Неточные совпадения
— Я больше тебя знаю свет, — сказала она. — Я знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он с ней говорил об тебе. Этого не было. Эти люди
делают неверности, но свой домашний
очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти женщины остаются в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого не понимаю, но это так.
«Осмелюсь доложить, — вдруг заговорил он, привстав с постели, что
делал всякий раз, как начинал разговор, — я боюсь пожара: здесь сена много, а огня тушить на
очаге нельзя, ночью студено будет, так не угодно ли, я велю двух якутов поставить у камина смотреть за огнем!..» — «Как хотите, — сказал я, — зачем же двух?» — «Будут и друг за другом смотреть».
Мы сначала думали, что он шутит, но он серьезно и не с коротким пристает: «Жените,
сделайте милость! Спасите меня от невыносимой скуки одиночества! Опостылела холостая жизнь, надоели сплетни и вздоры провинции, — хочу иметь свой
очаг, хочу сидеть вечером с дорогою женою у своей лампы. Жените!»
Не
делайте из ваших дочерей разорительниц домашних
очагов и гнезд!!
Я же
сделал всё, что может
сделать слабый человек, кроме добра ближнему ничего не желающий, и, сидя теперь среди домашнего
очага своего, благодарю со слезами Того, кто не допустил до кровопролития.
В самой основе причин того ада, который он сам
делал из своего «семейного
очага», лежала безграничная любовь к семье, выражавшаяся, по странному свойству дьявольски эгоистичного характера Григория Лукьяновича, в том, чтобы вымещать за причиняемые им же самим несчастия близких ему людей, несчастия, несказанно мучившие его и помочь в которых он сознавал себя бессильным, этим же близким людям, ежедневное столкновение с которыми растравляло раны его колоссального самолюбия.
— Нет, брат, на сегодня уволь… У меня в моей благословенной провинции достаточно семейных
очагов… Прости меня, но это все слишком пресно для нашего брата провинциала… Я не премину
сделать визит твоей супруге, о которой ты, конечно, расскажешь мне за бутылкой доброго вина…
Постоянное одиночество, детство, прошедшее в деревенской глуши, замкнутая жизнь пансиона, отсутствие ласк матери, видевшейся с ней чрезвычайно редко, домашнего
очага, у которого потребность нежности молодой души находит исход и обращается в обыкновенное явление, — все это развило в Ирене сильную способность любить,
сделав ее мечтательной, до крайности впечатлительной и приучило жить воображением.