Неточные совпадения
— Погоди,
ребята! — заговорил Рыбин, оглядывая их, и поднял руку неторопливым движением. — Вот — женщина! — сказал он,
указывая на мать. — Сын у нее, наверное, пропал теперь…
Когда мы вышли
на улицу и урядник,
указывая на нас, связанных по рукам, спросил толпу: любо,
ребята? — то толпа радостно загалдела: любо! любо! а какая-то молодая бабенка, забежавши вперед, сделала неприличие.
— Эвона? Да это тот самый мужик, которого я утром встрел! — воскликнул он,
указывая Глебу
на пьяного. — Ведь вот, подумаешь, Глеб Савиныч, зачем его сюда притащило. Я его знаю: он к нам молоть ездил; самый беднеющий мужик, сказывают, десятеро
ребят! Пришел за десять верст да прямо в кабак, выпил сразу два штофа, тут и лег… Подсоби-ка поднять; хошь голову-то прислоним к завалинке, а то, пожалуй, в тесноте-то не увидят — раздавят… подсоби…
— Да что вы,
ребята, — отвечал хозяин, стараясь задобрить толпу, — что вы, взаправду: разве я вам сторож какой дался! Мое дело пустить
на двор да отпустить, что потребуется… А кто ему велел, — продолжал он,
указывая на Антона, — не спать здесь… Ишь он всю ночь напролет пропил с таким же, видно, бесшабашным, как сам; он его и привел… а вы с меня ответа хотите…
— Лачи (ладно). Ну, братцы, и ты, добрый человек, — продолжал тот,
указывая на лошадь с видом недовольным, — дорого больно просишь; конь-то больно изъезжен, стар; вот и
ребята то же говорят…
— Как изволите приказать, сударыня! Только Дутловых жалко. Все один к одному,
ребята хорошие; а коли хоть одного дворового не поставить, не миновать ихнему итти, — говорил приказчик: — и то теперь все
на них
указывают. Впрочем, воля ваша.
— Ну, пошто вы, ваши благородия, озорничаете!.. Эка сколько мужиков-то задаром пристрелили! — со спокойной укоризной обратился к крыльцу из толпы один высокий, ражий, но значительно седоватый мужик. —
Ребята! подбери наших-то! свои ведь! —
указал он окружающим
на убитых. — Да бабы-то пущай бы прочь, а то зашибуть неравно… Пошли-те вы!..
— Ты скажи мне, — при чем тут мягкотелость? Ну,
укажи мне, — вот я спрашиваю тебя: как иначе устроить нашу жизнь? Сам я не могу заботиться об обеде, потому, что мне до обеда нужно принять сто человек больных. После обеда мне нужно поспать, а то я вечером не в состоянии буду ехать к больным. Если я вздумаю следить за дровами и провизией, то не в состоянии буду зарабатывать
на дрова и провизию.
Ребят мне нянчить тоже некогда… В чем же я могу тебя облегчить? Ну, скажи,
укажи, — в чем?
— А вот чтò, братцы. Я знаю, трудно вам, да чтò же делать! Потерпите; недолго осталось. Выпроводим гостей, отдохнем тогда. За службу вашу вас царь не забудет. Вам трудно, да всё же вы дома; а они — видите, до чего они дошли, — сказал он,
указывая на пленных. — Хуже нищих последних. Пока они были сильны, мы их не жалели, а теперь и пожалеть можно. Тоже и они люди. Так,
ребята?
— Дарю вам,
ребята, эту колонну, — говорил он, подъезжая к войскам и
указывая кавалеристам
на французов, И кавалеристы
на еле-двигающихся лошадях, подгоняя их шпорами и саблями, рысцой, после сильных напряжений, подъезжали к подаренной колонне, т. е. к толпе обмороженных, закоченевших и голодных французов; и подаренная колонна кидала оружие и сдавалась, чего ей уже давно хотелось.