защищают права собак и наказывают их владельцев за плохой уход или жестокость, имеется ли что-то подобное в отношении кошачьих, я не смог припомнить.

— Мне никогда не выучить итальянский до такой превосходной степени, до какой вы выучили русский, — вздохнула Полина.

— Ну, какие ваши годы, — сказал он со своей обаятельной улыбкой, заодно словно бы отвечая на её невысказанный вопрос о разнице в возрасте. — Так что насчёт вечера? Вы принимаете моё приглашение? — его внимательный взгляд остановился на её глазах.

— Принимаю, — она постаралась, чтобы голос прозвучал непринуждённо.

От Витторио не укрылось смущение девушки. Оно очень шло к её нежному лицу.

— Тогда давайте складывать ваши вещи. Кстати, если вы планировали завтра сюда вернуться, то мы можем оставить их в обсерватории.

Полина не планировала, но задание преподавателя она так и не выполнила, а потому вернуться всё равно придётся. О чём она и сказала Витторио.

— Значит, всё несём ко мне на работу, — улыбнулся он. — Заодно повесим портрет начальства.

Полина потянулась руками за спину, чтобы развязать фартук.

— Давайте я помогу вам, а то испачкаетесь, — Витторио взял её за плечи, чтобы развернуть, от его прикосновения между ними словно пробежал ток, только в отличие от настоящего удара током, например, когда касаешься синтетической поверхности, ощущение было очень приятным, чересчур… Полина вздрогнула, он опустил руки, смутившись. Она сама повернулась к нему спиной, почувствовала, как он с предельной осторожностью, стараясь не задеть её и слегка приподняв ей волосы, потянул завязки. Полина, чуть дрожащими руками и не глядя на Витторио, сняла фартук и убрала его в пакет, пакет сунула в большую холщовую сумку, в которой носила и складную табуреточку, и свой небольшой мольберт, и краски, и кисти, и холсты в подрамниках, и бутылочку с водой, и пластиковый контейнер с хлебцами и колбасой, последнюю она обычно кому-нибудь скармливала, сама обходясь только ржаными хлебцами. Сегодня, например, колбаса досталась рыжему коту, вероятно, именно сытый желудок настроил его на продолжительный сладкий сон, позволивший ей написать картину.

— Я готова, — прошептала она, голос куда-то подевался. Поднять глаза она всё ещё не решалась.

Витторио понимал, что нужно срочно найти какую-нибудь нейтральную тему для продолжения разговора, лихорадочно перебирал в голове возможные варианты, он совсем не ожидал, что физическое притяжение между ним и Полиной окажется таким сильным, очень боялся окончательно её смутить, услышать отказ от совместных планов на вечер. Она явно не относилась к категории охотниц за итальянским мужем, напоминала мечтательную «тургеневскую» девушку, романтичную и нежную, именно такой образ сложился у него после прочтения огромного количества книг русских авторов «золотого» девятнадцатого века. Он не думал, что ему встретится такая наяву.

— Удивительно, даже не верится, что вы умудрились уместить туда всё, что только что занимало так много места, — произнёс он, чтобы хоть с чего-то начать, и поднимая холщовую сумку Полины. — Мои опасения, что это может не влезть в мой маленький кабинет, полностью развеялись, — он улыбнулся, надеясь, что она подхватит шутку и перестанет быть такой напряжённой.

Полина была благодарна ему за предложенный тон, наконец посмотрела ему в глаза и тоже улыбнулась, хотя застенчиво и робко.

— Я видел вас и вчера, а вот раньше ни разу, — Витторио медленно направился в сторону здания обсерватории.

— А я сегодня приехала сюда только второй раз.

Полина шла рядом, из-за широких полей её шляпы ему не было видно лица девушки, в руках она несла его незаконченный портрет, хотя лично ему работа казалась вполне завершённой и очень нравилась. Особенно то, что Полина явно сосредоточилась на выражении глаз, и ему было приятно, что она восприняла его именно таким.

— Давайте я понесу ваше начальство, пока вы несёте мою сумку, — предложила она.

Витторио мысленно поаплодировал тому, как Полина выходит из смутившей их обоих ситуации.

— Ваши руки уже заняты моей персоной. Начальство я донесу сам.

— Мне ещё никогда не доводилось бывать в обсерватории, — призналась она, когда они подошли ко входу и Витторио открыл перед ней дверь.

— Если вам интересно, я покажу вам звёздное небо. У меня завтра ночное дежурство.

— Очень интересно, — воскликнула Полина и тут же залилась краской, осознав, что речь идёт про ночь.

— К сожалению, днём увидеть звёзды невозможно, — угадав причину, по какой щёки девушки стали алого цвета, произнёс он, — но я обещаю незабываемые впечатления.

Его мягкий акцент придавал всему, что он говорил, настолько интимную окраску, что Полина покраснела ещё больше. И смутилась до слёз от мысли, что Витторио подумает, будто она боится оставаться с ним наедине, предполагая с его стороны какие-то действия… Или, что ещё хуже, подумает, что она ждёт от него этих действий…

— Расскажете мне о своей работе? — спросила она, призвав на помощь всё своё самообладание.

— С удовольствием. Мы тут занимаемся астрофизикой, изучаем строение небесных тел, их физические и химические свойства… В основном через спектральный анализ, фотографию и фотометрию, ну и через обыкновенные астрономические наблюдения. У нас имеется два телескопа, а в солнечной башне, вы её видели, она самая высокая из наших строений, есть спектрограф и спектрогелиограф, последний для фотографирования Солнца. Кстати, первые спектральные исследования комет и звёзд были проведены именно нашей обсерваторией.

Чтобы заинтересовать Полину, Витторио добавил:

— Ещё мы, астрофизики, пытаемся понять свойства чёрной материи, тёмной энергии, чёрных дыр, определить, возможны ли всё-таки путешествия во времени, существуют ли мультивселенные, какое будущее ждёт нашу собственную… — Он ласково улыбнулся, так заворожённо слушала девушка, кажется, забыла, как смущена была всего минуту назад.

— Здесь можно будет помыть руки, — он указал на одну из дверей, — а здесь мой кабинет. Подержите, пожалуйста, начальство, я открою.

Полина взяла свою картину, ещё раз с удовольствием отметила, что кот ей удался. Выглядел так, словно, проснувшись, потянется вальяжно и направится по делам. И размер холста самый подходящий, 40 х 40 см, она любила работать с этим размером, холсты с подрамниками идеально помещались в сумке и на стене смотрелись не большими и не маленькими, в самый раз.

В кабинете она с любопытством огляделась. Все стены были завешаны картами звёздного неба, схемами, разноцветными спектрограммами и чем-то, напоминающим электрокардиограммы. Обстановка была спартанской. Только стол с компьютером, стул и низкий стеллаж по периметру всего небольшого помещения, заваленный бумагами и рулонами ватмана. Из окна — тот самый вид на холмы и Флоренцию, который ей так и не удалось запечатлеть. Причём в оконной раме он уже смотрелся готовой картиной.

Витторио проследил за её взглядом.

— Могу завтра уступить своё место, чтобы вы, ни на что не отвлекаясь, смогли написать то, что вам нужно. Я так понял, что преподаватель ждёт от вас именно этот вид?

— Этот, — она вздохнула. — Завидую вам, вы можете всё время на него любоваться.

— Вот только пользуюсь этим редко, — он развёл руками, — вечно какие-то дела. Но теперь положение исправится. Потому что вот сюда, — он приложил картину с котом к стене справа от окна, — я повешу этого красавца. И уж на него-то непременно буду любоваться и вспоминать нашу встречу, заодно нет-нет да и брошу взгляд в окно, на город, буду думать, где вы, чем занимаетесь… Полина, — воскликнул Витторио с раскаянием, заметив, что девушка опять залилась краской, — простите, я не хотел вас смутить. Наоборот, мне очень хочется, чтобы вы чувствовали себя рядом со мной уверенно и спокойно.

«Это уж точно совершенно невозможно», — подумала Полина, опять боясь поднять на него глаза.

— Я… пойду помою руки, а то от них пахнет красками и растворителем.

Она быстро вышла. В туалете посмотрела на себя в зеркало. Показалась себе очень красивой. Даже растерялась. Как будто бы и не она. Глаза блестят, на скулах нежный румянец…

— Я готова ехать, — сказала она, снова входя в кабинет. Рыжий кот уже занял предназначенное ему место. Витторио разглядывал его, всё ещё держа в руке молоток.

— Полина, спасибо за чудесный подарок, — он обернулся на неё и замер на мгновение. — А вы, случайно, не пишете картины на заказ?

— Пишу, — не разгадав подтекста, подтвердила Полина, — только благодаря этому мне и удалось скопить деньги на учёбу здесь.

— Тогда примите заказ от меня, — серьёзно попросил он.

— От вас не могу, — отказалась она.

— Почему?!

— Потому что мы почти друзья, вам я могу только сделать что-то в подарок, — искренне ответила Полина. — А какую картину вы хотели заказать?

— Ваш автопортрет. Вы ведь пишете автопортреты?

— Все художники пишут автопортреты, в качестве тренировки, — Полине вдруг стало грустно, словно Витторио намекнул ей на близкое расставание.

Он опять уловил изменение в её лице, опять озадачился причиной её грусти. Жалко, что их отношения не позволяют пока спросить напрямую, что её так опечалило. Витторио отметил про себя, что употребил в своих размышлениях слово «пока», то есть в глубине души надеялся, что наступит время, когда их отношения это позволят…

— Тогда я буду ждать от вас ещё один подарок, — сказал Витторио, — а пока мечтаю отвезти вас в какой-нибудь ресторан и накормить, вы целый день провели на свежем воздухе, наверняка очень проголодались.

— Очень, — призналась Полина. — А что это за радуга из кирпичиков? — уже выходя из кабинета, спросила она, указав на большую цветную фотографию на стене возле двери.

— Так выглядит видимая часть солнечного спектра. А тёмные полоски, из-за которых кажется, что он состоит из кирпичиков, это элементы, атомы которых поглощают свет на тех частотах, на которых сделана спектрограмма. М-м-м, не слишком сложно объяснил?

— Не слишком, — повеселела Полина. — Я любила астрономию в школе, но такую кирпичную радугу ни разу не видела.

— Завтра ночью, когда будем с вами смотреть на звёзды, я расскажу вам ещё много интересного, — сказал Витторио намеренно спокойным тоном.

Его превосходное владение русским языком не позволило Полине усомниться, что он выразился именно так, как хотел выразиться, и не собирался употреблять условное наклонение, никаких «если». Она промолчала, решила, что предстоящий вечер покажет, сможет ли она отважиться на «звёздную ночь» в его обществе.

Машина у Витторио оказалась не машиной в том понимании, какое вкладывала в этот вид транспорта Полина. Это был приземистый спортивный автомобиль, на котором можно гонять по треку наперегонки с ветром, но никак не ездить по улицам города.

— Вы любите скорость? — побледнела она.

— А вы, судя по вашему испуганному лицу, нет, — заключил Витторио. — Значит, поедем медленно.

— А он умеет ездить медленно? — с опаской спросила Полина.

— Кто «он»? — не понял Витторио, удивившись, что она заговорила о нём как о водителе в третьем лице.

— Ваш автомобиль…

— Сейчас узнаю, — Витторио наклонился, сделал вид, что смотрит на спидометр. — Циферки показывают, что должен уметь. — ответил он серьёзным тоном. Потом улыбнулся: — Полина, не бойтесь, я не буду лихачить, везя такую ценную пассажирку.

Выруливая со стоянки, он спросил:

— Сразу в ресторан или вы хотели бы заехать домой?

— Если можно, я хотела бы переодеться, — всё ещё нервничая из-за непривычно низкой посадки, которая не позволяла забыть, что она сидит в «торпеде», сказала Полина.

— Конечно можно.