Неточные совпадения
— Да-да-да! Не беспокойтесь! Время терпит, время терпит-с, — бормотал Порфирий Петрович, похаживая взад и вперед
около стола, но как-то без всякой цели, как бы кидаясь то к окну, то к бюро, то опять к
столу, то избегая подозрительного взгляда Раскольникова, то вдруг сам
останавливаясь на месте и глядя на него прямо в упор. Чрезвычайно странною казалась при этом его маленькая, толстенькая и круглая фигурка, как будто мячик, катавшийся в разные стороны и тотчас отскакивавший от всех стен и углов.
— Я думала, ты утешишь меня. Мне так было скучно одной и страшно… — Она вздрогнула и оглянулась
около себя. — Книги твои все прочла, вон они, на стуле, — прибавила она. — Когда будешь пересматривать, увидишь там мои заметки карандашом; я подчеркивала все места, где находила сходство… как ты и я… любили… Ох, устала, не могу говорить… — Она
остановилась, смочила языком горячие губы. — Дай мне пить, вон там, на
столе!
Когда они все бывали в сборе в Москве и садились за свой простой обед, старушка была вне себя от радости, ходила
около стола, хлопотала и, вдруг
останавливаясь, смотрела на свою молодежь с такою гордостью, с таким счастием и потом поднимала на меня глаза, как будто спрашивая: «Не правда ли, как они хороши?» Как в эти минуты мне хотелось броситься ей на шею, поцеловать ее руку. И к тому же они действительно все были даже наружно очень красивы.
(На террасу выходят: Ольга Алексеевна — садится в плетеное кресло
около перил; Рюмин — становится сбоку, она что-то говорит ему негромко; Басов —
останавливается у накрытого
стола, рассматривает закуски. Варвара Михайловна стоит, прислонившись к колонне террасы. Замыслов перед ней.)
Он поднялся все с тем же брюзгливым видом, и мы перешли в столовую. Валентина Григорьевна сидела за самоваром, Урманов
около нее. Войдя в комнату, генерал
остановился, как будто собрался сказать что-то… даже лицо его настроилось на торжественный лад, но затем он нахмурился, сел к
столу и сказал...
Эти слова трагик говорил так громко, что комик, хотя и сидел в гостиной, но, вероятно, их слышал, потому что, разговаривая в это время с Фани, которая уселась уже
около него, он вдруг, при восклицании Рагузова, побледнел и
остановился, Никон Семеныч, расстроенный и взбешенный, сел к
столу и начал играть ножом.
На шестой или седьмой день после свидания с еврейкой, утром Крюков сидел у себя в кабинете и писал поздравительное письмо к тетке.
Около стола молча прохаживался Александр Григорьевич. Поручик плохо спал ночь, проснулся не в духе и теперь скучал. Он ходил и думал о сроке своего отпуска, об ожидавшей его невесте, о том, как это не скучно людям весь век жить в деревне.
Остановившись у окна, он долго глядел на деревья, выкурил подряд три папиросы и вдруг повернулся к брату.
Она провела офицера через две комнаты, похожие на гостиную, через залу и
остановилась в своем кабинете, где стоял женский письменный столик, весь уставленный безделушками.
Около него, на ковре, валялось несколько раскрытых загнутых книг. Из кабинета вела небольшая дверь, в которую виден был
стол, накрытый для завтрака.
Куцын ткнул пальцем на Венецию и двумя пальцами изобразил шагающие ноги. Рахат-Хелам, не спускавший глаз с его медалей и, по-видимому, догадываясь, что это самое важное лицо в городе, понял слово «променаж» и любезно осклабился. Затем оба надели пальто и вышли из номера. Внизу,
около двери, ведущей в ресторан «Япония», Куцын подумал, что недурно было бы угостить перса. Он
остановился и, указывая ему на
столы, сказал...
— А я прерву! — задыхаясь от волнения, почти шепотом, произнесла она и, быстро обойдя
стол,
остановилась около Бежецкого. — Вы сказали все, что хотели? Теперь моя очередь. И я скажу. Скрывать мне больше нечего. Все во мне опозорено. Прежде мужчинам их шалости проходили безнаказанно, а теперь…