Неточные совпадения
Поредевшие встрепанные волосы обнажали бугроватый череп; лысина, увеличив лоб, притиснув глазницы, сделала глаза меньше, острее; белки приняли металлический блеск ртути, покрылись
тонким рисунком красных жилок, зрачки потеряли
форму, точно зазубрились, и стали еще более непослушны, а под глазами вспухли синеватые подушечки, и нос опустился к толстым губам.
В голове еще шумел молитвенный шепот баб, мешая думать, но не мешая помнить обо всем, что он видел и слышал. Молебен кончился. Уродливо длинный и
тонкий седобородый старик с желтым лицом и безволосой головой в
форме тыквы, сбросив с плеч своих поддевку, трижды перекрестился, глядя в небо, встал на колени перед колоколом и, троекратно облобызав край, пошел на коленях вокруг него, крестясь и прикладываясь к изображениям святых.
О Тушине с первого раза нечего больше сказать. Эта простая фигура как будто вдруг вылилась в свою
форму и так и осталась цельною, с крупными чертами лица, как и характера, с не разбавленным на
тонкие оттенки складом ума, чувств.
Привалов видел, как постепенно черновая болванка, имевшая
форму длинного кирпича, проходила через ряд валов, пока не превратилась в длинную
тонкую полосу, которая гнулась под собственной тяжестью и рассыпала кругом тысячи блестящих искр.
Маленькая не по росту голова, малокровное и узкое лицо,
формой своей напоминавшее лезвие ножа, длинные изжелта-белые волосы, светло-голубые, без всякого блеска (словно пустые) глаза,
тонкие, едва окрашенные губы, длинные, как у орангутанга, мотающиеся руки и, наконец, колеблющаяся, неверная походка (точно он не ходил, а шлялся) — все свидетельствовало о каком-то ненормальном состоянии, которое близко граничило с невменяемостью.
Ароматная паюсная, мартовская, с Сальянских промыслов, пухла на серебряных блюдах; далее сухая мешочная —
тонким ножом пополам каждая икринка режется — высилась, сохраняя
форму мешков, а лучшая в мире паюсная икра с особым землистым ароматом, ачуевская — кучугур, стояла огромными глыбами на блюдах…
Вместо них стали употреблять так называемые рубленые пыжи, но вернее сказать — вырубаемые кружки из старых шляп и
тонких войлоков посредством особенной железной
формы, края которой так остры, что если наставить ее на войлок и стукнуть сверху молотком, то она вырубит войлочный кружок, который, входя в дуло несколько натуге, весьма удобно и выгодно заменяет все другого рода пыжи.
Мир, сверкавший, двигавшийся и звучавший вокруг, в маленькую головку слепого проникал главным образом в
форме звуков, и в эти
формы отливались его представления. На лице застывало особенное внимание к звукам: нижняя челюсть слегка оттягивалась вперед на
тонкой и удлинившейся шее. Брови приобретали особенную подвижность, а красивые, но неподвижные глаза придавали лицу слепого какой-то суровый и вместе трогательный отпечаток.
Вам как-то начинает представляться, что язык у него во рту, должно быть, какой-нибудь особенной
формы, какой-нибудь необыкновенно длинный и
тонкий, ужасно красный и с чрезвычайно вострым, беспрерывно и невольно вертящимся кончиком.
Имело
форму фасада открытой садовой беседки (вроде большой кибитки, кругом заплетенной акациями) и состояло из множества
тонких хлебных палочек.
Плюсна одной ноги у него была отрублена, он ходил прихрамывая, с длинной палкой в руке, зиму и лето в легкой,
тонкой поддевке, похожей на рясу, в бархатном картузе странной
формы, похожем на кастрюлю.
Он часто обращался к ней во время обеда, требуя разных мелких услуг: «то-то мне подай, того-то мне налей, выбери мне кусочек по своему вкусу, потому что, дескать, у нас с невесткой один вкус; напомни мне, что бишь я намедни тебе сказал; расскажи-ка нам, что ты мне тогда-то говорила, я как-то запамятовал…» Наконец, и после обеда: «то поди прикажи, то поди принеси…» и множество тому подобных мелочей,
тонких вниманий, ласковых обращений, которые, несмотря на их простую, незатейливую отделку и грубоватую иногда
форму, были произносимы таким голосом, сопровождались таким выражением внутреннего чувства, что ни в ком не осталось сомнения, что свекор души не слышит в невестке.
Самым
тонким движениям насущного души нашей я смог бы придать как вразумительную, так и приличную
форму.
С быстрым и жадным любопытством молодости он невольно заметил сильные и девственные
формы, обозначившиеся под
тонкою ситцевою рубахой, и прекрасные черные глаза, с детским ужасом и диким любопытством устремленные на него.
Около Лапухи жалось странное существо: на вид это была девочка лет двенадцати, еще с несложившимися, детскими
формами, с угловатой спиной и
тонкими босыми ногами, но желтое усталое лицо с карими глазами смотрело не по-детски откровенно, как смотрят только отведавшие от древа познания добра и зла.
Кусок стали делался после каждого станка все
тоньше и длиннее и, несколько раз перебежав рельсопрокатку взад и вперед, принимал мало-помалу
форму десятисаженного красного рельса.
Стены и пол этой комнаты — камеры без окон — были обтянуты лиловым бархатом, с узором по стене из
тонкой золотой сетки с клетками шестигранной
формы.
У него бычачья шея, темный цвет лица, курчавые черные волосы, усы, бритый подбородок квадратной
формы, с животным угибом посредине, — подбородок, говорящий о страшной воле и большой жестокости,
тонкие, твердые, энергично опускающиеся углами вниз губы.
Но его выручила из затруднительного положения сестра. Она уже насытилась и сидела, откинувшись на спинку кресла. Тёмные волосы её были причёсаны старомодно, но эта прическа в
форме короны очень шла властному выражению её лица. Её губы, вздрогнувшие от улыбки, открыли белую и
тонкую, как лезвие ножа, полоску зубов, и, красивым жестом остановив брата, она сказала...
Может быть, именно эта чрезмерная чуткость, эта перегруженность иррациональным и делает женщину неспособною к непосредственному творчеству, к воплощению чего-то
тонкого и неуловимого во всегда грубые, всегда ограниченные
формы жизни.
Легкая
форма его бесед, с
тонкою критикою истории культуры, зароняла во мне мысль, что жизнь современного общества, которая делалась доступною моему ведению, идет не по тому течению, которое может вывесть человечество к идеалу. Идеал этот представляло мне христианство, которое все будто бы уважают, но к которому, однако, никто сильно и искренно не стремится. Что это за ложь? как повернуть, чтобы это пошло иначе?
Он вошел быстро, внезапно, еще молодой и чрезвычайно красивый высокий брюнет, в генеральской
форме. Он вошел мертвенно-бледный, с судорожно подергивающимися губами под черной полоской
тонких, длинных усов и прямо направился к гробу.
Третий великий русский поэт, Тютчев, имел скорее консервативное миросозерцание, чем революционное. Но он все время чувствовал, что на мир надвигается страшная революция. В странном контрасте со своим консервативно-славянофильским миросозерцанием Тютчев остро чувствовал в мире хаотическую, иррациональную, темную, ночную стихию. Наброшенный на мир покров гармонии и порядка в аполлонических
формах представлялся ему непрочным и
тонким.
Словно выточенная из мрамора нога покоилась на его руке, он с восторгом любовался ее восхитительною
формою,
тонкие пальцы с розовыми ногтями, казалось, не только не знали, но и не могли знать никаких мозолей.
Форма его лба доказывала ум, длинный
тонкий, но с подвижными ноздрями обличал хитрость и чувственность.
Только все это — в самой безупречной
форме, на какую только способен
тонкий писарь.
Тонкие правильные черты, возвышенный лоб, густые, черные волосы, очертание губ, едва оттененных нежным пухом, стан, рост,
формы, — все в ней было изящно, роскошно.
— Sire! — сказал Мишо с
тонкою чуть заметною улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в
форме легкого и почтительного jeu de mots. [игры слов.] — Sire! j’ai laissé toute l’armée depuis les chefs jusqu’au dernier soldat, sans exception, dans une crainte épouvantable, affrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
Не только генералы в полной парадной
форме, с перетянутыми до-нельзя толстыми и
тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, — с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенною аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, — все чувствовали, что совершается что-то нешуточное, значительное и торжественное.