Неточные совпадения
Скажи: которая Татьяна?» —
«Да та, которая грустна
И молчалива, как Светлана,
Вошла и села у окна». —
«Неужто ты влюблен в меньшую?» —
«А что?» — «Я выбрал бы другую,
Когда б я был, как ты, поэт.
В чертах у Ольги жизни нет,
Точь-в-точь в Вандиковой Мадонне:
Кругла, красна лицом она,
Как эта глупая
лунаНа этом глупом небосклоне».
Владимир сухо отвечал
И после во весь путь
молчал.
Финал гремит; пустеет зала;
Шумя, торопится разъезд;
Толпа на площадь побежала
При блеске фонарей и звезд,
Сыны Авзонии счастливой
Слегка поют мотив игривый,
Его невольно затвердив,
А мы ревем речитатив.
Но поздно. Тихо спит Одесса;
И бездыханна и тепла
Немая ночь.
Луна взошла,
Прозрачно-легкая завеса
Объемлет небо. Всё
молчит;
Лишь море Черное шумит…
— Ах, оставь, — сердито откликнулся Самгин. Минуту, две оба
молчали, неподвижно сидя друг против друга. Самгин курил, глядя в окно, там блестело шелковое небо,
луна освещала беломраморные крыши, — очень знакомая картина.
Старик согнулся и, покачиваясь,
молча стал гладить колени. Синеватый сумрак кутал сад, отемняя зелень, жёлтая
луна висела в пустом небе, жужжали комары, и, отмахиваясь от них, Люба говорила...
Мелко изорванные облака тихо плыли по небу, между сизыми хлопьями катилась
луна, золотя их мохнатые края. Тонкие ветви черёмухи и лип тихо качались, и всё вокруг — сад, дом, небо —
молча кружилось в медленном хороводе.
А над ним, в бесконечной пустыне небес,
молча гордое солнце плывет, грустно светит немая
луна и безмолвно и трепетно звезды горят…
Нина
молчала, отвернувшись от него и глядя на восходившую
луну. Он отыскал в темноте ее свесившуюся руку и, нежно пожав ее, прошептал...
Ночь… Тошно! Сквозь тусклые стёкла окна
Мне в комнату луч свой бросает
луна,
И он, улыбаясь приятельски мне,
Рисует какой-то узор голубой
На каменной, мокрой, холодной стене,
На клочьях оборванных, грязных обой.
Сижу я, смотрю и
молчу, всё
молчу…
И спать я совсем, не хочу…
Яков
молча суетился около Маши, потом торопливо дул на огонь лампы. Огонь вздрагивал, исчезал, и в комнату отовсюду бесшумно вторгалась тьма. Иногда, впрочем, через окно на пол ласково опускался луч
луны.
Шмага. Пришли с таким приятным известием и
молчите до сих пор! Ну, хорошо, что я не умер от нетерпения, а то могло бы возникнуть уголовное дело. (Подходит к Незнамову.) Гриша! Брось философию-то, пойдем! Что нам природа: леса, горы,
луна? Ведь мы не дикие, мы люди цивилизованные.
Бер взял ее руки и
молча подвел ее к окну:
луна совсем садилась; синее небо подергивалось легкою предрассветною пеленою, и на горизонте одиноко мерцала одна утренняя звезда.
Молча Зара вышла; он долго следовал за нею взором и мечтою;
луна озаряла ее длинное покрывало, которое как белый туман обвивалось вокруг ее гибкого стана; она как призрак неслышно скользила по траве… вот скрылась вдали за палаткой, вот мелькнула, и снова скрылась… прощай, Зара! прощай, роза Гулистана! прощай навеки!
Отойдя вёрст двадцать от Алушты, мы остановились ночевать. Я уговорил Шакро идти берегом, хотя это был длиннейший путь, но мне хотелось надышаться морем. Мы разожгли костёр и лежали около него. Вечер был дивный. Тёмно-зелёное море билось о скалы внизу под нами; голубое небо торжественно
молчало вверху, а вокруг нас тихо шумели кустарники и деревья. Исходила
луна. От узорчатой зелени чинар пали тени.
Вечером Чубиков и его помощник, освещенные бледнолицей
луной, возвращались к себе домой; они сидели в шарабане и подводили в своих головах итоги минувшего дня. Оба были утомлены и
молчали. Чубиков вообще не любил говорить в дороге, болтун же Дюковский
молчал в угоду старику. В конце пути, однако, помощник не вынес молчания и заговорил...
Я
молчал. Над горами слегка светлело,
луна кралась из-за черных хребтов, осторожно окрашивая заревом ночное небо… Мерцали звезды, тихо веял ночной ласково-свежий ветер… И мне казалось, что голос Микеши, простодушный и одинаково непосредственный, когда он говорит о вере далекой страны или об ее тюрьмах, составляет лишь часть этой тихой ночи, как шорох деревьев или плеск речной струи. Но вдруг в этом голосе задрожало что-то, заставившее меня очнуться.
«Стояли мы и думали. Дрожали усы у старого Данилы, и насупились густые брови его. Он глядел в небо и
молчал, а Нур, седой как
лунь, лег вниз лицом на землю и заплакал так, что ходуном заходили его стариковские плечи.
Дикие, безумные хриплые вопли вырываются из моей груди, и нет на них ответа. Громко разносятся они в ночном воздухе. Все остальное
молчит. Только сверчки трещат по-прежнему неугомонно.
Луна жалобно смотрит на меня круглым лицом.
Я раскрываю рот,
молчу несколько секунд, наконец, заикаясь и точно свалившись с
луны, спрашиваю: «Почему же именно… ему…
Тотчас в фанзу стали собираться и другие гольды. Они расселись на канах и
молча стали ждать конца нашей трапезы, чтобы принять участие в разговорах. Я обратил внимание на старика, седого как
лунь и сгорбленного годами. От него я узнал, что реки Дондона нет вовсе, Дондон — это название острова, селения на нем и смежной с ним протоки, а та река, по которой нам следовало итти, называется Онюй. Орочи называют ее Найхин — по имени гольдского селения при устье.
Ты знаешь мои хорошие манеры и поверишь, что внешне я был сдержан и холоден, как джентльмен, получивший наследство, но если бы ты приложил ухо к моему животу, ты услышал бы, что внутри меня играют скрипки. Что-то любовное, понимаешь? О, ты все понимаешь. Так с этими скрипками я и вошел к Магнусу вечером, когда уже снова светила
луна. Магнус был один. Мы долго
молчали, и это показало, что меня ждет очень интересный разговор. Наконец я заговорил...
И все
молчали, задумавшись, всё было кругом приветливо, молодо, так близко, всё — и деревья и небо, и даже
луна, и хотелось думать, что так будет всегда.
Протоиерей слушал рассказ Пизонского
молча, положив подбордок на набалдашник своей трости — как мы в свое время узнаем, исторической трости, — и когда Константин Ионыч окончил свой трагикомический рассказ, отец Савелий вздохнул и сказал: век наш ветхий выдает нас с тобой, старина, в поношение неверкам. Пойдем и уснем — авось утро будет еще мудреней вечера. Пойдем:
луна на небо всходит, а небо хмуриться начало. Пойдем.