Неточные совпадения
На одной было заглавие: «Философия, в смысле науки»; шесть томов в ряд под названием: «Предуготовительное вступление к теории
мышления в их общности, совокупности, сущности и во применении к уразумению органических
начал обоюдного раздвоения общественной производительности».
— Не знаком. Ну, так вот… Они учили, что Эон — безначален, но некоторые утверждали
начало его в соборности
мышления о нем, в стремлении познать его, а из этого стремления и возникла соприсущая Эону мысль — Эннойя… Это — не разум, а сила, двигающая разумом из глубины чистейшего духа, отрешенного от земли и плоти…
Гносеологический гамлетизм с самого
начала предполагает познание отсеченным от цельной жизни духа, субъект оторванным от объекта и ему противоположным,
мышление выделенным из бытия и где-то вне его помещенным.
Философское
мышление, оторванное от живых корней бытия, от бытийственного питания,
начало блуждать в одиночестве по пустыне и пришло к упразднению бытия, к иллюзионизму.
Все великие философы древнего и нового мира признавали Логос как
начало субъективное и объективное, как основу
мышления и бытия.
Знание потому есть жизнь самого бытия, и потому в самом бытии происходит то, что происходит в знании, потому так, что в познающем субъекте и в познаваемом объекте, в
мышлении и в бытии живет и действует тот же универсальный разум, Логос —
начало божественное, возвышающееся над противоположностями.
Логос не есть отвлеченное рациональное
начало, Логос — органичен, в нем процесс познания есть функция живого целого, в нем
мышление есть само бытие.
Отвлеченные философы считают доказанным и показанным, ясным и самоочевидным, что философии следует
начинать с субъекта, с
мышления, с чего-то безжизненно формального и пустого; но почему бы не
начать философствовать с кровообращения, с живого, с предшествующего всякой рациональной рефлексии, всякому рациональному рассечению, с органического
мышления, с
мышления как функции жизни, с
мышления, соединенного с своими бытийственными корнями, с непосредственных, первичных данных нерационализированного сознания?
Для дискурсивного
мышления все
начала и концы оказываются скрытыми в темной глубине,
начала и концы вне той середины, которая заполнена дискурсивным
мышлением.
Критическая философия
начинает с убийства, с рассечения, и это преступление называет критическим
мышлением, преодолением догматизма.
Все трое мы воспитывались в одном и том же «заведении», и все трое, еще на школьной скамье, обнаружили некоторый вкус к
мышлению. Это был первый общий признак, который положил
начало нашему сближению, — признак настолько веский, что даже позднейшие разномыслия не имели достаточно силы, чтоб поколебать образовавшуюся между нами дружескую связь.
Это одна из непреодолимейших трудностей для дилетантов; оттого они, приступая к науке, и ищут вне науки аршина, на который мерить ее; сюда принадлежит известное нелепое правило: прежде, нежели
начать мыслить, исследовать орудия
мышления каким-то внешним анализом.
Сколько прожил скорбного, страдал, унывал, лил слез и крови дух человечества, пока отрешил
мышление от всего временного и одностороннего и
начал понимать себя сознательной сущностью мира!
Степенная, глубоко чувствующая и созерцающая Германия определила себе человека как
мышление, науку признала целью и нравственную свободу поняла только как внутреннее
начало.
В голове этих господ сложился нерастворимый осадок от верхоглядного чтения всякого рода брошюрок, которых все достоинство в их глазах состояло только в том, что они были направлены против политической экономии и вообще против всех
начал ясного
мышления и знания.
Эта задача европейской науки и культуры была неведома Востоку; только с прошлого столетия наиболее чуткие люди стран Азии
начали принимать великий научный опыт Европы, ее методы
мышления и формы жизнедеятельности.
В 50-х годах XIX столетия бабиды были перерезаны, замучены, вожди их истреблены, и практическое влияние силы западноевропейских идей на социальный быт Востока снова стало ничтожно, незаметно вплоть до
начала XX века. Проповедь научного
мышления в Турции, Персии, Китае, — не говоря о Монголии, — до сих пор не дает осязательных результатов, являясь как бы лучеиспусканием в пустоту.
Оттого истинный художник, совершая свое создание, имеет его в душе своей целым и полным, с
началом и концом его, с его сокровенными пружинами и тайными последствиями, непонятными часто для логического
мышления, но открывшимися вдохновенному взору художника.
Рассуждая же в восходящем направлении (ανιόντες), скажем, что она не есть душа, или ум, не имеет ни фантазии, ни представления, ни слова, ни разумения; не высказывается и не мыслится; не есть число, или строй, или величина, или малость, или равенство, или неравенство, или сходство, или несходство; она не стоит и не движется, не покоится и не имеет силы, не есть сила или свет; не живет и не есть жизнь; не сущность, не вечность и не время; не может быть доступна
мышлению; не ведение, не истина; не царство и не мудрость; не единое, не единство (ένότης), не божество, не благость, не дух, как мы понимаем; не отцовство, не сыновство, вообще ничто из ведомого нам или другим сущего, не есть что-либо из не сущего или сущего, и сущее не знает ее как такового (ουδέ τα οντά γινώσκει αυτόν ή αΰθή εστίν), и она не знает сущего как такового; и она не имеет слова (ουδέ λόγος αυτής εστίν), ни имени, ни знания; ни тьма, ни свет; ни заблуждение, ни истина; вообще не есть ни утверждение (θέσις), ни отрицание (αφαίρεσις); делая относительно нее положительные и отрицательные высказывания (των μετ αύτη'ν θέσεις καί οίραιρε'σεις ποιούντες), мы не полагаем и не отрицаем ее самой; ибо совершенная единая причина выше всякого положения, и
начало, превосходящее совершенно отрешенное от всего (абсолютное) и для всего недоступное, остается превыше всякого отрицания» (καί υπέρ πασαν αφαίρεσιν ή υπεροχή των πάντων απλώς οίπολελυμένου και έιε' κείνα των όλων) (de mystica theologia, cap.
Антиномия здесь подменяется диалектическим противоречием: в силу внутренней необходимости, диалектики самого абсолютного, некоей метафизической причинности выявляются последовательные звенья бытия, и торжествует, таким образом,
начало непрерывной закономерности и соответствующей ему непрерывности в
мышлении.
Ряд случайностей сделал то, что Гете, в
начале прошлого столетия бывший диктатором философского
мышления и эстетических законов, похвалил Шекспира, эстетические критики подхватили эту похвалу и стали писать свои длинные, туманные, quasi-ученые статьи, и большая европейская публика стала восхищаться Шекспиром.
Дискурсивное
мышление есть царство середины, никогда не
начало и не конец.
Всякое сознание обусловленности общественной жизни объективными космическими
началами представляется порождением «буржуазного»
мышления тем, которые мыслят «пролетарски», [Под «пролетарским» я понимаю особый тип мысли, а не
мышление рабочих, которые могут мыслить и иначе.] т. е. без всяких традиций мысли, без всяких связей с глубокими истоками жизни.