Неточные совпадения
Очарованный неведомыми
чарами, он молча улыбался, тихонько играя волосами её, не находя слов в ответ ей и
чувствуя эту женщину матерью и сестрой своей юности.
Между стволов и ветвей просвечивали багровые пятна горизонта, и на его ярком фоне деревья казались ещё более мрачными, истощёнными. По аллее, уходившей от террасы в сумрачную даль, медленно двигались густые тени, и с каждой минутой росла тишина, навевая какие-то смутные фантазии. Воображение, поддаваясь
чарам вечера, рисовало из теней силуэт одной знакомой женщины и его самого рядом с ней. Они молча шли вдоль по аллее туда, вдаль, она прижималась к нему, и он
чувствовал теплоту её тела.
И опять ко мне повернулись светлые глаза на еще более потемневшем лице. В них теперь ясно проступило выражение ненависти. Я подумал, что это та же знакомая нам болезнь пустынных мест и ограниченного общества… Только враждебные
чары пустыни произвели уже более глубокие опустошения в буйной и требующей сильных движений душе. В эту минуту из троих обитателей заимки к настроению Степана я
почувствовал наиболее близости и симпатии.
Под
чарами Диониса каждый
чувствует себя не только соединенным, примиренным, слитым со своим ближним, но единым с ним; сама отчужденная природа снова празднует праздник примирения со своим блудным сыном — человеком — и принимает его в свое лоно.
Дионисический грек ищет истины и природы в ее высшей мощи, он
чувствует себя
чарами превращенным в сатира.
В этой иллюзии держит человека Аполлон. Он — бог «обманчивого» реального мира. Околдованный
чарами солнечного бога, человек видит в жизни радость, гармонию, красоту, не
чувствует окружающих бездн и ужасов. Страдание индивидуума Аполлон побеждает светозарным прославлением вечности явления. Скорбь вылыгается из черт природы. Охваченный аполлоновскою иллюзией, человек слеп к скорби и страданию вселенной.
Я не могу тебе рассказать, человече, так хорошо, чтобы ты это
почувствовал, — ни о пахучем воздухе Кампаньи, который обвевал мое лицо, ни о прелести и
чарах стремительного бега, ни об этой потере материального веса, почти полном исчезновении тела, когда самому себе кажешься только стремящейся мыслью, летящим взглядом…
— Я вчера ничего не помнил… Чем она опоила меня. Какими
чарами сумела опутать меня так, что я забыл все и всех, даже Машу… Вон, вон из этого дома, где я не могу жить между этими двумя существами, между воплощенною добродетелью и воплощенным пороком. Бессильный, слабый, я
чувствую, я снова поддамся соблазну. Не надо, не хочу. Уйду, уйду…