Неточные совпадения
— Как первую женщину в целом мире! Если б я смел мечтать, что вы хоть отчасти разделяете это чувство… нет, это много, я
не стою… если одобряете его, как я надеялся… если
не любите другого, то…
будьте моей лесной
царицей, моей женой, — и на земле
не будет никого счастливее меня!.. Вот что
хотел я сказать — и долго
не смел!
Хотел отложить это до ваших именин, но
не выдержал и приехал, чтобы сегодня в семейный праздник, в день рождения вашей сестры…
На этой
царице нет никаких украшений, — она так прекрасна, что ее поклонники
не хотели, чтоб она имела одежду, ее дивные формы
не должны
быть скрыты от их восхищенных глаз.
— Очень просто… — вмешалась розовая Гвоздика. — Это так просто, что и объяснять
не нужно.
Царица — это… это… Вы все-таки ничего
не понимаете? Ах какие вы странные…
Царица — это когда цветок розовый, как я. Другими словами: Аленушка
хочет быть гвоздикой. Кажется, понятно?
Уж
не хочет быть она
царицей,
Хочет быть владычицей морскою...
Не хочу быть вольною
царицей,
Хочу быть владычицей морскою,
Чтобы жить мне в Окияне-море,
Чтоб служила мне рыбка золотая
И
была б у меня на посылках».
Не хочу быть столбовою дворянкой,
А
хочу быть вольною
царицей».
Старичок отправился к морю,
(Почернело синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку.
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Опять моя старуха бунтует:
Уж
не хочет быть она дворянкой,
Хочет быть вольною
царицей».
Отвечает золотая рыбка:
«
Не печалься, ступай себе с Богом!
Добро!
будет старуха
царицей...
И юноша смотрел
не на нее, —
Хотя она одна
была царицейЕго воображенья и причиной
Всех сладких и высоких дум его,
На голубое небо он смотрел,
Следил сребристых облаков отрывки
И, с сжатою душой,
не смел вздохнуть,
Не смел пошевелиться, чтобы этим
Не прекратить молчанья: так боялся
Он услыхать ответ холодный или
Не получить ответа на моленья!..
Царица и сестра!
По твоему, ты знаешь, настоянью,
Не без борьбы душевной, я решился
Исполнить волю земскую и царский
Приять венец. Но, раз его прияв,
Почуял я, помазанный от Бога,
Что от него ж и сила мне дана
Владыкой
быть и что восторг народа
Вокруг себя недаром слышу я.
Надеждой сердце полнится мое,
Спокойное доверие и бодрость
Вошли в него — и ими поделиться
Оно с тобою
хочет!
Как же
быть мне —
В этом мире
При движеньи
Без желанья?
Что ж мне делать
С буйной волей,
С грешной мыслью,
С пылкой страстью?
В эту глыбу
Земляную
Сила неба
Жизнь вложила
И живет в ней,
Как
царица!
С колыбели
До могилы
Дух с землею
Ведут брани:
Земь
не хочетБыть рабою,
И нет мочи
Скинуть бремя;
Духу ж неба
Невозможно
С этой глыбой
Породниться.
— Грозный он приехал, спросил вина,
пьёт, дёргает за бороду себя и всё молчит, всё молчит! Я с печки гляжу на него через переборку, думаю —
царица небесная! Как он меня спросит — что
буду делать? Пришла покойница Дуня, он ей — «раздевайся!» Она хоть и озорница
была и бесстыжая, а
не хочет — холодно, говорит. Он кричит… батюшки!
У китайского императора Гоангчи
была любимая жена Силинчи. Император
хотел, чтобы весь народ помнил его любимую
царицу. Он показал жене шелковичного червя и сказал: «Научись, что с этим червяком делать и как его водить, и тебя народ никогда
не забудет».
—
Не перебивая, слушай, что я говорю, — сказала она. — Вот икона Владычицы Корсунской Пресвятой Богородицы… — продолжала она, показывая на божницу. —
Не раз я тебе и другим говаривала, что устроила сию святую икону тебе на благословенье. И
хотела было я благословить тебя тою иконой на смертном моем одре… Но
не так, видно, угодно Господу. Возьми ее теперь же… Сама возьми…
Не коснусь я теперь… В затыле тайничок. Возьми же
Царицу Небесную, узнаешь тогда: «игуменьино ли то дело».
— Ваша maman, конечно,
не захочет оставлять под спудом свое сокровище и
не огорчит всех нас отсутствием особы, которой самой судьбой предназначено
быть царицей этих балов.
— Божье благословенье над тобой, дитя мое! Ты во дворце, милая Мариорица, в тепле, в довольстве, а я… бродяга, нищая, стою на морозе, на площади… Да что мне нужды до того! Тебе хорошо, моя душечка, мой розанчик, мой херувимчик, и мне хорошо; ты счастлива, ты княжна, я счастлива вдвое, я
не хочу быть и
царицей. Как сердце бьется от радости, так и
хочет выпрыгнуть!.. Знаешь ли, милочка, дочка моя, дитя мое, что это все я для тебя устроила…
Крепбки
захотели посылать в Питер справедливого человека, который мог бы доступить до
царицы и доказать ей или ее великим российским панам, что в селе Перегудах
было настоящее казацкое лыцарство, а
не крепбки, которых можно продавать и покупать, как крымских невольников или как «быдло».
Чистил как-то Левонтий около парадной избы двустволку, засвистал солдатский походный марш своего королевства… Услыхал королевич, по лицу словно облако прошло, задумался. Клюнуло, стало
быть, — вспомнил.
Царица к ему с теплыми словами, плечом греет, глазами кипятит, а он ей досадный знак сделал,
не мешай, мол, слушать… С той поры Левонтия и близко к крыльцу
не подпускали. Определили его за две версты в караульное помещение, дежурным бабам постные щи варить. Свисти, соловей, сколько
хочешь…