Неточные совпадения
Незадолго до французской
революции явился в Париже некто Лоу и затеял один, в
принципе гениальный, проект (который потом на деле ужасно лопнул).
Я могу признавать положительный смысл
революции и социальные результаты
революции, могу видеть много положительного в самом советском
принципе, могу верить в великую миссию русского народа и вместе с тем ко многому относиться критически в действиях советской власти, могу с непримиримой враждой относиться к идеологической диктатуре.
Возврата нет к тому, что было до большевистской
революции, все реставрационные попытки бессильны и вредны, хотя бы то была реставрация
принципов февральской
революции.
Почти все верили в верховенство разума, все были гуманистами, все защищали универсальность
принципов демократии, идущих от французской
революции.
Я был первым и до сих пор остаюсь практически единственным человеком, который обнаружил эту главную ошибку современной философии; я показал, что все философы (за исключением Лейбница), начиная с Декарта и его последователя Спинозы, исходили из
принципа разрушения и
революции в отношении религиозной жизни, из
принципа, который в области политики породил конституционный
принцип; я показал, что кардинальная реформа невозможна, если только она не будет проходить и в философии и в политике.
Он пишет в 1875 г. письмо к Энгельсу, в котором говорит, что пути русской
революции особые и что к России не применимы
принципы марксизма.
Он был реакционером, но он признавал безнадежность реакционных
принципов и неотвратимость
революции.
— О нет-с! Уж этого вы не говорите. Наш народ не таков, да ему не из-за чего нас выдавать. Наше начало тем и верно, тем несомненно верно, что мы стремимся к
революции на совершенно ином
принципе.
По-настоящему, глубинно
революция есть изменение
принципов, на которых покоится общество, а не кровопролитие того или иного года и дня.
Русская
революция универсалистична по своим
принципам, как и всякая большая
революция, она совершалась под символикой интернационала, но она же и глубоко национальна и национализуется все более и более по своим результатам.
В 1875 г. он пишет «Открытое письмо к Энгельсу», в котором говорит об особых путях России и об особом характере грядущей русской
революции, к которой нельзя просто применять
принципов марксизма.
Никогда в стихии
революции, и особенно
революции, созданной войной, не могут торжествовать люди умеренных, либеральных, гуманитарных
принципов.
Но к моменту
революции народнический социализм утерял в России свою целостность и революционную энергию, он выдохся, он был половинчат, он мог играть роль в февральской, интеллигентской, все еще буржуазной
революции, он дорожил более
принципами демократии, чем
принципами социализма, и не может уже играть роли в
революции октябрьской, т. е. вполне созревшей, народной, социалистической.
Но при таком применении к России
принципов марксизма до социальной
революции пришлось бы слишком долго жить.
Даже социализация духа в
революциях есть консервативный
принцип,
принцип конечности.
К несчастью Польши, развивающаяся французская
революция представлялась настолько страшной монархическим правительствам, что в состоянии была соединить разъединенных, угрожая
принципу первостепенной важности, перед которым другие интересы казались мелкими.
Совершив на деле то, что Иван совершил в мыслях, что он в духе разрешил, Смердяков спрашивает Ивана: «Вы вот сами тогда все говорили, что все позволено, а теперь-то почему так встревожены сами-то-с?» Смердяковы
революции, осуществив на деле
принцип Ивана «все дозволено», имеют основание спросить Иванов
революции: «Теперь-то почему так встревожены сами-то-с?» Смердяков возненавидел Ивана, обучившего его атеизму и нигилизму.
Русская
революция есть изобличение лжи демократии как верховного
принципа жизни, опытная проверка того, к чему приводит тираническое торжество эгалитарной страсти.
И можно подумать, что миссия русской
революции — изобличение лжи, лежащей в основе демократического
принципа, не желающего подчинить себя высшей правде.
По мере «развития»
революции власть постепенно перешла к русской революционной интеллигенции, к русским социалистам-революционерам и социал-демократам, т. е. к людям, которым и во сне никогда не снилось, что они могут быть у власти, все миросозерцание и вся психология которых отрицает самый
принцип власти.
В русской
революции нарушен иерархический
принцип в такой степени, как ни в одной из
революций мира.