Неточные совпадения
«Ах, что я делаю!» сказала она себе, почувствовав вдруг боль в обеих сторонах
головы. Когда она опомнилась, она увидала, что держит обеими
руками свои волосы около висков и
сжимает их. Она вскочила и стала ходить.
Она вышла на середину комнаты и остановилась пред Долли,
сжимая руками грудь. В белом пенюаре фигура ее казалась особенно велика и широка. Она нагнула
голову и исподлобья смотрела сияющими мокрыми глазами на маленькую, худенькую и жалкую в своей штопанной кофточке и ночном чепчике, всю дрожавшую от волнения Долли.
В глазах у меня потемнело,
голова закружилась, я
сжал ее в моих объятиях со всею силою юношеской страсти, но она, как змея, скользнула между моими
руками, шепнув мне на ухо: «Нынче ночью, как все уснут, выходи на берег», — и стрелою выскочила из комнаты.
Однако же, встречаясь с ним, он всякий раз ласково
жал ему
руку и приглашал его на чай, так что старый повытчик, несмотря на вечную неподвижность и черствое равнодушие, всякий раз встряхивал
головою и произносил себе под нос: «Надул, надул, чертов сын!»
Их дочки Таню обнимают.
Младые грации Москвы
Сначала молча озирают
Татьяну с ног до
головы;
Ее находят что-то странной,
Провинциальной и жеманной,
И что-то бледной и худой,
А впрочем, очень недурной;
Потом, покорствуя природе,
Дружатся с ней, к себе ведут,
Целуют, нежно
руки жмут,
Взбивают кудри ей по моде
И поверяют нараспев
Сердечны тайны, тайны дев.
Я до того не ошибаюсь, мерзкий, преступный вы человек, что именно помню, как по этому поводу мне тотчас же тогда в
голову вопрос пришел, именно в то время, как я вас благодарил и
руку вам
жал.
Лютов видел, как еще двое людей стали поднимать гроб на плечо Игната, но человек в полушубке оттолкнул их, а перед Игнатом очутилась Алина; обеими
руками,
сжав кулаки, она ткнула Игната в лицо, он мотнул
головою, покачнулся и медленно опустил гроб на землю. На какой-то момент люди примолкли. Мимо Самгина пробежал Макаров, надевая кастет на пальцы правой
руки.
Макаров, снова встряхнув
головою, посмотрел в разноцветное небо, крепко
сжал пальцы
рук в один кулак и ударил себя по колену.
— Шш! — зашипел Лютов, передвинув саблю за спину, где она повисла, точно хвост. Он стиснул зубы, на лице его вздулись костяные желваки, пот блестел на виске, и левая нога вздрагивала под кафтаном. За ним стоял полосатый арлекин, детски положив подбородок на плечо Лютова, подняв
руку выше
головы,
сжимая и разжимая пальцы.
Иногда, чаще всего в час урока истории, Томилин вставал и ходил по комнате, семь шагов от стола к двери и обратно, — ходил наклоня
голову, глядя в пол, шаркал растоптанными туфлями и прятал
руки за спиной,
сжав пальцы так крепко, что они багровели.
Изредка являлся Томилин, он проходил по двору медленно, торжественным шагом, не глядя в окна Самгиных; войдя к писателю, молча
жал руки людей и садился в угол у печки, наклонив
голову, прислушиваясь к спорам, песням.
Шагая по комнате, он часто и осторожно закидывал обеими
руками пряди волос за уши и,
сжимая виски, как будто щупал
голову: тут ли она?
Высвободив из-под плюшевого одеяла
голую руку, другой
рукой Нехаева снова закуталась до подбородка;
рука ее была влажно горячая и неприятно легкая; Клим вздрогнул,
сжав ее. Но лицо, густо порозовевшее, оттененное распущенными волосами и освещенное улыбкой радости, вдруг показалось Климу незнакомо милым, а горящие глаза вызывали у него и гордость и грусть. За ширмой шелестело и плавало темное облако, скрывая оранжевое пятно огня лампы, лицо девушки изменялось, вспыхивая и угасая.
Смешно раскачиваясь, Дуняша взмахивала
руками, кивала медно-красной
головой; пестренькое лицо ее светилось радостью;
сжав пальцы обеих
рук, она потрясла кулачком пред лицом своим и, поцеловав кулачок, развела
руки, разбросила поцелуй в публику. Этот жест вызвал еще более неистовые крики, веселый смех в зале и на хорах. Самгин тоже усмехался, посматривая на людей рядом с ним, особенно на толстяка в мундире министерства путей, — он смотрел на Дуняшу в бинокль и громко говорил, причмокивая...
Доктор ушел, оставив Обломова в самом жалком положении. Он закрыл глаза, положил обе
руки на
голову,
сжался на стуле в комок и так сидел, никуда не глядя, ничего не чувствуя.
Она старалась слабой
рукой сжать его
руку и не могла, опустила
голову опять на подушку.
Она подошла к ней, пристально и ласково поглядела ей в глаза, потом долго целовала ей глаза, губы, щеки. Положив ее
голову, как ребенка, на
руку себе, она любовалась ее чистой, младенческой красотой и крепко
сжала в объятиях.
— Я очень обрадовалась вам, брат, все смотрела в окно, прислушиваясь к стуку экипажей… — сказала она и, наклонив
голову, в раздумье, тише пошла подле него, все держа свою
руку на его плече и по временам
сжимая сильно, как птицы когти, свои тонкие пальцы.
Но она не слушала, качала в отчаянии
головой, рвала волосы,
сжимала руки, вонзая ногти в ладони, и рыдала без слез.
— Он крепко
сжал руку Алеши и, все еще потупившись и не поднимая
головы, точно сорвавшись, быстро зашагал к городу.
Старик, исхудалый и почернелый, лежал в мундире на столе, насупив брови, будто сердился на меня; мы положили его в гроб, а через два дня опустили в могилу. С похорон мы воротились в дом покойника; дети в черных платьицах, обшитых плерезами,
жались в углу, больше удивленные и испуганные, чем огорченные; они шептались между собой и ходили на цыпочках. Не говоря ни одного слова, сидела Р., положив
голову на
руку, как будто что-то обдумывая.
Однажды в это время я вбежал в спальню матери и увидел отца и мать с заплаканными лицами. Отец нагнулся и целовал ее
руку, а она ласково гладила его по
голове и как будто утешала в чем-то, как ребенка. Я никогда ранее не видел между отцом и матерью ничего подобного, и мое маленькое сердчишко
сжалось от предчувствия.
Аня. Приезжаем в Париж, там холодно, снег. По-французски говорю я ужасно. Мама живет на пятом этаже, прихожу к ней, у нее какие-то французы, дамы, старый патер с книжкой, и накурено, неуютно. Мне вдруг стало жаль мамы, так жаль, я обняла ее
голову,
сжала руками и не могу выпустить. Мама потом все ласкалась, плакала…
Я его больше себя, больше всех на свете люблю, Ваня, — прибавила она, потупив
голову и
сжав мою
руку, — даже больше тебя…
Осип Иваныч тоже встал с дивана и по всем правилам гостеприимства взял мою
руку и обеими
руками крепко
сжал ее. Но в то же время он не то печально, не то укоризненно покачивал
головой, как бы говоря:"Какие были родители и какие вышли дети!"
Я опустился на диван возле нее. Опять начались поцелуи; опять одна
рука ее крепко
сжимала мою
руку, а другая покоилась на моей
голове и перебирала мои волосы. И вдруг меня словно ожгло: я вспомнил, что все это по вторникам, четвергам и субботам проделывает m-me Pasca на сцене Михайловского театра.
— Да, да! — говорила тихо мать, качая
головой, а глаза ее неподвижно разглядывали то, что уже стало прошлым, ушло от нее вместе с Андреем и Павлом. Плакать она не могла, — сердце
сжалось, высохло, губы тоже высохли, и во рту не хватало влаги. Тряслись
руки, на спине мелкой дрожью вздрагивала кожа.
Одной
рукой сжимая его
руку, он положил другую на плечо хохла, как бы желая остановить дрожь в его высоком теле. Хохол наклонил к ним
голову и тихо, прерывисто заговорил...
Он закрыл на миг глаза,
сжал губы, быстрым жестом обеих
рук взбил волосы на
голове и, глядя на Павла покрасневшими глазами, сказал...
Ромашов сел к столу, облокотился на него и
сжал голову руками. Он с трудом удерживал эти необычные для него, разбегающиеся мысли.
В первые минуты на забрызганном грязью лице его виден один испуг и какое-то притворное преждевременное выражение страдания, свойственное человеку в таком положении; но в то время, как ему приносят носилки, и он сам на здоровый бок ложится на них, вы замечаете, что выражение это сменяется выражением какой-то восторженности и высокой, невысказанной мысли: глаза горят, зубы
сжимаются,
голова с усилием поднимается выше, и в то время, как его поднимают, он останавливает носилки и с трудом, дрожащим голосом говорит товарищам: «простите, братцы!», еще хочет сказать что-то, и видно, что хочет сказать что-то трогательное, но повторяет только еще раз: «простите, братцы!» В это время товарищ-матрос подходит к нему, надевает фуражку на
голову, которую подставляет ему раненый, и спокойно, равнодушно, размахивая
руками, возвращается к своему орудию.
Но из всех этих лиц не много было мне знакомых, да и с теми знакомство ограничивалось кивком
головы и словами: «Здравствуйте, Иртеньев!» Вокруг же меня
жали друг другу
руки, толкались, слова дружбы, улыбки, приязни, шуточки сыпались со всех сторон.
— Ты сознаешь, Marie, сознаешь! — воскликнул Шатов. Она хотела было сделать отрицательный знак
головой, и вдруг с нею сделалась прежняя судорога. Опять она спрятала лицо в подушку и опять изо всей силы целую минуту
сжимала до боли
руку подбежавшего и обезумевшего от ужаса Шатова.
Ирландцы пошумели еще некоторое время, потом расступились, выпустив Падди, который опять вышел вперед и пошел на Матвея,
сжав плечи, втянув в них
голову, опустивши
руки и изгибаясь, как змея. Матвей стоял, глядя с некоторым удивлением на его странные ужимки, и уже опять было приготовился повторить прежний урок, как вдруг ирландец присел;
руки Матвея напрасно скользнули в воздухе, ноги как будто сами поднялись, и он полетел через постель на спину.
Он сидел на стуле, понимая лишь одно: уходит! Когда она вырвалась из его
рук — вместе со своим телом она лишила его дерзости и силы, он сразу понял, что всё кончилось, никогда не взять ему эту женщину. Сидел, качался, крепко
сжимая руками отяжелевшую
голову, видел её взволнованное, розовое лицо и влажный блеск глаз, и казалось ему, что она тает. Она опрокинула сердце его, как чашу, и выплеснула из него всё, кроме тяжёлого осадка тоски и стыда.
Вахтенный вытащил
руку из кармана. Его тяжелые глаза совершенно проснулись, и в них отметилась нерешительность чувств — помесь флегмы и бешенства. Должно быть, первая взяла верх, так как,
сжав губы, он неохотно наклонил
голову и сухо ответил...
— Так отчего же, скажите, — возразил Бельтов, схватив ее
руку и крепко ее
сжимая, — отчего же, измученный, с душою, переполненною желанием исповеди, обнаружения, с душою, полной любви к женщине, я не имел силы прийти к ней и взять ее за
руку, и смотреть в глаза, и говорить… и говорить… и склонить свою усталую
голову на ее грудь… Отчего она не могла меня встретить теми словами, которые я видел на ее устах, но которые никогда их не переходили.
Снова поток слез оросил его пылающие щеки. Любонька
жала его
руку; он облил слезами ее
руку и осыпал поцелуями. Она взяла письмо и спрятала на груди своей. Одушевление его росло, и не знаю, как случилось, но уста его коснулись ее уст; первый поцелуй любви — горе тому, кто не испытал его! Любонька, увлеченная, сама запечатлела страстный, долгий, трепещущий поцелуй… Никогда Дмитрий Яковлевич не был так счастлив; он склонил
голову себе на
руку, он плакал… и вдруг… подняв ее, вскрикнул...
Вошедший обратился с просьбой о благословении и к дьякону. Дьякон извинился. Пришлец распрямился и, не говоря более ни одного слова, отошел к печке. Здесь, как обтянутый черною эмалью, стоял он, по-наполеоновски скрестя
руки, с рыжеватой шляпой у груди, и то
жался, то распрямлялся, поднимал вверх
голову и вдруг опускал ее, ворошил длинным, вниз направленным, польским усом и заворачивался в сторону.
Когда речь шла о котлете — его лицо
сжималось и
голова пригибалась, как бы уклоняясь от прикосновения постороннего тела; когда дело доходило до приклейки бубнового туза, спина его вздрагивала; когда же он приступил к рассказу о встряске, то простирал
руки и встряхивал ими воображаемый предмет.
Тогда, надев шапку, он положил деньги в карман, сунул
руки в рукава пальто,
сжался, наклонил
голову и медленно пошёл вдоль по улице, неся в груди оледеневшее сердце, чувствуя, что в
голове его катаются какие-то тяжёлые шары и стучат в виски ему…
Боже мой! Я никогда не видала такого отчаяния, которое прочла теперь на этом убитом, помертвевшем лице. Он взял меня за
руку и вывел из комнаты. Я взглянула на них в последний раз. Александра Михайловна стояла, облокотясь на камин и крепко
сжав обеими
руками голову. Все положение ее тела изображало нестерпимую муку. Я охватила
руку Петра Александровича и горячо
сжала ее.
Овод жужжит и кусает,
Смертная жажда томит,
Солнышко серп нагревает,
Солнышко очи слепит,
Жжет оно
голову, плечи,
Ноженьки, рученьки жжет,
Изо ржи, словно из печи,
Тоже теплом обдает,
Спинушка ноет с натуги,
Руки и ноги болят,
Красные, желтые круги
Перед очами стоят…
Жни-дожинай поскорее,
Видишь — зерно потекло…
Он расстегнул ворот рубашки, чтобы облегчить дыхание себе, облокотился на стол и,
сжав голову руками, неподвижно замер.
Она
сжала руки и поникла
головой над столом.
Маякин поднял
руку над
головой и,
сжав кулак, яростно погрозил им.
В углу, около постели, стенные часы нерешительно и негромко пробили раз — два; женщина дважды вздрогнула, подошла, остановила прихрамывающие взмахи маятника неверным движением
руки и села на постель. Поставив локти на колени, она
сжала голову ладонями, волосы её снова рассыпались, окутали
руки, закрыли лицо плотной, тёмной завесой.
— Я могу дать шрифт, — сказал Евсей, вздохнув. Задача была кончена. Он сидел, наклонив
голову,
сжимая между колен крепко стиснутые
руки, и прислушивался к словам девушки.
Поэтому, когда Евсей видел, что Яшка идёт драться, Старик бросался на землю, крепко, как мог,
сжимал своё тело в ком, подгибая колени к животу, закрывал лицо и
голову руками и молча отдавал бока и спину под кулаки брата.
Пастор Абель держал картину в одной левой
руке и, сильно откинувшись
головою назад, рассматривал ее с чинной улыбкой аугсбургского исповедания; все другие
жались около пасторовых плеч, а выехавшая бабушка зазирала сбоку.