Аэропорт

Пришёл урядник Коровин, запыхался, видно, быстро шёл:

— Собирайтесь, — говорит, — нас на помывку приглашают.

— Чего? — Не понял Ерёменко.

— Кто? — Спрашивает Червоненко.

Саблин садится на ящиках, внимательно слушает своего старшего.

— Ребята из сорок третьего мыться зовут. — Продолжает Коровин. — Они шесть дней в пути, им помывка положена. А у них первая рота уже погрузилась, уходит на юг, мыться не будет, а вода лишняя осталась, им на каждого по сто литров выделили. Ребята, которых я лет сто знаю ещё с Сургута, говорят: «Приходи со своими, мы водой поделимся».

— Ну, пойдём, — обрадовался Юрка и начал оглядываться, искать свой ранец.

— Слышь, командир, — задумчиво произнёс Ерёменко, оборачиваясь на Коровина, — а твои друзья из штурмового батальона штурмовиков приглашали или всяких минёров тоже?

Карачевский смеётся, Саблин и сам невольно улыбается, поднимая свой рюкзак.

— Вот чего ты опять начал? Зачем? — Злиться Юрка. — Плохой ты человек, Ерёменко.

— Плохой, — передразнил его Ерёменко.

— Хватит, — говорит урядник, — собирайтесь быстрее, а то завтрак скоро. На завтрак хочется поспеть и помыться тоже.

— А этого минёра, — Карачевский кивает на Червоненко, — берём с собой? Или пусть тут сидит?

— Да, берём, — говорит Аким, закидывая рюкзак на плечо. — А то он пованивает уже.

— Чего, — возмущается Юрка, — кто пованивает?

Тоже встаёт:

— Наши онучи ваших не вонючей.

Все смеются, и Коровин в том числе, идут быстро к реке, туда, где расположилась баннопрачечная часть.

Они пошли так быстро и дружно, что другие казаки из их сотни окликали их:

— Господа штурмовики, а куда это вы?

— На кудыкину гору. — Озорно орал им Юрка. — Раскудыкивать кудыку.

— Да куда вы?

— К завтраку вернёмся, — обещал урядник Коровин, посмеиваясь.

Сто литров чистой и прохладной воды. Кажется, немного, но для человека, что целыми днями не снимает брони, это целое море. Море удовольствия. Казалось бы, чего там, иди да зачерпни из Енисея воды, целая река рядом, сто метров в поперечнике. Но Енисей отравлен, как и вся пресная вода. Заражён жёлтой амёбой.

Воду с этой гадостью не то, что пить, ею даже мыться нельзя, кожа слезет. Воду эту надо фильтровать. У Акима дома насосы с фильтрами и для хозяйства воду чистят, и для полива. Мойся — не хочу. А тут насосы работают круглосуточно, но воды на всех всё равно не хватает, её берегут, выдают по регламенту — одна помывка в неделю. А помыться всем хочется, просто чтобы просто почувствовать прохладу, и лишняя помывка в сорокоградусную жару — большая удача.

Сорок третий Штурмовой батальон — парни в основном молодые, городские с севера. Не первогодки, но казакам всё равно не чета, у Саблина это пятый призыв, пятый год на войне, не говоря про урядника Коровина, у которого этот призыв десятый. Так что для парней из батальона они деды. И солдаты здороваются с ними за руку, с уважением. Только сержанты и старшины казакам ровесники, с ними-то и знаком урядник, они-то и пригласили братов-штурмовиков помыться.

Аким спрятал в ящик под ключ свой дробовик и разгрузку с патронами и гранатами, так положено. Щит, пыльник и броню сложил на стеллажи, поглядел, какая броня лежит рядом.

— Барахло у них старое, — заметил Володька Карачевский. — Не чета нашему, как бы не упёрли.

Это было так. И шлемы, и броня у солдат были действительно латаные-перелатаные. Со следами многочисленных ремонтов.

Аким и сам так подумал, но он сомневался, что кто-то из солдат подменит ему его новый шлем на свой старый. Нет, вряд ли, и расцветка у них разная, казачьи доспехи темнее, и номера на всех частях брони стереть непросто. Да и не по-человечески это будет.

Он только качнул головой, мол, не подменя, и пошёл в душ.

Нашёл пустую кабинку, на дисплее цифра «100». Сто литров в его распоряжении. Он шагнул в кабинку прямо в «кольчуге» не стал её снимать, открыл воду.

Боевой Внутренний Костюм, попросту «кольчуга», был вещью удивительной. Эластичный, тугой крепкий материал из ультракарбона плотно покрывал всё тело бойца, оставляя открытым только лицо. Он служил защитой от мелких осколков, в случае, если будет пробита броня. Также он значительно снижал кровопотерю при ранении, а ещё он был соткан из тысяч микротрубок, капилляров, по которым хорошо распространялся хладоген. Расходился по костюму от макушки до пяток. Вещество, без которого в сорокоградусную, а иногда и в пятидесятиградусную жару люди в броне умирали бы от теплового удара. А заодно «кольчуга» выполняла роль нижнего белья.

И теперь Аким стоял под струями прохладной воды градусов не больше двадцати семи, подняв лицо навстречу крупным каплям и чувствовал, как приятная прохлада протекает, проникает по капиллярам до самых ног. И стоял так долго. Конечно, он расслабился, но не до того состояния, чтобы забыть про воду, а десять литров уже улетело.

Тут он стал стягивать с себя тугой ультракарбон. Снял не без труда, мокрая «кольчуга» снималась тяжело. Стирать её необходимости не было. Гладкое волокно легко мылось. После он мылся и плескался сам до тех пор, пока на дисплее не загорелись нули. Всё, вода кончилась.

Это было большое удовольствие. И оно закончилось. Саблин, закинув на плечо «кольчугу», пошёл к стеллажам. А там балагурил Юрка, найдя себе аудиторию из молодых солдат сорок третьего батальона. Он вспоминал смешные случаи из жизни, но больше, конечно, врал, для красочности. Солдаты, завёрнутые в полотенца, с удовольствием его слушали, смеялись. Карачевский и Ерёменко тоже были там, тоже посмеивались, но скорее не Юркиным рассказам, а его умению врать. Аким вытерся, натянул с трудом ещё не просохшую кольчугу и тоже стал прислушиваться к болтовне своего друга. Да, Юрка врал безбожно, но делал это красиво и забористо. Причём сам Саблин, был участником его рассказа. Аким, улыбаясь, прислушивался и хотел узнать, чем же закончилось дело, но тут на входе появился казак из его полка, которого он едва знал. Это Саблина насторожило, чего он тут делает, неужто искал их, чтобы на завтрак позвать? Это вряд ли.

— Второй полк, — заорал казак так, что собравшиеся у стеллажей солдаты и казаки его услышали, — второй полк тут?

— Тут, — сразу откликнулся Червоненко, — чего ты? Завтрак? Сейчас идём. Только оденемся.

— Затравка не будет, — крикнул казак, — грузимся. Давайте быстрее.

— Куда грузимся, — удивлялся Карачевский, — нам машины дали?

— Нет, на баржу грузимся, обратно поплывём.

— Как обратно? — Удивился Саблин. — Говорили, что нас под Ермаково кинут.

— Это вряд ли, из штаба сотник пришёл, говорит, теперь новая дислокация. Начинаем погрузку на баржу, вниз плывём. — Сказал казак и закрыл дверь.

Казаки стали быстро собираться, солдаты разошлись, только Юрка не унимался:

— А я вам говорил, что у нас в командовании гении сидят?

— Говорил-говорил, — ворчал урядник Коровин, — не трепись, Юрка, собирайся. А то получим по шапке за «самовол».

— Да какой это «самовол», мы и расположение части не покинули. — Продолжал Червоненко.

— Да собирайся ты, — сказал урядник строго. — Вот будет болтать, не заткнёшь его.

Когда казаки вернулись к своим, там уже началась погрузка, всё, что выгрузили сутки назад, всё снова грузилось на баржу.

Так получилось, что Саблин оказался рядом с Коровиным, когда тот спрашивал у командира взвода Михеенко:

— Ну и куда нас?

— Обратно поедем, на Берёзовскую.

— Сотник сказал?

— Да.

— Значит, на Советскую Речку?

— Наверное, — произнёс прапорщик невесело.

Коровин молча кивнул головой, он, кажется, понял что-то. То, что ему не понравилось.

Саблин ещё не понимал, о чём они говорят. Но по их виду догадывался, что их полк ждёт что-то малоприятное. Он хотел послушать их разговор, но прапорщик окликнул его:

— Саблин, чего прохлаждаешься, патроны грузи, давай-давай.

— Есть, — сказал Аким и пошёл к другим казакам, что занимались погрузкой.

Пустыня всё жестче давила на китайцев, воды, даже заражённой амёбами, становилось всё меньше и меньше, а разнообразных опасных тварей всё больше. Выживать в ежедневной пятидесятиградусной жаре становилось всё сложнее. Никакие растения из тех, что издавна знали люди, в такой жаре и сухости не выживали. А те, что стали заселять землю, употреблять в пищу было сложно. Главной пищей людей становились насекомые, но и их не хватало. Вода в реках была очень важным ресурсом. Между Енисеем и Обью оставалась земля, на которой ещё можно было хоть как-то жить. Там расстилалось Велико Болото, полное жизни, хотя жизнь эта была чуждой для людей. Но они находили способы использовать её. Много ресурсов хранил Северный Океан. Города на его берегу были технологическими центрами. А в самом Океане люди ещё ловили рыбу, которая не успела измениться. А на островах в Океане работали загадочные научные центры. Остаткам древней великой нации ничего не оставалось, как идти туда, на север, где ещё можно было жить. Но на севере их никто не ждал. Там было слишком мало ресурсов, чтобы делиться ими с китайцами.

В первых днях марта, сразу после весенних дождей, когда степь почернела от плесени и барханы промокли и стали удобны для колёс тяжёлой техники, НОАК нанесла неожиданный удар вдоль реки Таз. Сразу и по правому, и по левому берегу. Китайцам удалось скрытно сконцентрировать три полноценных дивизии и огромное количество артиллерии, что и привело к большому первоначальному успеху в наступлении. Им удалось продвинуться вдоль реки почти на двести километров и к концу марта добраться до Сидоровска. Там эффект неожиданности сошёл на «нет», и русским удалось сконцентрировать значительные силы, подготовить оборонительные позиции и навязать китайцам тяжёлые позиционные бои. Попытка китайцев нанести фланговый удар через пустыню на Сидоровск с востока не удалась и привела к значительным потерям. После чего фронт стабилизировался. Это можно было считать большим успехом НОАК, но китайцам этого показалось мало, и уже в начале апреля они начали новое наступление на другом фланге, они решили попробовать на левому берегу Енисея. Но тут их удар ожидался, и несмотря на значительную концентрацию сил под Ермаково их удалось остановить. Тем не менее, в течение двух недель они с отчаянным упорством день за днём пытались прорвать оборону прямо по центру, направляя удары вдоль берега. И несли при этом заметные потери. Войскам Северной Федерации удавалось легко отражать эти удары, даже не прибегая к использованию резервов.

И только в конце второй недели командованию стало ясно, что все бои на Енисее — это всего на всего отвлекающий удар, так как китайцы начали неожиданное наступление на Советскую Речку. На Аэропорт.