Неточные совпадения
— Посылал я сущего вора —
оказался вор, — печаловался при этом
князь, — посылал одоевца по прозванию «продай на грош постных яиц» — и тот
оказался вор же. Кого пошлю ныне?
Затем
князь еще раз попробовал послать «вора попроще» и в этих соображениях выбрал калязинца, который «свинью за бобра купил», но этот
оказался еще пущим вором, нежели новотор и орловец. Взбунтовал семендяевцев и заозерцев и, «убив их, сжег».
Я все это напредставил и выдумал, а
оказывается, что в мире совсем не то; мне вот так радостно и легко: у меня отец — Версилов, у меня друг —
князь Сережа, у меня и еще»… но об еще — оставим.
Это место
оказалось в доме у старого
князя Сокольского.
Оказалось, что мой крестный отец и муж моей тети, генерал свиты Его Величества светлейший
князь Н.П. Лопухин-Демидов сказал великому
князю Владимиру Александровичу, с которым был близок, что племянника его жены и его крестного сына сослали в Вологодскую губернию, возмущался этим и просил, чтобы меня перевели на юг.
— Сегодня сообщили в редакцию, что они арестованы. Я ездил проверить известие: оба эти
князя никакие не
князья, они
оказались атаманами шайки бандитов, и деньги, которые проигрывали, они привезли с последнего разбоя в Туркестане. Они напали на почту, шайка их перебила конвой, а они собственноручно зарезали почтовых чиновников, взяли ценности и триста тысяч новенькими бумажками, пересылавшимися в казначейство. Оба они отправлены в Ташкент, где их ждет виселица.
Искушения христианской истории отразились на историческом христианстве, которое
оказалось компромиссом подлинной религии Христа с царством
князя этого мира.
Сочлись родней;
оказалось, что
князь знал свою родословную довольно хорошо; но как ни подводили, а между ним и генеральшей не
оказалось почти никакого родства.
Еще несколько слов объяснения, крайне спокойного со стороны Ивана Петровича и удивительно взволнованного со стороны
князя, и
оказалось, что две барыни, пожилые девушки, родственницы покойного Павлищева, проживавшие в его имении Златоверховом и которым
князь поручен был на воспитание, были в свою очередь кузинами Ивану Петровичу.
Оказалось, что он, в интересах
князя, поручил наблюдать за ним, и особенно за руководителем его Салазкиным, двум каким-то очень благонадежным и влиятельным в своем роде в Москве господам.
Во-вторых,
оказывается, что тут вовсе не было ни малейшего воровства-мошенничества даже со стороны Чебарова; это важный пункт даже и для меня, потому что
князь давеча, разгорячившись, упомянул, будто и я того же мнения о воровстве-мошенничестве в этом несчастном деле.
Состояние наполовину запутано;
оказались долги,
оказались какие-то претенденты, да и
князь, несмотря на все руководства, вел себя самым неделовым образом.
Князь встал, поспешно снял с себя плащ и остался в довольно приличном и ловко сшитом, хотя и поношенном уже пиджаке. По жилету шла стальная цепочка. На цепочке
оказались женевские серебряные часы.
Колоссальное состояние графа, о котором он представлял Лизавете Прокофьевне и
князю Щ. почти неопровержимые сведения,
оказалось совершенно небывалым.
Но тут вышло совсем наоборот:
князь оказался в дураки такой силы, как… как профессор; играл мастерски; уж Аглая и плутовала, и карты подменяла, и в глазах у него же взятки воровала, а все-таки он каждый раз оставлял ее в дурах; раз пять сряду.
Князь почти всех удовлетворил, несмотря на представления друзей о том, что все эти людишки и кредиторишки совершенно без прав; и потому только удовлетворил, что действительно
оказалось, что некоторые из них в самом деле пострадали.
Князь уже не возражал против визита и следовал послушно за генералом, чтобы не раздражить его, в твердой надежде, что генерал Соколович и всё семейство его мало-помалу испарятся как мираж и
окажутся несуществующими, так что они преспокойно спустятся обратно с лестницы.
Кое-как постель устроилась; он подошел к
князю, нежно и восторженно взял его под руку, приподнял и подвел к постели; но
оказалось, что
князь и сам мог ходить; значит, «страх проходил»; и однако же, он все-таки продолжал дрожать.
— Вообрази, друг мой, — вскричал генерал, —
оказывается, что я нянчил
князя на руках моих!
Старинных бумаг и любопытных документов, на которые рассчитывал Лаврецкий, не
оказалось никаких, кроме одной ветхой книжки, в которую дедушка его, Петр Андреич, вписывал — то «Празднование в городе Санкт-Петербурге замирения, заключенного с Турецкой империей его сиятельством
князем Александр Александровичем Прозоровским»; то рецепт грудного декохтас примечанием: «Сие наставление дано генеральше Прасковье Федоровне Салтыковой от протопресвитера церкви Живоначальныя троицы Феодора Авксентьевича»; то политическую новость следующего рода: «О тиграх французах что-то замолкло», — и тут же рядом: «В Московских ведомостях показано, что скончался господин премиер-маиор Михаил Петрович Колычев.
Видостан
оказался очень пожилым актером, одетым в оборванный, испачканный фрачишко и дырявые сапоги, так что надобно было удивляться, каким образом он когда-нибудь мог изображать из себя молодого и красивого русского
князя.
Князь опять оскорбил твоего отца, в старике еще злоба кипит от этой новой обиды, и вдруг все, все это, все эти обвинения
окажутся теперь справедливыми!
В кухне стоял ливрейный лакей
князя, его отца.
Оказалось, что
князь, возвращаясь домой, остановил свою карету у квартиры Наташи и послал узнать, у ней ли Алеша? Объявив это, лакей тотчас же вышел.
Разумеется, все это были одни клеветы, как и
оказалось впоследствии, но
князь поверил всему и при свидетелях назвал Николая Сергеича вором.
Однако тревога
оказывается фальшивою, потому что, вместо
князя Чебылкина, в дверях появляется Леонид Сергеич Разбитной.
С тех пор, однако ж, как двукратно княгиня Чебылкина съездила с дочерью в столицу, восторги немного поохладились:
оказывается, «qu'on n'y est jamais chez soi», [что там никогда не чувствуешь себя дома (франц.)] что «мы отвыкли от этого шума», что «le prince Курылкин, jeune homme tout-à-fait charmant, — mais que ça reste entre nous — m'a fait tellement la cour, [
Князь Курылкин, совершенно очаровательный молодой человек — но пусть это останется между нами — так ухаживал за мной (франц.).] что просто совестно! — но все-таки какое же сравнение наш милый, наш добрый, наш тихий Крутогорск!»
Вскоре, однако, в соседних комнатах раздались радостные восклицания княжны, и на террасу вбежал маленький князек, припрыгивая на одной ноге, хлопая в ладони и крича: «Ма тантенька приехала, ма тантенька приехала!..» — и под именем «ма тантеньки»
оказалась Полина, которая шла за ним в сопровождении
князя, княжны и m-r ле Грана.
В маленьком городишке все пало ниц перед ее величием, тем более что генеральша
оказалась в обращении очень горда, и хотя познакомилась со всеми городскими чиновниками, но ни с кем почти не сошлась и открыто говорила, что она только и отдыхает душой, когда видится с
князем Иваном и его милым семейством (
князь Иван был подгородный богатый помещик и дальний ее родственник).
Князь, ласково потрепав его по загривку, велел подать мерку, и
оказалось, что жеребец был шести с половиною вершков.
[Пошли! (франц.).] — сказал
князь и, пока княжна пошла одеться, провел гостя в кабинет, который тоже
оказался умно и богато убранным кабинетом; мягкая сафьянная мебель, огромный письменный стол — все это было туровского происхождения.
— Очень рад, Сергей Степаныч, что вы урвали время отобедать у меня! — сказал
князь, догадавшийся по походке, кто к нему вошел в кабинет, а затем, назвав Крапчика, он сказал и фамилию вновь вошедшего гостя, который
оказался бывшим гроссмейстером одной из самых значительных лож, существовавших в оно время в Петербурге.
Голос Иоанна был умерен, но взор его говорил, что он в сердце своем уже решил участь
князя и что беда ожидает того, чей приговор
окажется мягче его собственного.
Встретив Бизюкину, он пожелал за ней приударить, и приударил; занимаясь ее развитием черт знает для чего, он метнул мыслью на возможность присвоить себе бывшие на ней бриллианты и немедленно же привел все это в исполнение, и притом спрятал их так хитро, что если бы, чего боже сохрани, Бизюкины довели до обыска, то бриллианты
оказались бы, конечно, не у Термосесова, а у
князя Борноволокова, который носил эти драгоценности чуть ли не на самом себе; они были зашиты в его шинели.
Я думал, не замышлял ли этот несчастный человек похитить, в отсутствие
князя, его власть (что, конечно, оправдывало бы его гнев), но
оказалось, что ничего подобного не бывало.
В 1852 году, вскоре после известного декабрьского переворота, случай свел меня с
князем де ля Клюква (Ie prince de la Klioukwa), человеком еще молодым, хотя несколько поношенным (quelque peu taré), в котором я, по внешнему его виду и веселым манерам, никогда не позволил бы себе предположить сановника.
Оказалось, однако, что он был таковым.
Князь при этом известии вырвал у себя целую прядь волос из головы, послал еще за другим знаменитым доктором, но тот
оказался сам больным.
На деле же, сверх всякого ожидания, стало
оказываться не совсем так: от
князя им не было никакой помощи.
— Я вас потому спрашиваю, — продолжала она, — что вы посмотрите, как это взволновало и встревожило
князя; но что будет с ним, если это еще правда
окажется!
Князь ничего ему не отвечал и был почти страшен на вид. Приехав к себе в дом, он провел своих гостей прямо в сад, дорожки в котором все были расчищены, и на средней из них
оказалось удобным совершить задуманное дело. Молодой секундант Жуквича сейчас принялся назначать место для барьера.
Из слободки
князь и Елена прошли через сад к главному дворцу; здесь
князь вызвал к себе смотрителя дома;
оказалось, что это был какой-то старый лакей. Прежде всего
князь назвал ему фамилию свою; лакей при этом сейчас же снял шапку.
По происхождению своему Оглоблин был даже аристократичнее
князя Григорова; род его с материнской стороны, говорят, шел прямо от Рюрика; прапрадеды отцовские были героями нескольких битв, и только родитель его вышел немного плоховат, впрочем, все-таки был сановник и слыл очень богатым человеком; но сам Николя Оглоблин
оказывался совершенной дрянью и до такой степени пользовался малым уважением в обществе, что, несмотря на то, что ему было уже за тридцать лет, его и до сих пор еще называли monsieur Николя, или даже просто Николя.
Николя подскочил к нему и стал за ним.
Князь прицелился в самый лоб Жуквича и выстрелил. Вслед за тем выстрелил и Жуквич, но при этом он заметно держал пистолет вбок от
князя. Оба противника
оказались невредимы.
Бакин. Как вам угодно. Я не знаю… я всегда говорю правду. Позвольте,
князь, я продолжу немножко. Так, изволите видеть, госпожа Негина обиделась. Ей бы и в голову не пришло обижаться, по крайней мере своим умом ей бы никак до этого не дойти, потому что, в сущности, тут для нее нет ничего обидного.
Оказывается постороннее влияние.
Но
оказалось, что
князья истощили свои силы в удельных междоусобиях и вовсе не умели оказать энергического противодействия страшным неприятелям.
Порядок этот
оказывается в пользу
князя, — все в пользу
князя, — сколько ни апеллируй — все в его пользу…
Расчет князя-отца
оказался верен; его скоро поняла и Наташа и очень энергически, как по писаному, все высказала
князю.
Хозяин его, красавец
князь Серпуховской, тоже никого не любил — и уже при жизни
оказывается вне жизни.
Оказалось, что почерк заподозренного был сходен с почерком
князя Лимбурга.
Оказалось, однако, что захваченные нежные письма к псевдо-Таракановой писаны были хотя и похожим на шуваловский почерком, но не им, а сведенным с ума самозванкой владетельным
князем Лимбургским.
Навалила в лавку чуть не целая ярмонка. А
князь за прилавком аршином работает: пять аршин чего ни на есть отмеряет да куска два-три почтения сделает. Таким манером часа через три у Чуркина весь товар распродал, только наличной выручки
оказалось число невеликое.