Неточные совпадения
— Умерла; только долго мучилась, и мы уж
с нею измучились порядком. Около десяти часов вечера она пришла в себя; мы сидели у постели; только что она открыла глаза, начала звать Печорина. «Я здесь, подле тебя, моя джанечка (то есть, по-нашему, душенька)», — отвечал он, взяв ее за руку. «Я умру!» — сказала она. Мы начали ее утешать,
говорили, что
лекарь обещал ее вылечить непременно; она покачала головкой и отвернулась к стене: ей не хотелось умирать!..
— Не стану я вас, однако, долее томить, да и мне самому, признаться, тяжело все это припоминать. Моя больная на другой же день скончалась. Царство ей небесное (прибавил
лекарь скороговоркой и со вздохом)! Перед смертью попросила она своих выйти и меня наедине
с ней оставить. «Простите меня,
говорит, я, может быть, виновата перед вами… болезнь… но, поверьте, я никого не любила более вас… не забывайте же меня… берегите мое кольцо…»
На другое утро хозяйка Рахметова в страшном испуге прибежала к Кирсанову: «батюшка —
лекарь, не знаю, что
с моим жильцом сделалось: не выходит долго из своей комнаты, дверь запер, я заглянула в щель; он лежит весь в крови; я как закричу, а он мне
говорит сквозь дверь: «ничего, Аграфена Антоновна».
— А я, —
говорит, —
лекарь, и ты должен мои приказания исполнять и принимать лекарство, — и
с этим налил и мне и себе по рюмке и начал над моей рюмкой в воздухе, вроде как архиерейский регент, руками махать.
— Извольте хорошенько слушать, в чем дело и какое его было течение: Варнавка действительно сварил человека
с разрешения начальства, то есть
лекаря и исправника, так как то был утопленник; но этот сваренец теперь его жестоко мучит и его мать, госпожу просвирню, и я все это разузнал и сказал у исправника отцу протопопу, и отец протопоп исправнику за это… того-с, по-французски, пробире-муа, задали, и исправник сказал: что я,
говорит, возьму солдат и положу этому конец; но я сказал, что пока еще ты возьмешь солдат, а я сам солдат, и
с завтрашнего дня, ваше преподобие, честная протопопица Наталья Николаевна, вы будете видеть, как дьякон Ахилла начнет казнить учителя Варнавку, который богохульствует, смущает людей живых и мучит мертвых.
«Это,
говорит, Воин Васильич, ваша
с лекарем большая ошибка была дать Варнаве утопленника; но это можно поправить».
— Не упустите такой минуты, —
говорил он, — у него уже пульс совсем ненадежный, — и затем
лекарь начал беседовать
с Порохонцевым и другими, которые, придя навестить Ахиллу, никак не могли себе представить, что он при смерти, и вдобавок при смерти от простуды! Он, богатырь, умрет, когда Данилка, разделявший
с ним холодную ванну, сидит в остроге здоров-здоровешенек.
Лекарь объяснял это тем, что Ахилла давно был сильно потрясен и расстроен.
Тогда на их шум, и особливо на крик
лекаря, вошли мы, и я
с прочими, и застали, что
лекарь сидит на верху шкафа и отчаянно болтает ногами, производя стук, а Ахилла в спокойнейшем виде сидит посреди комнаты в кресле и
говорит: „Не снимайте его, пожалуйста, это я его яко на водах повесих за его сопротивление“.
—
Лекарь, —
говорит, — не пошли-с.
— Ты что-то часто
говоришь об этом: портятся люди, портятся. Но ведь это дело не наше; это дело попов, учителей, ну — кого там?
Лекарей разных, начальства. Это им наблюдать, чтобы народ не портился, это — их товар, а мы
с тобой — покупатели. Всё, брат, понемножку портится. Ты вот стареешь, и я тоже. Однако ведь ты не скажешь девке: не живи, девка, старухой будешь!
И вот я вам сказал сейчас «на смертном одре-с»; а меж тем вдруг, за день уже до смерти, волнуется, сердится, —
говорит, что ее лекарствами залечить хотят, что у ней одна только простая лихорадка, и оба наши доктора ничего не смыслят, и как только вернется Кох (помните, штаб-лекарь-то наш, старичок), так она через две недели встанет
с постели!
— Нет. Купцы не допустили:
лекаря наняли. Наши купцы разве так бросят?
Лекарь говорит: может еще на поправку пойти, но только голоса уже не будет. Вот мы и приехали сюда
с нашим
с первым прихожанином хлопотать, чтобы нашего дьякона от нас куда-нибудь в женский монастырь монашкам свели, а себе здесь должны выбрать у вас промежду всех одного самого лучшего.
«Настя! — писал Свиридов. — Пошли сейчас в М. на телеге парой, чтоб отдали письмо
лекарю и исправнику. Чудак-то твой таки наделал нам дел. Вчера вечером
говорил со мной, а нынче перед полдниками удавился. Пошли кого поумнее, чтоб купил все в порядке и чтоб гроб везли поскорее. Не то время теперь, чтобы
с такими делами возиться. Пожалуйста, поторопись, да растолкуй, кого пошлешь: как ему надо обращаться
с письмами-то. Знаешь, теперь как день дорог, а тут мертвое тело.
Да как заладила это: «Не могу я без него жить», плачет день, плачет другой… Я было ее к себе, в город,
лекаря пригласил, тот
с неделю посмотрел и
говорит: «Если ее оставить в этом положении, так она
с ума сойдет». Как после этого прикажешь
с ней быть?
«Тогда,
говорит, я заблуждался, прочитав же вчера сочинение некоего академика о ять в слове
лекарь, соглашаюсь
с академией наук.
Кесарь Степанович, прослушав весь их разговор из своей комнаты, сейчас встал
с постели, надел туфли и тулупчик и
с трубкой вышел в залу, по которой проходил изгнанный
лекарем управитель. Увидал он его и остановил, —
говорит...
Неприятно, конечно, было, но ненадолго — всего на одну секунду, потому что
лекарь, как человек одной породы
с дядею — такой же, как дядя, ловкий и понятливый, сейчас же «схватил момент» — капнул каплю даме на верхний зуб и сейчас же опять ее перевернул, и она стала на ногах такая здоровая, что сотерную пробку перекусила и
говорит...
— Спаси, ради господа спаси! —
говорит вполголоса неизвестный и, не дожидаясь ответа, вскакивает в окно так быстро и сильно, что едва не сваливает
лекаря с ног, потом осторожно запирает окно.
Пузырек
с эликсиром передан ходячему скелету при переводе лекарского наставления. Дрожащая костлявая рука положила было на стол корабельник (Schiffsnobel). Корабельник? легко сказать! Подарок царский, судя по тому, что и сам Иван Васильевич посылывал родным своих друзей, царицам, детям их по корабельнику, много по два. Несмотря на важность дара,
лекарь возвратил монету,
говоря, что возьмет ее, когда лекарство подействует.
С этим выпроводил от себя пациента и посредника.
И
лекарь,
с грузом странных, неприятных впечатлений, входит на двор, на крыльцо. Лестница освещена фонарями: богатый восточный ковер бежит по ступенькам. Антон в сени, в прихожую. Видна необыкновенная суета в доме. Страх написан на всех лицах; в суматохе едва заметили
лекаря. Слуги не русские. На каком-то неизвестном языке спрашивают его, что ему надо. Он
говорит по-русски — не понимают, по-немецки — то ж, по-итальянски — поняли.
— Какое прекрасное обыкновение, — сказал
лекарь, — оно мирит меня
с русскими. Правду
говорит твой отец: под грубою оболочкою их нравов скрывается много прекрасных качеств.
— Прощения?.. А!.. Нет, гордый барон, нет теперь пощады!.. Пять лет ждал я этой минуты…
Говорите: клянусь и повторяю мою клятву отдать моего первенца, когда ему минет год,
лекарю Фиоравенти
с тем, чтобы он сделал из него со временем
лекаря; почему властью отца и уполномочиваю над ним господина Фиоравенти, а мне не вступаться ни в его воспитание, ни во что-либо до него касающееся. Если ж у меня родится дочь, отдать ее за
лекаря… Один он, Фиоравенти, имеет право со временем разрешить эту клятву.
На все убеждения друга он хранил глубокое молчание; в его душе восставали против
лекаря сильнейшие убеждения, воспитанные ненавистью ко всему иноземному, неединоверному, проклятому, — как он
говорил, — святыми отцами на соборе и еще более проклятому душою суровою, угрюмою
с того времени, как пал от руки немца любимый сын его.
И она долго
с удовольствием слушала, как новый
лекарь разговаривал
с молодыми, сама велела девке принесть им сюда орехов и через час отослала их от себя, а завтра опять наказала Пуговкину приходить, и Пуговкин опять пришел, и опять все им были бесконечно довольны и все решили, что это просто клад, а не человек: все знает, везде был, все видел, но простоты не гнушается, обо всем
говорит и шутит и орехами забавляется.