Неточные совпадения
Когда
привозила почта газеты, новые книги и журналы и попадалось ему в печати знакомое имя прежнего
товарища, уже преуспевавшего на видном поприще государственной службы или приносившего посильную дань наукам и образованью всемирному, тайная тихая грусть подступала ему под сердце, и скорбная, безмолвно-грустная, тихая жалоба на бездействие
свое прорывалась невольно.
Теперь он тешил себя заранее мыслью, как он явится с двумя сыновьями
своими на Сечь и скажет: «Вот посмотрите, каких я молодцов
привел к вам!»; как представит их всем старым, закаленным в битвах
товарищам; как поглядит на первые подвиги их в ратной науке и бражничестве, которое почитал тоже одним из главных достоинств рыцаря.
Я не знал, на что решиться, и мрачно сидел на
своем чемодане, пока
товарищи мои шумно выбирались из трактира. Кули приходили и выходили, таская поклажу. Все ушли; девятый час, а шкуне в 10 часу велено уйти. Многие из наших обедают у Каннингама, а другие отказались, в том числе и я. Это прощальный обед. Наконец я быстро собрался, позвал писаря нашего, который жил в трактире, для переписки бумаг, велел
привести двух кули, и мы отправились.
— Тоже и
товарища привели! — нечего сказать! — заговорила Тамара насмешливо и сердито. — Я думала, он в самом деле мужчина, а это девчонка какая-то! Скажите, пожалуйста, жалко ему
свою невинность потерять. Тоже нашел сокровище! Да возьми назад, возьми
свои два рубля! — закричала она вдруг на Петрова и швырнула на стол две монеты. — Все равно отдашь их горняшке какой-нибудь! А то на перчатки себе прибереги, суслик!
Из Нью-Йорка было получено приказание
привезти тела де Лонга и его
товарищей в Америку, что и было сделано лейтенантами Гарбером и Шютце. Ими же был привезен и дневник де Лонга, который вел он до самой
своей смерти в пустынной тундре.
Сюда приехал приглашенный И.Д. Сытиным редактировать «Русское слово» В.М. Дорошевич, после закрытия «России» за амфитеатровский фельетон «Обмановы», и
привез с собой
своего товарища по Одессе Розенштейна.
— Не замедлю-с, — повторил Тулузов и действительно не замедлил: через два же дня он лично
привез объяснение частному приставу, а вместе с этим Савелий Власьев
привел и приисканных им трех свидетелей, которые действительно оказались все людьми пожилыми и по платью
своему имели довольно приличный вид, но физиономии у всех были весьма странные: старейший из них, видимо, бывший чиновник, так как на груди его красовалась пряжка за тридцатипятилетнюю беспорочную службу, отличался необыкновенно загорелым, сморщенным и лупившимся лицом; происходило это, вероятно, оттого, что он целые дни стоял у Иверских ворот в ожидании клиентов, с которыми и проделывал маленькие делишки; другой, более молодой и, вероятно, очень опытный в даче всякого рода свидетельских показаний, держал себя с некоторым апломбом; но жалчее обоих
своих товарищей был по
своей наружности отставной поручик.
— Великий государь, — ответил Кольцо, собирая все
свое присутствие духа, — не заслужил я еще тогда твоей великой милости. Совестно мне было тебе на глаза показаться; а когда князь Никита Романыч повел к тебе
товарищей, я вернулся опять на Волгу, к Ермаку Тимофеичу, не
приведет ли бог какую новую службу тебе сослужить!
Он, как будто у него была совесть нечиста, не мог уже смотреть жене прямо в глаза, не улыбался радостно при встрече с нею и, чтобы меньше оставаться с нею наедине, часто
приводил к себе обедать
своего товарища Коростелева, маленького стриженого человечка с помятым лицом, который, когда разговаривал с Ольгой Ивановной, то от смущения расстегивал все пуговицы
своего пиджака и опять их застегивал и потом начинал правой рукой щипать
свой левый ус.
Настало завтра и последний день нашей красы. Получили мы
свое жалованье, отдали все сполна, кто сколько был должен Холуяну, и осталось у каждого столько денег, что и кошеля не надо. У меня было с чем-нибудь сто рублей, то есть на ихние, по-тогдашнему, это составляло с небольшим десять червонцев. А для меня, по плану затеи моей, еще требовалось, по крайней мере, сорок червонцев. Где же их взять? У
товарищей и не было, да я и не хотел, потому что у меня другой план имелся. Я его и
привел в исполнение.
Бывало, лишь только раздастся музыка увертюры, я начинаю дрожать, как в лихорадке, от внутреннего волнения; часто я
приводил в страх моих товарищей-актеров, не знавших еще за мной этих проделок; но с первым шагом на сцену я был уже другой человек, помнил только представляемое мною лицо, и многочисленная публика для меня не существовала: я играл точно так, как репетировал роль накануне, запершись в
своей комнате…
Когда его выбрали царем, царевич послал за город
привести к себе
своих товарищей. Когда им сказали, что их требует царь, они испугались: думали, что они сделали какую-нибудь вину в городе. Но им нельзя было убежать, и их
привели к царю. Они упали ему в ноги, но царь велел встать. Тогда они узнали
своего товарища. Царь рассказал им все, что с ним было, и сказал им: «Видите ли вы, что моя правда? Худое и доброе — все от бога. И богу не труднее дать царство царевичу, чем купцу — барыш, а мужику — работу».
Успокоившись и
приведя свои чувства в порядок, Сигаев стал утешать Щипцова, врать ему, что
товарищи порешили его на общий счет в Крым отправить и проч., но тот не слушал и всё бормотал про Вязьму… Наконец, комик махнул рукой и, чтобы утешить больного, сам стал говорить про Вязьму.
В то время, когда Сигизмунд Нарцисович Кржижановский лелеял в
своей черной душе гнусную надежду на обладание княжной Варварой Ивановной Прозоровской по выходе ее замуж и, как мы видели, постепенно
приводил этот план в исполнение, его достойный друг и
товарищ граф Станислав Владиславович Довудский с той же энергией и почти в том же смысле работал около княжны Александры Яковлевны Баратовой.
— Я не обязан вам отчетом в
своих намерениях. Отец ее мог бы мне задавать такие вопросы. Нынче не те времена, милейший Заплатин. Мой приятель,
товарищ по лицею,
привез в деревню к невесте шафера и отлучился на одну неделю. А шафер прилетел к нему объявить, что оная девица желает иметь мужем его, а не первого жениха. И это в лучшем дворянском обществе… на глазах у родителя… Ergo, — выговорил Пятов таким же звуком, как и в разговоре с немцем, когда он торговался из-за полкопейки на аршин миткаля.
Приехав из отпуска, радостно встреченный
товарищами, Николай был посылан за ремонтом, и из Малороссии
привел отличных лошадей, которые радовали его и заслужили ему похвалы от начальства. В отсутствие его он был произведен в ротмистры, и когда полк был поставлен на военное положение с увеличенным комплектом, он опять получил
свой прежний эскадрон.
Это сознание, без сомнения, и
привело их на родину, где Мошкин вдохновился и, приложив к былям без счета небылиц, сочинил
свою «скаску» и подал ее царю с просьбою: «пожалуй меня, холопа
своего, с моими
товарищи, за наши службишки и за полонское нужное терпение
своим жалованием, чем тебе об нас бог известит…»
Так ничтожно то, что могут сделать один, два человека, десятки людей, живя в деревне среди голодных и по силам помогая им. Очень мало. Но вот что я видел в
свою поездку. Шли ребята из-под Москвы, где они были в пастухах. И один заболел и отстал от
товарищей. Он часов пять просидел и пролежал на краю дороги, и десятки мужиков прошли мимо его. В обед ехал мужик с картофелем и расспросил малого и, узнав, что он болен, пожалел его и
привез в деревню.
Он знал, что Лебедянцев должен сегодня
привезти какой-нибудь"ультиматум"из"Славянского базара". Стягин так же откровенно говорил с ним накануне, как и со
своим университетским
товарищем. Доктор настаивал на том, чтобы до полного выздоровления Вадима Петровича ни под каким видом не пускать к нему Леонтины. И он, и Лебедянцев, точно по уговору, действовали так энергично, что Стягину оставалось только ждать и не волноваться по-пустому.