Неточные совпадения
— Да, тяжелое время, — согласился Самгин.
В номере у себя он прилег на диван, закурил и снова начал обдумывать Марину. Чувствовал он себя очень странно; казалось, что голова наполнена теплым туманом и туман отравляет тело слабостью, точно после горячей ванны. Марину он
видел пред собой так четко, как будто она сидела
в кресле у стола.
Кругом
видите вы отдельные дворы, обнесенные частоколом, куда выходят окна коридора; коридор разделен на 12 отделений, шириною он
в три аршина;
в каждом отделении по пяти
номеров, а
в некоторых и шесть — всего 64
номера.
Читаю на русском перевод «Хижины дяди Тома» при первом
номере «Современника». Перевод «Русского вестника» лучше, но хорошо, что и этот выдан вдруг сполна. Там публика должна ждать несколько месяцев. Я думаю, помещики и помещицы некоторые
увидят, что кивают на Петра. [То есть русские издатели романа Бичер-Стоу имеют
в виду отечественных помещиков-крепостников.]
Он стоял около своего
номера, прислонившись к стене, и точно ощущал,
видел и слышал, как около него и под ним спят несколько десятков людей, спят последним крепким утренним сном, с открытыми ртами, с мерным глубоким дыханием, с вялой бледностью на глянцевитых от сна лицах, и
в голове его пронеслась давнишняя, знакомая еще с детства мысль о том, как страшны спящие люди, — гораздо страшнее, чем мертвецы.
Заморив наскоро голод остатками вчерашнего обеда, Павел велел Ваньке и Огурцову перевезти свои вещи, а сам, не откладывая времени (ему невыносимо было уж оставаться
в грязной комнатишке Макара Григорьева), отправился снова
в номера, где прямо прошел к Неведомову и тоже сильно был удивлен тем, что представилось ему там: во-первых, он
увидел диван, очень как бы похожий на гроб и обитый совершенно таким же малиновым сукном, каким обыкновенно обивают гроба; потом, довольно большой стол, покрытый уже черным сукном, на котором лежали: череп человеческий, несколько ручных и ножных костей, огромное евангелие и еще несколько каких-то больших книг
в дорогом переплете, а сзади стола, у стены, стояло костяное распятие.
С кем поделиться впечатлениями, вынесенными из"Pilules du diable"? на чьей груди излить тревогу чувств, взволнованных чтением последнего
номера"Avenement parisien"2, [«Призвание Парижа»] кому рассказать: вот, батюшка, я давеча
в «Musee Cluny» [Музей Клюни, где собраны предметы обихода средних веков]3 инструментик, придуманный средневековыми рыцарями для охранения супружеской верности,
видел — вот так штука!
В ночь на 29 июня, Петров день, над Белградом был страшный тропический ливень с грозой. Я сидел у окна гостиничного
номера и
видел только одно поминутно открывающееся небо, которое бороздили зигзаги молний. Взрывы грома заглушали шум ливня.
—
Видел! Не дождался бы я
номера из машины — и газету бы закрыли, и меня бы с Н.И. Пастуховым
в Сибирь послали!
В корректуре «Двор»,
в полосе «Двор», а
в матрице буква запала!
Сотрудники жили настоящим днем, не заглядывая
в прошлое: приходили со статьями, за гонораром, собирались составлять
номера по субботам,
видели тех, кто перед глазами, а
в прошлое не заглядывали.
После хозяина
в номер учинили набег те краснощекие медхен, которых мы
видели за чисткою картофеля.
Но камергера это не остановило, он стал рассыпаться пред Миропой Дмитриевной
в любезностях, как только встречался с нею, особенно если это было с глазу на глаз, приискивал для
номеров ее постояльцев, сам напрашивался исполнять небольшие поручения Миропы Дмитриевны по разным присутственным местам; наконец
в один вечер упросил ее ехать с ним
в театр,
в кресла, которые были им взяты рядом, во втором ряду, а
в первом ряду, как очень хорошо
видела Миропа Дмитриевна, сидели все князья и генералы, с которыми камергер со всеми был знаком.
В ее лице тронулись какие-то оставшиеся непроизнесенными слова, и она вышла. Некоторое время я стоял, бесчувственный к окружающему, затем
увидел, что стою так же неподвижно, не имея ни сил, ни желания снова начать жить, — у себя
в номере. Я не помнил, как поднялся сюда. Постояв, я лег, стараясь победить страдание какой-нибудь отвлекающей мыслью, но мог только до бесконечности представлять исчезнувшее лицо Биче.
На дачу я готовился переезжать
в очень дурном настроении. Мне все казалось, что этого не следовало делать. К чему тревожить и себя и других, когда все уже решено. Мне казалось, что еду не я, а только тень того, что составляло мое я. Будет обидно
видеть столько здоровых, цветущих людей, которые ехали на дачу не умирать, а жить. У них счастливые
номера, а мой вышел
в погашение.
Они прошли по коридору бань, скрывая свои лица, как будто от стыда, и скрылись
в отдельном
номере. Олимпиада тотчас же сбросила платок с головы, и при виде её спокойного, разгоревшегося на морозе лица Илья сразу ободрился, но
в то же время почувствовал, что ему неприятно
видеть её спокойной. А женщина села на диван рядом с ним и, ласково заглянув
в лицо ему, сказала...
В первый раз я
увидел площадь
в декабре 1875 года, когда приехал
в Москву из Рязани ночью и остановился у приятеля, актера Селиванова,
в его
номере,
в «Челышах», так как у меня не было ни копейки денег.
Дело происходило уже осенью
в Ницце. Однажды утром, когда я зашел к ней
в номер, она сидела
в кресле, положив ногу на ногу, сгорбившись, осунувшись, закрыв лицо руками, и плакала горько, навзрыд, и ее длинные, непричесанные волосы падали ей на колени. Впечатление чудного, удивительного моря, которое я только что
видел, про которое хотел рассказать, вдруг оставило меня, и сердце мое сжалось от боли.
Когда Фома, отворив дверь, почтительно остановился на пороге маленького
номера с одним окном, из которого видна была только ржавая крыша соседнего дома, — он
увидел, что старый Щуров только что проснулся, сидит на кровати, упершись
в нее руками, и смотрит
в пол, согнувшись так, что длинная белая борода лежит на коленях, Но, и согнувшись, он был велик…
Взойдя
в пятый этаж, который у нас
в России назвали бы просто чердаком, он
увидел на низенькой двери прибитую дощечку с
номером шестым.
Войдя
в свой
номер, я взглянул на портрет Фохта… «Наше время ниспровергло разницу между вещественным и нравственным и не признает более такого деления»… Ну, вот. И они не признают такого деления… Только они этому радуются. Они не
видели того «вещественного», что так неожиданно явилось мне там, на рельсах. Ну, да. Разделения нет! И вещественное, и нравственное лежало там
в грязном черепке… Они этого не чувствуют, а я чувствую
в себе,
в них, во всей жизни…
— Скажите, какое происшествие! — и затем торопливо прочел: «Третьего мая
в номера трактира «Дон» приехал почетный гражданин Олухов с девицею Глафирою Митхель. Оба они были
в нетрезвом виде и, взяв
номер, потребовали себе еще вина, после чего раздался крик девицы Митхель. Вбежавший к ним
в номер лакей
увидел, что Олухов, забавляясь и выставляясь из открытого окна, потерял равновесие и, упав с высоты третьего этажа, разбил себе череп на три части. Он был найден на тротуаре совершенно мертвым».
Треплев.
В городе, на постоялом дворе. Уже дней пять, как живет там
в номере. Я было поехал к ней, и вот Марья Ильинишна ездила, но она никого не принимает. Семен Семенович уверяет, будто вчера после обеда
видел ее
в поле,
в двух верстах отсюда.
Треплев. Понять было трудно. Должно быть, есть. Я ее
видел, но она не хотела меня
видеть, и прислуга не пускала меня к ней
в номер. Я понимал ее настроение и не настаивал на свидании.
Но если они не ожидали, что дверь их
номера во всякое время можно свободно отпереть с другой стороны стороннею рукою, то еще менее они ожидали
увидеть в распахнувшейся двери то, что представилось там их изумленным глазам.
Он ходил, и все больше и больше ненавидел серый забор, и уже думал с раздражением, что Анна Сергеевна забыла о нем и, быть может, уже развлекается с другим, и это так естественно
в положении молодой женщины, которая вынуждена с утра до вечера
видеть этот проклятый забор. Он вернулся к себе
в номер и долго сидел на диване, не зная, что делать, потом обедал, потом долго спал.
Он сам хочет быть
номером вторым, потому что
в этом
видит назначение всего живущего; и действительно, роль его
в повести напоминает отчасти Бизьменкова
в «Лишнем человеке» и еще более Крупицына
в «Двух приятелях».
Глуховцев. Конечно, могу. Вот… вот… вот
видишь церковку, их там еще несколько, кучкою — так вот немного полевее от них и наши
номера. Как странно: неужели мы там действительно живем,
в этом каменном хаосе? И неужели это — Москва?
Многие из больных
видели, когда его переносили вместе с постелью
в отдельный
номер; несли его головою вперед, и он был неподвижен, только темные впавшие глаза переходили с предмета на предмет, и было
в них что-то такое безропотно-печальное и жуткое, что никто из больных не выдерживал их взгляда — и отворачивался.
И уходил
в свой
номер. Товарищи хохотали, а Чистяков, печально улыбаясь, думал, какая это действительно маленькая и грустная страна задорных и слабеньких людей, постоянной неурядицы, чего-то мелкого и жалкого, как игра детей
в солдаты. И ему было жаль маленького Райко и хотелось взять его за границу, чтобы он
увидел там настоящую, широкую и умную жизнь.
Через два дня был назначен его выход вместе с «замечательной обезьяной, которая никогда не поддается дрессировке, выписанной из тропических стран Южной Африки и Америки»…впрочем, вы сами знаете эти объявления. Для этого случая я привез
в ложу жену и детей. Мы
видели балансирующих на канате медведей, людей с несгораемым желудком, великолепные упражнения на турниках и т. п. Вот, наконец, наступает
номер с обезьяной. Клоун
в ударе. Он смешит публику. Обезьяна все время начеку. Наконец ее выпускают.
Зинзага заткнул уши и как сумасшедший выскочил из 101
номера. Пришедши
в свой
номер, он
увидел умилительную картину. Его Амаранта сидела за столом и переписывала начисто одну из его повестей. Из ее больших глаз капали на черновую тетрадку крупные слезы.
Вошедши
в 148
номер, Зинзага
увидел сцену, которая привела его
в восторг, как романиста, и ущемила за сердце, как голодного.
Когда на следующий вечер папа отвез меня
в институт и сдал на руки величественно-ласковой начальнице, я даже как будто чуть-чуть обрадовалась тому, что не буду
видеть промозглого петербургского дня, не буду слышать грохота экипажей под окнами нашего
номера… И я невольно высказала мои мысли вслух…
Рассказал Корсаков, как обыватель приехал
в Берлин, как напрасно разыскивал Жилотдел, как приехал
в гостиницу. Таинственно отзывает швейцара. — «Дело, товарищ, вот
в чем: мне нужно переночевать. Так, где-нибудь! Я не прихотлив. Вот, хоть здесь, под лестницей, куда сор заметают. Я вам за это заплачу двести марок». — «Да пожалуйте
в номер. У нас самый лучший
номер стоит семьдесят марок». — «Суть,
видите ли,
в том, что я поздно приехал, Жилотдел был уже заперт, и у меня нет ордера…»
На душе было мрачно. Она шила и думала, и от всего, о чем думала, на душе становилось еще мрачнее. Шить ей было трудно: руки одеревенели от работы, глаза болели от постоянного вглядывания
в номера страниц при фальцовке; по черному она ничего не
видела, нитку ей вдела Зина. Это
в двадцать-то шесть лет! Что же будет дальше?… И голова постоянно кружится, и
в сердце болит, по утрам тяжелая, мутная тошнота…
Георгий Дмитриевич. Одним словом, она была с ним на свидании, у него
в номерах. Она говорит, что ходила затем, чтобы дать ему по морде, и дала! Он,
видишь ли, уже два года пристает к ней, умоляет, пишет письма…
Новский и Карамышев согласились вполне с этим заключением. Начался допрос свидетелей. Когда прислуживавшие вечером княгине лакей и горничная показали, что оставили ее
в номере с ее сиятельством княжной Маргаритой Дмитриевной,
в уме Карамышева снова мелькнула мысль, что княжну также
видели шедшей накануне по направлению к кабинету,
в котором нашли на другой день мертвой ее дядю.
Марко упал на колена, покаялся — и сознался, как дело было. Август Матвеич, когда ложился спать, вынул билеты из кармана и сунул их под подушку, а потом запамятовал и стал их
в кармане искать. Марко же, войдя
в его
номер поправить постель, нашел деньги, соблазнился — скрал их,
в уверенности, что можно будет запутать других —
в чем, как
видели, и успел. А потом, чтобы загладить свой грех перед богом, — он к одному прежде заказанному колоколу еще целый звон «на подбор» заказал и заплатил краденым билетом.
Наступил, как мы
видели, момент, когда им пришлось перебраться
в «маленькие
номера» и жить с детьми и необходимой при последних прислугой на пятьдесят рублей
в месяц, выдаваемых опекуном. Сомнения
в возможности выигрыша дела против Гиршфельда, особенно после полученного известия о смерти Князева, напали на Шестова и Зыкову.
— На минуточку! — крикнул тот с деловой миной; глаза его уже сильно блистали. — На одну секундочку!.. После Платона Алексеича остались у нас
в номере кое-какие книжонки… Он не успел перевезти на квартиру… англицкие есть, я сам
видел. Так мы с художником Карпатским предлагаем разыграть всю эту рухлядь
в лотерею, по сорока копеечек билет… вот здесь же и разобрать могут… Не откажите… собрат был… жалости достойно!..
Несмотря на многолетнее служение слепой, нелицеприятной и строгой Фемиде,
в его сердце не были порваны человеческие струны. Ему не представлялся обвиняемый
в форме отношения за известным
номером в папке с синей оберткой, на которой напечатано слово «Дело». Он всегда
видел в нем человека, старался заглянуть к нему
в душу, расшевелить его совесть, нравственно на него воздействовать.
Ровно к двум часам пополудни явилась она
в гостиницу, где стоял Жвирждовский, и сказала швейцару, чтобы он передал нумерному такого-то
номера, что капитана желает
видеть дама по поручению доктора Л.
На другой день,
в девять часов утра, когда Савин еще был
в постели,
в номер вошел лакей и доложил, что его желает
видеть полицейский комиссар из Гааги.
— Да; и притом я
в него всмотрелся совершенно случайно. Он так задумчив и потерян, что зашел ошибкою
в мой
номер вместо своего и, не
видя меня на постели, направился было прямо к комоду и стал что-то искать. Я даже подумал, не лунатик ли он, и позвал Марко.