Неточные совпадения
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые так
и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально,
и почему ж сторожу
и не завесть его?
только, знаете, в таком месте неприлично… Я
и прежде хотел вам это заметить,
но все как-то позабывал.
Я
не люблю церемонии. Напротив, я даже стараюсь всегда проскользнуть незаметно.
Но никак нельзя скрыться, никак нельзя!
Только выйду куда-нибудь, уж
и говорят: «Вон, говорят, Иван Александрович идет!» А один раз меня приняли даже за главнокомандующего: солдаты выскочили из гауптвахты
и сделали ружьем. После уже офицер, который мне очень знаком, говорит мне: «Ну, братец, мы тебя совершенно приняли за главнокомандующего».
Он ученая голова — это видно,
и сведений нахватал тьму,
но только объясняет с таким жаром, что
не помнит себя.
Анна Андреевна, жена его, провинциальная кокетка, еще
не совсем пожилых лет, воспитанная вполовину на романах
и альбомах, вполовину на хлопотах в своей кладовой
и девичьей. Очень любопытна
и при случае выказывает тщеславие. Берет иногда власть над мужем потому
только, что тот
не находится, что отвечать ей;
но власть эта распространяется
только на мелочи
и состоит в выговорах
и насмешках. Она четыре раза переодевается в разные платья в продолжение пьесы.
Тем
не менее вопрос «охранительных людей» все-таки
не прошел даром. Когда толпа окончательно двинулась по указанию Пахомыча, то несколько человек отделились
и отправились прямо на бригадирский двор. Произошел раскол. Явились так называемые «отпадшие», то есть такие прозорливцы, которых задача состояла в том, чтобы оградить свои спины от потрясений, ожидающихся в будущем. «Отпадшие» пришли на бригадирский двор,
но сказать ничего
не сказали, а
только потоптались на месте, чтобы засвидетельствовать.
Узнал бригадир, что Митька затеял бунтовство,
и вдвое против прежнего огорчился. Бунтовщика заковали
и увели на съезжую. Как полоумная, бросилась Аленка на бригадирский двор,
но путного ничего выговорить
не могла, а
только рвала на себе сарафан
и безобразно кричала...
Дети, которые при рождении оказываются
не обещающими быть твердыми в бедствиях, умерщвляются; люди крайне престарелые
и негодные для работ тоже могут быть умерщвляемы,
но только в таком случае, если, по соображениям околоточных надзирателей, в общей экономии наличных сил города чувствуется излишек.
Наконец он
не выдержал. В одну темную ночь, когда
не только будочники,
но и собаки спали, он вышел, крадучись, на улицу
и во множестве разбросал листочки, на которых был написан первый, сочиненный им для Глупова, закон.
И хотя он понимал, что этот путь распубликования законов весьма предосудителен,
но долго сдерживаемая страсть к законодательству так громко вопияла об удовлетворении, что перед голосом ее умолкли даже доводы благоразумия.
Тут
только понял Грустилов, в чем дело,
но так как душа его закоснела в идолопоклонстве, то слово истины, конечно,
не могло сразу проникнуть в нее. Он даже заподозрил в первую минуту, что под маской скрывается юродивая Аксиньюшка, та самая, которая, еще при Фердыщенке, предсказала большой глуповский пожар
и которая во время отпадения глуповцев в идолопоклонстве одна осталась верною истинному богу.
Когда человек
и без законов имеет возможность делать все, что угодно, то странно подозревать его в честолюбии за такое действие, которое
не только не распространяет,
но именно ограничивает эту возможность.
А потому советуем
и приказываем: водку кушать
только перед обедом,
но и то из малой рюмки; в прочее же время безопасно кушать пиво, которое ныне в весьма превосходном качестве
и не весьма дорогих цен из заводов 1-й гильдии купца Семена Козыря отпущается".
Он
не был ни технолог, ни инженер;
но он был твердой души прохвост, а это тоже своего рода сила, обладая которою можно покорить мир. Он ничего
не знал ни о процессе образования рек, ни о законах, по которому они текут вниз, а
не вверх,
но был убежден, что стоит
только указать: от сих мест до сих —
и на протяжении отмеренного пространства наверное возникнет материк, а затем по-прежнему,
и направо
и налево, будет продолжать течь река.
Охотно подавал подчиненным левую руку, охотно улыбался
и не только не позволял себе ничего утверждать слишком резко,
но даже любил, при докладах, употреблять выражения вроде:"Итак, вы изволили сказать"или:"Я имел уже честь доложить вам"
и т. д.
Не только спокойствие,
но даже самое счастье казалось обидным
и унизительным в виду этого прохвоста, который единолично сокрушил целую массу мыслящих существ.
Только тогда Бородавкин спохватился
и понял, что шел слишком быстрыми шагами
и совсем
не туда, куда идти следует. Начав собирать дани, он с удивлением
и негодованием увидел, что дворы пусты
и что если встречались кой-где куры, то
и те были тощие от бескормицы.
Но, по обыкновению, он обсудил этот факт
не прямо, а с своей собственной оригинальной точки зрения, то есть увидел в нем бунт, произведенный на сей раз уже
не невежеством, а излишеством просвещения.
Издатель позволяет себе думать, что изложенные в этом документе мысли
не только свидетельствуют, что в то отдаленное время уже встречались люди, обладавшие правильным взглядом на вещи,
но могут даже
и теперь служить руководством при осуществлении подобного рода предприятий.
Почувствовавши себя на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее конец непременно упирался в небеса.
Но так как архитекторов у них
не было, а плотники были неученые
и не всегда трезвые, то довели башню до половины
и бросили,
и только, быть может, благодаря этому обстоятельству избежали смешения языков.
Но в том-то именно
и заключалась доброкачественность наших предков, что как ни потрясло их описанное выше зрелище, они
не увлеклись ни модными в то время революционными идеями, ни соблазнами, представляемыми анархией,
но остались верными начальстволюбию
и только слегка позволили себе пособолезновать
и попенять на своего более чем странного градоначальника.
Это до того подействовало на Линкина, что он сейчас же
не только сознался во всем,
но даже много прибавил такого, чего никогда
и не бывало.
Дома он через минуту уже решил дело по существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город
и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно
и сбивчиво.
Но так как
не было той силы в природе, которая могла бы убедить прохвоста в неведении чего бы то ни было, то в этом случае невежество являлось
не только равносильным знанию,
но даже в известном смысле было прочнее его.
Но все это именно
только мелькало,
не укладываясь в определенные формы
и не идя далее простых
и не вполне ясных афоризмов.
Тут открылось все:
и то, что Беневоленский тайно призывал Наполеона в Глупов,
и то, что он издавал свои собственные законы. В оправдание свое он мог сказать
только то, что никогда глуповцы в столь тучном состоянии
не были, как при нем,
но оправдание это
не приняли, или, лучше сказать, ответили на него так, что"правее бы он был, если б глуповцев совсем в отощание привел, лишь бы от издания нелепых своих строчек, кои предерзостно законами именует, воздержался".
Начались подвохи
и подсылы с целью выведать тайну,
но Байбаков оставался нем как рыба
и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем телом. Пробовали споить его,
но он,
не отказываясь от водки,
только потел, а секрета
не выдавал. Находившиеся у него в ученье мальчики могли сообщить одно: что действительно приходил однажды ночью полицейский солдат, взял хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в мастерской
и с тех пор затосковал.
Излучистая полоса жидкой стали сверкнула ему в глаза, сверкнула
и не только не исчезла,
но даже
не замерла под взглядом этого административного василиска.
Но в 1770 году Двоекуров умер,
и два градоначальника, последовавшие за ним,
не только не поддержали его преобразований,
но даже, так сказать, загадили их.
Как ни были забиты обыватели,
но и они восчувствовали. До сих пор разрушались
только дела рук человеческих, теперь же очередь доходила до дела извечного, нерукотворного. Многие разинули рты, чтоб возроптать,
но он даже
не заметил этого колебания, а
только как бы удивился, зачем люди мешкают.
Но бригадир был непоколебим. Он вообразил себе, что травы сделаются зеленее
и цветы расцветут ярче, как
только он выедет на выгон."Утучнятся поля, прольются многоводные реки, поплывут суда, процветет скотоводство, объявятся пути сообщения", — бормотал он про себя
и лелеял свой план пуще зеницы ока."Прост он был, — поясняет летописец, — так прост, что даже после стольких бедствий простоты своей
не оставил".
…Неожиданное усекновение головы майора Прыща
не оказало почти никакого влияния на благополучие обывателей. Некоторое время, за оскудением градоначальников, городом управляли квартальные;
но так как либерализм еще продолжал давать тон жизни, то
и они
не бросались на жителей,
но учтиво прогуливались по базару
и умильно рассматривали, который кусок пожирнее.
Но даже
и эти скромные походы
не всегда сопровождались для них удачею, потому что обыватели настолько осмелились, что охотно дарили
только требухой.
Ни помощник градоначальника, ни неустрашимый штаб-офицер — никто ничего
не знал об интригах Козыря, так что, когда приехал в Глупов подлинный градоначальник, Двоекуров,
и началась разборка"оного нелепого
и смеха достойного глуповского смятения", то за Семеном Козырем
не только не было найдено ни малейшей вины,
но, напротив того, оказалось, что это"подлинно достойнейший
и благопоспешительнейший к подавлению революции гражданин".
Одоевец пошел против бунтовщиков
и тоже начал неослабно палить,
но, должно быть, палил зря, потому что бунтовщики
не только не смирялись,
но увлекли за собой чернонёбых
и губошлепов.
Но лукавый бригадир
только вертел хвостом
и говорил, что ему с богом спорить
не приходится.
Как ни избалованы были глуповцы двумя последними градоначальниками,
но либерализм столь беспредельный заставил их призадуматься: нет ли тут подвоха? Поэтому некоторое время они осматривались, разузнавали, говорили шепотом
и вообще"опасно ходили". Казалось несколько странным, что градоначальник
не только отказывается от вмешательства в обывательские дела,
но даже утверждает, что в этом-то невмешательстве
и заключается вся сущность администрации.
На улице царили голодные псы,
но и те
не лаяли, а в величайшем порядке предавались изнеженности
и распущенности нравов; густой мрак окутывал улицы
и дома;
и только в одной из комнат градоначальнической квартиры мерцал далеко за полночь зловещий свет.
В одном письме она видит его"ходящим по облаку"
и утверждает, что
не только она,
но и Пфейфер это видел; в другом усматривает его в геенне огненной, в сообществе с чертями всевозможных наименований.
Более всего заботила его Стрелецкая слобода, которая
и при предшественниках его отличалась самым непреоборимым упорством. Стрельцы довели энергию бездействия почти до утонченности. Они
не только не являлись на сходки по приглашениям Бородавкина,
но, завидев его приближение, куда-то исчезали, словно сквозь землю проваливались. Некого было убеждать,
не у кого было ни о чем спросить. Слышалось, что кто-то где-то дрожит,
но где дрожит
и как дрожит — разыскать невозможно.
В течение всего его градоначальничества глуповцы
не только не садились за стол без горчицы,
но даже развели у себя довольно обширные горчичные плантации для удовлетворения требованиям внешней торговли."
И процвела оная весь, яко крин сельный, [Крин се́льный (церковно-славянск.) — полевой цветок.] посылая сей горький продукт в отдаленнейшие места державы Российской
и получая взамен оного драгоценные металлы
и меха".
К удивлению, бригадир
не только не обиделся этими словами,
но, напротив того, еще ничего
не видя, подарил Аленке вяземский пряник
и банку помады. Увидев эти дары, Аленка как будто опешила; кричать —
не кричала, а
только потихоньку всхлипывала. Тогда бригадир приказал принести свой новый мундир, надел его
и во всей красе показался Аленке. В это же время выбежала в дверь старая бригадирова экономка
и начала Аленку усовещивать.
Соображения эти показались до того резонными, что храбрецы
не только отреклись от своих предложений,
но тут же начали попрекать друг друга в смутьянстве
и подстрекательстве.
Очень может статься, что многое из рассказанного выше покажется читателю чересчур фантастическим. Какая надобность была Бородавкину делать девятидневный поход, когда Стрелецкая слобода была у него под боком
и он мог прибыть туда через полчаса? Как мог он заблудиться на городском выгоне, который ему, как градоначальнику, должен быть вполне известен? Возможно ли поверить истории об оловянных солдатиках, которые будто бы
не только маршировали,
но под конец даже налились кровью?
Он думал, что тунеядствовать могут все поголовно
и что производительные силы страны
не только не иссякнут от этого,
но даже увеличатся.
Двоекурову Семен Козырь полюбился по многим причинам. Во-первых, за то, что жена Козыря, Анна, пекла превосходнейшие пироги; во-вторых, за то, что Семен, сочувствуя просветительным подвигам градоначальника, выстроил в Глупове пивоваренный завод
и пожертвовал сто рублей для основания в городе академии; в-третьих, наконец, за то, что Козырь
не только не забывал ни Симеона-богоприимца, ни Гликерии-девы (дней тезоименитства градоначальника
и супруги его),
но даже праздновал им дважды в год.
Как
и все добрые начальники, бригадир допускал эту последнюю идею лишь с прискорбием;
но мало-помалу он до того вник в нее, что
не только смешал команду с хлебом,
но даже начал желать первой пуще последнего.
Страшусь сказать,
но опасаюсь, что в сем случае градоначальническое многомыслие может иметь последствия
не только вредные,
но и с трудом исправимые!
К сожалению, летописец
не рассказывает дальнейших подробностей этой истории. В переписке же Пфейферши сохранились лишь следующие строки об этом деле:"Вы, мужчины, очень счастливы; вы можете быть твердыми;
но на меня вчерашнее зрелище произвело такое действие, что Пфейфер
не на шутку встревожился
и поскорей дал мне принять успокоительных капель".
И только.
—
Но я
только того
и хотел, чтобы застать вас одну, — начал он,
не садясь
и не глядя на нее, чтобы
не потерять смелости.
— Вполне ли они известны? — с тонкою улыбкой вмешался Сергей Иванович. — Теперь признано, что настоящее образование может быть
только чисто классическое;
но мы видим ожесточенные споры той
и другой стороны,
и нельзя отрицать, чтоб
и противный лагерь
не имел сильных доводов в свою пользу.
Сработано было чрезвычайно много на сорок два человека. Весь большой луг, который кашивали два дня при барщине в тридцать кос, был уже скошен. Нескошенными оставались углы с короткими рядами.
Но Левину хотелось как можно больше скосить в этот день,
и досадно было на солнце, которое так скоро спускалось. Он
не чувствовал никакой усталости; ему
только хотелось еще
и еще поскорее
и как можно больше сработать.
Она сказала с ним несколько слов, даже спокойно улыбнулась на его шутку о выборах, которые он назвал «наш парламент». (Надо было улыбнуться, чтобы показать, что она поняла шутку.)
Но тотчас же она отвернулась к княгине Марье Борисовне
и ни разу
не взглянула на него, пока он
не встал прощаясь; тут она посмотрела на него,
но, очевидно,
только потому, что неучтиво
не смотреть на человека, когда он кланяется.
То напряженное состояние, которое ее мучало сначала,
не только возобновилось,
но усилилось
и дошло до того, что она боялась, что всякую минуту порвется в ней что-то слишком натянутое.
Получив письмо Свияжского с приглашением на охоту, Левин тотчас же подумал об этом,
но, несмотря на это, решил, что такие виды на него Свияжского есть
только его ни на чем
не основанное предположение,
и потому он всё-таки поедет. Кроме того, в глубине души ему хотелось испытать себя, примериться опять к этой девушке. Домашняя же жизнь Свияжских была в высшей степени приятна,
и сам Свияжский, самый лучший тип земского деятеля, какой
только знал Левин, был для Левина всегда чрезвычайно интересен.
