Неточные совпадения
Сердце мое облилось кровью; пополз я по густой траве вдоль по
оврагу, —
смотрю: лес кончился, несколько казаков выезжает из него
на поляну, и вот выскакивает прямо к ним мой Карагёз: все кинулись за ним с криком; долго, долго они за ним гонялись, особенно один раза два чуть-чуть не накинул ему
на шею аркана; я задрожал, опустил глаза и начал молиться.
Он с пристрастным чувством, пробужденным старыми, почти детскими воспоминаниями,
смотрел на эту кучу разнохарактерных домов, домиков, лачужек, сбившихся в кучу или разбросанных по высотам и по ямам, ползущих по окраинам
оврага, спустившихся
на дно его, домиков с балконами, с маркизами, с бельведерами, с пристройками, надстройками, с венецианскими окошками или едва заметными щелями вместо окон, с голубятнями, скворечниками, с пустыми, заросшими травой, дворами.
Пока человек идет скорым шагом вперед, не останавливаясь, не задумываясь, пока не пришел к
оврагу или не сломал себе шеи, он все полагает, что его жизнь впереди, свысока
смотрит на прошедшее и не умеет ценить настоящего. Но когда опыт прибил весенние цветы и остудил летний румянец, когда он догадывается, что жизнь, собственно, прошла, а осталось ее продолжение, тогда он иначе возвращается к светлым, к теплым, к прекрасным воспоминаниям первой молодости.
Слева сад ограждала стена конюшен полковника Овсянникова, справа — постройки Бетленга; в глубине он соприкасался с усадьбой молочницы Петровны, бабы толстой, красной, шумной, похожей
на колокол; ее домик, осевший в землю, темный и ветхий, хорошо покрытый мхом, добродушно
смотрел двумя окнами в поле, исковырянное глубокими
оврагами, с тяжелой синей тучей леса вдали; по полю целый день двигались, бегали солдаты, — в косых лучах осеннего солнца сверкали белые молнии штыков.
Бежит Помада под гору, по тому самому спуску,
на который он когда-то несся орловским рысаком навстречу Женни и Лизе. Бежит он сколько есть силы и то попадет в снежистый перебой, что пурга здесь позабыла, то раскатится по наглаженному полозному следу,
на котором не удержались пушистые снежинки. Дух занимается у Помады. Злобствует он, и увязая в переносах, и падая
на голых раскатах, а впереди, за Рыбницей, в ряду давно темных окон, два окна
смотрят, словно волчьи глаза в
овраге.
Я
смотрел в
овраг, до краев налитый сыроватой августовской тьмою. Из
оврага поднимался запах яблоков и дынь. По узкому въезду в город вспыхивали фонари, все было насквозь знакомо. Вот сейчас загудит пароход
на Рыбинск и другой — в Пермь…
Я снова в городе, в двухэтажном белом доме, похожем
на гроб, общий для множества людей. Дом — новый, но какой-то худосочный, вспухший, точно нищий, который внезапно разбогател и тотчас объелся до ожирения. Он стоит боком
на улицу, в каждом этаже его по восемь окон, а там, где должно бы находиться лицо дома, — по четыре окна; нижние
смотрят в узенький проезд,
на двор, верхние — через забор,
на маленький домик прачки и в грязный
овраг.
А когда очнулся, то увидал, что сидит в
овраге и
на груди у него болтаются оборванные подтяжки, брюки лопнули, сквозь материю жалобно
смотрят до крови исцарапанные колени. Всё тело полно боли, особенно болела шея, и холод точно кожу с него сдирал. Запрокинувшись назад, Евсей
посмотрел на обрыв, — там, под белым сучком берёзы, в воздухе качался ремень тонкой змеёй и манил к себе.
— Ну, брат! — сказал Ижорской, когда Рославлев сел
на лошадь, —
смотри держись крепче: конь черкесской, настоящий Шалох. Прошлого года мне его привели прямо с Кавказа: зверь, а не лошадь! Да ты старый кавалерист, так со всяким чертом сладишь. Ей, Шурлов! кинь гончих вон в тот остров; а вы, дурачье, ступайте
на все лазы; ты, Заливной, стань у той перемычки, что к песочному
оврагу. Да чур не зевать! Поставьте прямо
на нас милого дружка, чтобы было чем потешить приезжего гостя.
Едва мы подошли к углу, как Дюрок
посмотрел назад и остановился. Я стал тоже
смотреть. Скоро из ворот вышел Варрен. Мы спрятались за углом, так что он нас не видел, а сам был виден нам через ограду, сквозь ветви. Варрен
посмотрел в обе стороны и быстро направился через мостик поперек
оврага к поднимающемуся
на той стороне переулку.
С отчаянием в груди
смотрел связанный приказчик
на удаляющуюся толпу казаков, умоляя взглядом неумолимых палачей своих; с дреколием теснились они около несчастной жертвы и холодно рассуждали о том, повесить его или засечь, или уморить с голоду в холодном анбаре; последнее средство показалось самым удобным, и его с торжеством, хохотом и песнями отвели к пустому анбару, выстроенному
на самом краю
оврага, втолкнули в узкую дверь и заперли
на замок.
Когда старшие уселись, я, схватив припасенную за дверью двустволку, быстро вскочил с Сергеем Мартыновичем
на запятки. Как ни
смотрел я вправо с дороги, когда мы поравнялись с Зыбинским
оврагом, я ничего не видал.
Силою любви своей человек создаёт подобного себе, и потому думал я, что девушка понимает душу мою, видит мысли мои и нужна мне, как я сам себе. Мать её стала ещё больше унылой,
смотрит на меня со слезами, молчит и вздыхает, а Титов прячет скверные руки свои и тоже молча ходит вокруг меня; вьётся, как ворон над собакой издыхающей, чтоб в минуту смерти вырвать ей глаза. С месяц времени прошло, а я всё
на том же месте стою, будто дошёл до крутого
оврага и не знаю, где перейти. Тяжело было.
Снизу
на них
смотрели кудрявые вершины молоденьких берёзок,
на дне
оврага лежала синеватая мгла, оттуда несло сыростью, гниющими листьями, хвоей.
— Четыре, — перебил Феклист. — Четвертой-эт позади. С руки тут им будет — потаенного ли кого привезти, другое ли дельцо спроворить по ихнему секту, чего лучше как
на всполье. И
овраг рядом, и лес неподалеку — все как нарочно про них уготовано… Нашему брату, церковному,
смотреть на них, так с души воротит… Зачем они это живут… К чему?.. Только небо коптят… А пошарь-ка в сундуках — деньжищ-то что? Гибель!..
Гребень горы с алыми маками. Большие камни. По эту сторону
оврага два махновца садились
на коней. Леонид бросился за камень и прицелился. Катя, с отколовшейся, растрепанной косой, с исцарапанной револьвером щекою, стояла, забывшись, во весь рост и упоенно
смотрела. Струистый огонь, уверенный, резкий треск. Один из махновцев схватился за ногу и опустился наземь.
Он просто обмер. Бинокля-то не может отвести от нее. В белом матовом платье, в волосах живой цветок и полуоткрытая шея. Опустил наконец бинокль и все
смотрит на нее. А с подмосток ему слышится страстный шепот актрисы, в сцене третьего акта, в
овраге волжского прибрежья, и ему представляется, что это она ему так говорит.
В то самое время, когда Глебовской доканчивал куплет, за
оврагом повторили последний стих. Он замолчал; Филя перестал играть; все собеседники
смотрели друг
на друга в изумлении. Кто-то дрожащим, исполненным тоски голосом продолжал петь...
Ермак пеший стал спускаться в
овраг по опушке леса. Он зорко
смотрел в чащу и наконец
на самом дне
оврага выбрал густой кустарник и юркнул в него. Здесь он лег
на шелковую траву. Незамечаемый со стороны дороги, он видел ее как
на ладони.
Смотреть в цепи нечего было, так как и с того места,
на котором они прежде стояли, ясно было, что по кустам и
оврагам кавалерии действовать невозможно, и что французы обходят левое крыло.