Неточные совпадения
Я им объяснил, что я
офицер, еду в действующий
отряд по казенной надобности, и стал требовать казенную квартиру.
Мы отправились далее. Стало смеркаться. Мы приближились к городку, где, по словам бородатого коменданта, находился сильный
отряд, идущий на соединение к самозванцу. Мы были остановлены караульными. На вопрос: кто едет? — ямщик отвечал громогласно: «Государев кум со своею хозяюшкою». Вдруг толпа гусаров окружила нас с ужасною бранью. «Выходи, бесов кум! — сказал мне усастый вахмистр. [Вахмистр — унтер-офицер в кавалерии.] — Вот ужо тебе будет баня, и с твоею хозяюшкою!»
В стороне Исакиевской площади ухала и выла медь военного оркестра, туда поспешно шагали группы людей, проскакал
отряд конных жандармов, бросалось в глаза обилие полицейских в белых мундирах, у Казанского собора толпился верноподданный народ, Самгин подошел к одной группе послушать, что говорят, но полицейский
офицер хотя и вежливо, однако решительно посоветовал...
Спешат темнолицые рабочие, безоружные солдаты, какие-то растрепанные женщины, — люди, одетые почище, идут не так быстро, нередко проходят маленькие
отряды солдат с ружьями, но без
офицеров, тяжело двигаются грузовые автомобили, наполненные солдатами и рабочими.
— Сборный
отряд, человек сорок, без
офицера…
Никто не командовал ими, и, не обращая внимания на
офицера, начальника караульного
отряда, даже как бы не видя его, они входили в дверь дворца.
В шесть часов вечера все народонаселение высыпает на улицу, по взморью, по бульвару. Появляются пешие, верховые
офицеры, негоцианты, дамы. На лугу, близ дома губернатора, играет музыка. Недалеко оттуда, на горе, в каменном доме, живет генерал, командующий здешним
отрядом, и тут же близко помещается в здании, вроде монастыря, итальянский епископ с несколькими монахами.
Командиру шкуны и бывшим в Шанхае
офицерам отдано было приказание торопиться к Saddle Islands для соединения с
отрядом.
В конце апреля в укрепление пришел
отряд, который Барятинский предназначал для нового движения через всю считавшуюся непроходимой Чечню. Тут были две роты Кабардинского полка, и роты эти, по установившемуся кавказскому обычаю, были приняты как гости ротами, стоящими в Куринском. Солдаты разобрались по казармам и угащивались не только ужином, кашей, говядиной, но и водкой, и
офицеры разместились по
офицерам, и, как и водилось, здешние
офицеры угащивали пришедших.
Когда пришли в крепость, все было, как предвидел майор. Марья Дмитриевна накормила его и Бутлера и еще приглашенных из
отряда двух
офицеров сытным, вкусным обедом, и майор наелся и напился так, что не мог уже говорить и пошел к себе спать. Бутлер, также усталый, но довольный и немного выпивший лишнего чихиря, пошел в свою комнатку, и едва успел раздеться, как, подложив ладонь под красивую курчавую голову, заснул крепким сном без сновидений и просыпания.
В тридцати верстах от Сакмарского городка находилась крепость Пречистенская. Лучшая часть ее гарнизона была взята Биловым на походе его к Татищевой. Один из
отрядов Пугачева занял ее без супротивления.
Офицеры и гарнизон вышли навстречу победителям. Самозванец, по своему обыкновению, принял солдат в свое войско и в первый раз оказал позорную милость
офицерам.
Голицын, узнав о такой дерзости чрез полковника Хорвата, преследовавшего Пугачева от самой Татищевой, усилил свое войско бывшими в Оренбурге пехотными
отрядами и казаками; взяв для них последних лошадей у своих
офицеров, немедленно пошел навстречу самозванцу и встретил его в Каргале.
На случай серьезных столкновений в узкой улице вдоль стен домов стоит
отряд карабинеров, [Карабинер — солдат или
офицер военной полиции, выполняющей функции жандармерии.] с коротенькими и легкими ружьями в руках.
Выстроили весь
отряд четырехугольником, а в отряде-то тысяч десять народу. Стали, ждем — стоим. Отрядный генерал на середину выехал, поздоровался: «Здорово, братцы!» — «Здравия желаем, ваше превосходительство!» — гаркнули. Объехал нас и выслал адъютанта. Красавец
офицер, на вороном коне, с «егорьем» на груди.
Миронов свистнул; ему отвечали тем же, и человек десять казаков высыпали навстречу путешественникам: это был передовой пикет летучего
отряда, которым командовал артиллерийский
офицер.
У мирской избы сидел на скамье начальник
отряда и некоторые из его
офицеров. Кругом толпился народ, а подле самой скамьи стояли сержант и семинарист. Узнав в бледном молодом человеке, который в изорванной фризовой шинели походил более на нищего, чем на русского
офицера, старинного своего знакомца, начальник
отряда обнял по-дружески Рославлева и, пожимая ему руку, не мог удержаться от невольного восклицания...
— То есть, — подхватил начальник
отряда, — и ваша ученость хочет выпить стаканчик? Милости просим! Ну, что? — продолжал он, обращаясь к подходящему
офицеру, — наши пленные ушли?
В продолжение этого короткого, но жаркого дела Рославлев заметил одного русского
офицера, который, по-видимому, командовал всем
отрядом; он летал и крутился как вихрь впереди своих наездников: лихой горской конь его перепрыгивал через кучи убитых, топтал в ногах французов и с быстротою молнии переносил его с одного места на другое.
Когда сраженье кончилось и всех пленных окружили цепью казаков; едва успевающих отгонять крестьян, которые, как дикие звери, рыскали вокруг побежденных, начальник
отряда, окруженный
офицерами, подъехал к церкви.
Впереди
отряда ехали двое
офицеров: один высокого роста, в белой кавалерийской фуражке и бурке; другой среднего роста, в кожаном картузе и зеленом спензере [куртка (англ.)] с черным артиллерийским воротником; седло, мундштук и вся сбруя на его лошади были французские.
Когда
отряд поровнялся с нашими проезжими, то
офицер в зеленом спензере, взглянув на Рославлева, остановил лошадь, приподнял вежливо картуз и сказал...
Все это происходило в конце сентября месяца, и около того же самого времени
отряд под командою знакомого нам артиллерийского
офицера, переходя беспрестанно с одного места на другое, остановился ночевать недалеко от большой Калужской дороги.
Наши приятели, распростясь с начальником
отряда, отправились в дорогу и, догнав в четверть часа пленных, были свидетелями восторгов кирасирского
офицера. Покрывая поцелуями портрет своей любезной, он повторял: «Боже мой, боже мой! кто бы мог подумать, чтоб этот казак, этот варвар имел такую душу!.. О, этот русской достоин быть французом! Il est Francais dans l'вame!» [Он француз в душе! (франц.)]
Через несколько минут
отряд французских драгун проехал по большой дороге, которая была шагах в десяти от наших путешественников. Солдаты громко разговаривали между собою;
офицеры смеялись; но раза два что-то похожее на проклятия, предметом которых, кажется, была не Россия, долетело до ушей Зарецкого.
Один из раненых генералов, возвратившийся с Кавказа и лично знавший Бегушева, рассказывал потом Трахову, что Александр Иванович солдат и
офицеров своего
отряда осыпал деньгами, а сам в каждом маленьком деле обнаруживал какую-то тигровую злость, но для себя, как все это видели, явно искал смерти!
Один из этих
отрядов обложил усадьбу со стороны леса и отнял у всех находящихся в доме всякую возможность побега; другой, став частию между домом и деревней, а частию вдоль берега Турицы, делал невозможною всякую надежду на какое-нибудь подкрепление или защиту; а третий, имевший в голове своей губернатора,
офицера, оскорбленного Байцурова и драгуна, несколько часов назад бывшего свидетелем насильственного венчания боярышни с Плодомасовым, прямо подвигался на его разбойничий дом.
— Господа
офицеры, по местам! Барабанщики, поход! — закричал в голове
отряда раскатистый начальнический голос.
— Действительно беспокойный, господа, — заметил Андрей Николаевич. — Я с ним плавал, когда он первый раз ходил начальником
отряда. У-у… бедовый! — прибавил старший
офицер и почему-то вздохнул.
К вечеру эскадра стала на якорь, и на следующее утро началась перевозка десанта. В течение дня все войска были свезены, и часа в четыре
отряд, наконец, двинулся к назначенному месту, отстоявшему верстах в пятнадцати от пункта высадки. Дорога была неважная, и Ашанин порядочно-таки устал, шагая вместе с другими. Лошадей ни у кого не было. Только начальник
отряда, полковник de Palanca, ехал впереди на маленьком конике, остальные
офицеры шли пешком.
— Он странно играет, всегда аребур и не отгибается: когда везет, это хорошо, но зато, когда уже не пойдет, можно ужасно проиграться. Он и доказал это. В этот
отряд, ежели считать с вещами, он больше полуторы тысячи проиграл. А как играл воздержно прежде, так что этот ваш
офицер как будто сомневался в его честности.
Теперь же оказалось, что этот воздержный, характерный игрок проигрался в пух в
отряде не только деньгами, но и вещами, что означает последнюю степень проигрыша для
офицера.
С отцом мы простились в Липецке, опять в разгар водяного сезона. На бал 22 июля съезд был еще больше прошлогоднего, и ополченские
офицеры в серых и черных кафтанах очутились, разумеется, героями. Но, повторяю, в обществе среди дам и девиц никакого подъема патриотического или даже гуманного чувства! Не помню, чтобы они занимались усиленно и дерганьем корпии, а о снаряжении
отрядов и речи не было. Так же все танцевали, амурились, сплетничали, играли в карты, ловили женихов из тех же ополченцев.
Однажды я встретил на дороге шедшую под конвоем большую толпу обезоруженных солдат. Все были пьяны и грозны, осыпали ругательствами встречных
офицеров. Конвойные, видимо, вполне разделяли настроение своих пленников и нисколько им не препятствовали. Солдаты были из расформированного
отряда Мищенка и направлялись в один из наших полков. На разъезде они стали буйствовать, разнесли лавки и перепились. Против них была вызвана рота солдат.
Этот
офицер, штабс-капитан Святополк-Мирский, прикомандированный к 1 читинскому казачьему полку, раненый в кисть левой руки во время японских событий, был послан генералом Мищенко, действующим в так называемом, восточном
отряде, на разведки в тыл неприятеля с одним казаком.
Интересно полученное в
отряде генерала Мищенко письмо
офицера, попавшего в плен японцам.
В
отряде уже знали, как отнесся генерал к раненому молодому
офицеру, любимому солдатами за мягкость характера, за тихую грусть, которая была написана на юном лице и в которой чуткий русский человек угадывал душевное горе и отзывался на него душою. Такая сердечность начальника еще более прибавляла в глазах солдат блеска и к без того светлому ореолу Суворова.
Полковник Манштейн бросился на герцога и держал его, пока не вошли в комнату гренадеры. Они схватили его, а так как он, в одном белье, вырываясь, бил их кулаками и кричал благим матом, то они принуждены были заткнуть ему рот носовым платком, а внеся в приемную, связать. Регента посадили в карету фельдмаршала Миниха с одним из караульных
офицеров. Солдаты окружили карету. Таким образом, пленник был доставлен в Зимний дворец. Другой
отряд гренадер арестовал Бестужева.
Будзилович в Оршанский уезд прибыл в апреле, представился местной полиции под именем русского
офицера, предъявил билет и стал разъезжать по помещикам, везде обучал молодых людей строю, желая составить образцовый
отряд, в пример всей имеющейся собраться шайки.
Сегодня разговорился с
офицером из
отряда генерала Самсонова — очевидцем и участником боя под Сеньюченом 14 июня.
Надо видеть оживлённые лица
офицеров и солдат в
отрядах, на передовых позициях в дни, когда туда достигает «почта-летучка» и приносит письма.
Заметив меня, все выпучили глаза, как на чудище, выступившее из полу. Обращавшийся к солдату
офицер, высокий, осанистый, с воинственным, загорелым лицом и огромными усами, разметавшимися в стороны (это и был начальник
отряда), спросил меня — не с приказанием ли я от начальства.
Я имел по этому поводу беседу с одним из
офицеров восточного
отряда графа Келлера.
Шуази с тяжелым чувством направился к Тынцу, покидая на произвол судьбы капитанов Виомениля и Сальяна с частью
отряда. Отойдя версты две или три, он вдруг услыхал сильный ружейный огонь в Кракове, остановился и послал польского
офицера на разведку.
Офицер скоро вернулся и сообщил, что замок занят Виоменилем и Сальяном. Шуази повернул назад и быстро пошел к Кракову.
В поезд село 4
офицера и полковник Рыковский, известный тем, что в китайскую войну 1900 года пришёл на выручку
отряда есаула Ельца и освободил иностранные миссии.
От прибывших на станцию
офицеров я узнал, что у командующего южным
отрядом генерала барона Штакельберга было 20 батальонов пехоты, бригада артиллерии и дивизия казаков, и что он стягивает свои силы вокруг японцев.
Маленький
отряд стоит заставой на вершине сопки, полусонный
офицер потягивается, лёжа на плаще, и дремлет.
Служа за честь, хотя и не за свое отечество, он был один из первых на всех приступах этого города, один из первых вошел в него победителем, за что при случае был царю представлен Гордоном [Гордон Александр — родом шотландец, полковник, позже генерал русской службы при Петре I (ум. в 1752 г.).], как отличнейший
офицер его
отряда.
Офицеры шутили, что ему недостаёт только маленькой пушки, чтобы представлять из себя самостоятельный
отряд из всех трёх родов оружия.
Офицеры вызвались явиться по первому призыву в
отряд Владислава Стабровского, которому, как военные могли быть полезны в организации повстанцев.
Князь Вадбольский.
Офицер с
отрядом драгун только теперь отправился сменять калмыков да башкирцев. Впрочем, грех сказать и об Мурзенковой команде, чтобы она не исполняла свято обязанности караульщиков.