Неточные совпадения
Подавая мне коробку, она сказала, что муж ее предпочитает серебряные деньги бумажным, потому что их можно прятать в земле, а она — потому, что их можно нашивать на
одежду.
Когда мы пили чай, в фанзу пришел еще какой-то китаец. За спиной у него была тяжелая котомка; загорелое лицо, изношенная обувь, изорванная
одежда и закопченный котелок свидетельствовали о том, что он совершил длинный путь. Пришедший снял котомку и сел на кан. Хозяин тотчас же стал за ним ухаживать. Прежде всего он
подал ему свой кисет с табаком.
— Он у меня серьезный стал, важный! Солист. Не успеешь вовремя самовар
подать али
одежду вычистить — сердится! Аккуратный парень. И чистоплотен…
Потом внушается воспитываемому, что при виде всякой церкви и иконы надо делать опять то же, т. е. креститься; потом внушается, что в праздники (праздники — это дни, в которые Христос родился, хотя никто не знает, когда это было, дни, в которые он обрезался, в которые умерла богородица, в которые принесен крест, в которые внесена икона, в которые юродивый видел видение и т. п.), в праздники надо одеться в лучшие
одежды и идти в церковь и покупать и ставить там свечи перед изображениями святых,
подавать записочки и поминания и хлебцы, для вырезывания в них треугольников, и потом молиться много раз за здоровье и благоденствие царя и архиереев и за себя и за свои дела и потом целовать крест и руку у священника.
В обхождении он кроток и как-то задумчиво-сдержан; на исправника глядит благосклонно, как будто говорит: «Это еще при мне началось!», с мировым судьей холодно-учтив, как будто говорит: «По этому предмету я осмелился
подать такой-то совет!» В
одежде своей он не придерживается никаких формальностей и предпочитает белый цвет всякому другому, потому что это цвет угнетенной невинности.
— Вот, служка, нашел я находку, — говорил Брехун,
подавая монашескую рясу и клобук. — Не мирского дела
одежда, а валяется на дороге. Соблазн бы пошел на братию, кабы натакался на нее мирской человек, — ну, а я-то, пожалуй, и помолчу…
Отворяется дверь уединенного терема, и служанки входят с богатым нарядом:
подают Ксении
одежду алую, ожерелье жемчужное, серьги изумрудные, произносят имя матери ее, и дочь, всегда послушная, спешит нарядиться, не зная для чего.
Или другой: в опорках, подпоясан веревкой.
Одежда вся-вся в расползшихся дырках, очевидно не прорванная, но изношена до последней степени, лицо скуластое, приятное, умное и трезвое. Я
подаю обычные пять копеек, он благодарит. Разговорились. Он административно-ссыльный, жил в Вятке. И там плохо было, а теперь уж и вовсе худо, идет в Рязань, где жил прежде. Спрашиваю: чем был?
— Ваше сиятельство, что же я с пятаком сделаю? Ваше сиятельство, войдите в мое положение. —
Подает свидетельство. — Извольте посмотреть, ваше сиятельство, извольте видеть, — показывает на свою
одежду. — Куда я могу, ваше сиятельство (на каждом слове «ваше сиятельство», а на лице ненависть), что мне делать, куда мне деваться?
Он
подавал в отсутствие сторожа теплую
одежду и калоши приходившим в банк чиновным посетителям.
Этот вызов льстил сердцу Антона: она узнает об этом преобразовании, она увидит его в русской
одежде, думал молодой человек, дитя душою, и сам
подал ножницы Хабару.