Неточные совпадения
Он
почувствовал тоже, что что-то поднимается к его горлу, щиплет ему вносу, и он первый раз в жизни
почувствовал себя готовым заплакать. Он
не мог бы сказать, что именно так тронуло его; ему было жалко ее, и он
чувствовал, что
не может помочь ей, и вместе с тем знал, что он виною ее несчастья, что он сделал что-то нехорошее.
Схватка произошла в тот же день за вечерним чаем. Павел Петрович сошел в гостиную уже
готовый к бою, раздраженный и решительный. Он ждал только предлога, чтобы накинуться на врага; но предлог долго
не представлялся. Базаров вообще говорил мало в присутствии «старичков Кирсановых» (так он называл обоих братьев), а в тот вечер он
чувствовал себя не в духе и молча выпивал чашку за чашкой. Павел Петрович весь горел нетерпением; его желания сбылись наконец.
Он все более часто
чувствовал себя в области прочитанного, как в магазине
готового платья, где, однако,
не находил для
себя костюма по фигуре.
«Нет, это
не ограниченность в Тушине, — решал Райский, — это — красота души, ясная, великая! Это само благодушие природы, ее лучшие силы, положенные прямо в
готовые прочные формы. Заслуга человека тут —
почувствовать и удержать в
себе эту красоту природной простоты и уметь достойно носить ее, то есть ценить ее, верить в нее, быть искренним, понимать прелесть правды и жить ею — следовательно, ни больше, ни меньше, как иметь сердце и дорожить этой силой, если
не выше силы ума, то хоть наравне с нею.
Он и знание —
не знал, а как будто видел его у
себя в воображении, как в зеркале,
готовым,
чувствовал его и этим довольствовался; а узнавать ему было скучно, он отталкивал наскучивший предмет прочь, отыскивая вокруг нового, живого, поразительного, чтоб в нем самом все играло, билось, трепетало и отзывалось жизнью на жизнь.
Все это, по — видимому, нимало
не действовало на Дешерта. Это была цельная крепостническая натура,
не признававшая ничего, кроме
себя и своей воли… Города он
не любил: здесь он
чувствовал какие-то границы, которые вызывали в нем постоянное глухое кипение,
готовое ежеминутно прорваться… И это-то было особенно неприятно и даже страшно хозяевам.
Эта скачка очень полезна; она поддерживает во мне жизнь, как рюмка водки поддерживает жизнь в закоснелом пьянице. Посмотришь на него: и руки и ноги трясутся, словно весь он ртутью налит, а выпил рюмку-другую — и пошел ходить как ни в чем
не бывало. Точно таким образом и я: знаю, что на мне лежит долг, и при одном этом слове
чувствую себя всегда
готовым и бодрым.
Не из мелкой корысти,
не из подлости действую я таким образом, а по крайнему разумению своих обязанностей, как человека и гражданина.
Как ни старался Юрий уверить самого
себя, что, преклонив к покорности нижегородцев, он исполнит долг свой и спасет отечество от бедствий междоусобной войны, но, несмотря на все убеждения холодного рассудка, он
чувствовал, что охотно бы отдал половину своей жизни, если б мог предстать пред граждан нижегородских
не посланником пана Гонсевского, но простым воином,
готовым умереть в рядах их за свободу и независимость России.
Он говорил
не уставая, а когда дошёл до момента встречи с Маклаковым, вдруг остановился, как перед ямой, открыл глаза, увидал в окне тусклый взгляд осеннего утра, холодную серую бездонность неба. Тяжело вздохнул, выпрямился,
почувствовал себя точно вымытым изнутри, непривычно легко, приятно пусто, а сердце своё —
готовым покорно принять новые приказы, новые насилия.
Я испугался, точно надо мной внезапно грянул гром. Но это было хуже. Это было смешно, да, но — как же это было обидно!.. Он, Шакро, плакал от смеха; я
чувствовал себя готовым плакать от другой причины. У меня в горле стоял камень, я
не мог говорить и смотрел на него дикими глазами, чем ещё больше усиливал его смех. Он катался по земле, поджав живот; я же всё ещё
не мог придти в
себя от нанесённого мне оскорбления…
Сколь ни привык Плодомасов к рабскому пресмыкательству перед
собою, но такое долгое и робкое ползанье уже и ему
не нравилось: он
чувствовал, что так долго безмолвствует человек тогда, когда ему страшно разомкнуть уста свои. Плодомасову вдруг вступило на мысль, что пресмыкающийся перед ним земский является к нему чьим-то послом с недобрыми вестями, и густые серо-бурые брови насупились и задвигались, сходясь одна с другою, как сходятся два сердитые и
готовые броситься один на другого медведи.
Не видя её, он
чувствовал необходимость освободить её мысль из уродливых пут, но Варенька являлась — и он забывал о своём решении. Иногда он замечал за
собой, что слушает её так, точно желает чему-то научиться у неё, и сознавал, что в ней было нечто, стесняющее свободу его ума. Случалось, что он, имея уже
готовым возражение, которое, ошеломив её своею силой, убедило бы в очевидности её заблуждений, — прятал это возражение в
себе, как бы боясь сказать его. Поймав
себя на этом, он думал...
Но и в санях он никак
не мог согреться. Сначала он дрожал всем телом, потом дрожь прошла, и он понемногу стал терять сознание. Умирал он или засыпал — он
не знал, но
чувствовал себя одинаково
готовым на то и на другое.
Это уже давно
чувствовали и другие, но только они
не были так решительны и
не смели сказать того, что сказал им Горданов; но зато же Павел Николаевич нашел
себе готовую большую поддержку.
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед
себя княжну, княжна Марья
чувствовала уже в горле своем
готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что
не в силах будет без слез увидать его.
Граф Илья Андреич, хотя и
не охотник по душе, но знавший твердо охотничьи законы, въехал в опушку кустов, от которых он стоял, разобрал поводья, оправился на седле и,
чувствуя себя готовым, оглянулся улыбаясь.
Некое важное таинство, о котором упомянул ритор, хотя и подстрекало его любопытство,
не представлялось ему существенным; а вторая цель, очищение и исправление
себя, мало занимала его, потому что он в эту минуту с наслаждением
чувствовал себя уже вполне исправленным от прежних пороков и
готовым только на одно доброе.
Слова эти тем более замечательны, что Иосиф Алексеевич, несмотря на свои тяжкие физические страдания, никогда
не тяготится жизнию, а любит смерть, к которой он, несмотря на всю чистоту и высоту своего внутреннего человека,
не чувствует еще
себя достаточно
готовым.