Неточные совпадения
— Скажу, что ученики были бы весьма лучше, если б не имели они живых
родителей. Говорю так затем, что сироты — покорны, — изрекал он, подняв указательный палец на уровень синеватого носа. О Климе он сказал, положив сухую руку на голову его и обращаясь к
Вере Петровне...
— Это не мещане, Полина Карповна! — с крепкой досадой сказала Татьяна Марковна, указывая на портреты
родителей Райского, а также
Веры и Марфеньки, развешанные по стенам, — и не чиновники из палаты, — прибавила она, намекая на покойного мужа Крицкой.
Длинный рассказ все тянулся о том, как разгорались чувства молодых людей и как
родители усугубляли над ними надзор, придумывали нравственные истязания, чтоб разлучить их. У Марфеньки навертывались слезы, и
Вера улыбалась изредка, а иногда и задумывалась или хмурилась.
— Разве я зверь, — обидчиво отвечала Татьяна Марковна, — такая же, как эти злые
родители, изверги? Грех,
Вера, думать это о бабушке…
За все четыре года после отъезда Екатерины Ивановны он был у Туркиных только два раза, по приглашению
Веры Иосифовны, которая все еще лечилась от мигрени. Каждое лето Екатерина Ивановна приезжала к
родителям погостить, но он не видел ее ни разу; как-то не случалось.
—
Вера, — начал Павел Константиныч, — Михаил Иваныч делает нам честь, просит твоей руки. Мы отвечали, как любящие тебя
родители, что принуждать тебя не будем, но что с одной стороны рады. Ты как добрая послушная дочь, какою мы тебя всегда видели, положишься на нашу опытность, что мы не смели от бога молить такого жениха. Согласна,
Вера?
— Особенное тут дело выходит, Тарас Семеныч. Да… Не спросился Емельян-то, видно,
родителя. Грех тут большой вышел… Там еще, на заводе, познакомился он с одною девицей… Ну, а она не нашей
веры, и жениться ему нельзя, потому как или ему в православные идти, или ей в девках сидеть. Так это самое дело и затянулось: ни взад ни вперед.
Палахвостов. Да, это точно, что
родитель твой в старой
вере; ну, а ты, щенок, в какой состоишь?
Сердце
Веры пронзено (вот сердце, вот стрела). Но, как благонравная и воспитанная девица, она показывает письмо почтенным
родителям, а также своему другу детства и жениху, красивому молодому человеку Васе Шеину. Вот и иллюстрация. Конечно, со временем здесь будут стихотворные объяснения к рисункам.
— Слобода у нас богатая, люди — сытые, рослые, девушки, парни красивые всё, а
родители — не строги; по нашей
вере любовь — не грешна, мы ведь не ваши, не церковные! И вот, скажу я тебе, в большой семье Моряновых поженили сына Карпа, последыш он был, недоросток и щуплый такой…
Вам уже известно, что вся Москва целовала крест королевичу Владиславу; гетман Жолкевский присягнул за него, что он испросит соизволение своего державного
родителя креститься в
веру православную, что не потерпит в земле русской ни латинских костелов, ни других иноверных храмов и что станет, по древнему обычаю благоверных царей русских, править землею нашею, как наследственной своей державою.
— Ничего, ничего, брат… — продолжал о. Христофор. — Бога призывай… Ломоносов так же вот с рыбарями ехал, однако из него вышел человек на всю Европу. Умственность, воспринимаемая с
верой, дает плоды, богу угодные. Как сказано в молитве? Создателю во славу,
родителям же нашим на утешение, церкви и отечеству на пользу… Так-то.
Вера Филипповна. Я и не оправдываюсь; я не святая. Да и много ли у нас, в купечестве, девушек по любви-то выходят? Всё больше по расчету, да еще не по своему, а по родительскому.
Родители подумают, разочтут и выдадут, вот и все тут. Маменька все сокрушалась, как ей быть со мной при нашей бедности; разумеется, как посватался Потап Потапыч, она обеими руками перекрестилась. Разве я могла не послушаться маменьки, не утешить ее!
Думать и разговаривать или отговаривать было уже некогда. Оставалось только поддерживать во всех
веру в счастье, ожидающее обрученных, и пить шампанское. В этом и проходили дни и ночи то у нас, то у
родителей невесты.
Повалятся архиерею в ноги да в голос и завопят: «Как
родители жили, так и нас благословили — оставьте нас на прежнем положении…» А сами себе на уме: «Не обманешь, дескать, нас — не искусишь лестчими словами, знаем, что в старой
вере ничего нет царю противного, на то у Игнатьевых и грамота есть…» И дело с концом…
— Есть из чего хлопотать! — с усмешкой отозвался Алексей. — Да это, по нашему разуменью, самое нестоящее дело… Одно слово — плюнуть. Каждый человек должен родительску
веру по гроб жизни сдержать. В чем, значит, родился́, того и держись. Как
родители, значит, жили, так и нас благословили… Потому и надо жить по родительскому благословению. Вера-то ведь не штаны. Штаны износятся, так на новы сменишь, а
веру как менять?.. Нельзя!
Молитвенное дерзновение
веры связано с полнотой смирения, ибо не ради теургического эксперимента или «знамения» по воле Божией двигнется в море гора, и не всех умерших мальчиков, жалея скорбных
родителей, воскрешал молитвой своей преп.
Повелел Спаситель — вам, врагам, прощати,
Пойдем же мы в царствие тесною дорогой,
Цари и князи, богаты и нищи,
Всех ты, наш
родитель, зовешь к своей пище,
Придет пора-время — все к тебе слетимся,
На тебя, наш пастырь, тогда наглядимся,
От пакостна тела борют здесь нас страсти,
Ты, Господь всесильный, дай нам не отпасти,
Дай ты, царь небесный,
веру и надежду,
Одень наши души в небесны одежды,
В путь узкий, прискорбный идем — помогай нам!
— Кунак Георгий… ты урус, ты христианин и не поймешь ни нашей
веры, ни нашего Аллаха и его пророка… Ты взял жену из нашего аула, не спросясь желания ее отца… Аллах наказывает детей за непокорность
родителям… Марием знала это и все же пренебрегла
верою отцов и стала твоею женою… Мулла прав, не давая ей своего благословения… Аллах вещает его устами, и люди должны внимать воле Аллаха…
У страха, говорят, большие очи и легкая
вера. Крестьяне поверили, что всему делу вина мертвый пономарь, что их
родителям с ним тяжко лежать на одном кладбище и оттого они упросили Бога и мирского молебна не слушать.
Но, несмотря на самоподчинение этого немца названным святым, Степан Иванович все-таки нашел, что его недостойно было хоронить внутри кладбища, «вместе с
родителями правой восточной
веры», а указал закопать его «за оградою» и не крест поставить над ним, а положить камень, «дабы притомленные люди могли на нем присесть и отпочить».