Неточные совпадения
Возвратившись домой, Грустилов целую ночь плакал. Воображение его рисовало греховную бездну,
на дне которой метались
черти. Были тут и кокотки, и кокодессы, и даже тетерева — и всё огненные. Один из
чертей вылез из бездны и поднес ему любимое его кушанье, но едва он прикоснулся
к нему устами, как по комнате распространился смрад. Но что всего более ужасало его — так это горькая уверенность, что не один он погряз, но в лице его погряз и весь Глупов.
Кити при этой встрече могла упрекнуть себя только в том, что
на мгновение, когда она узнала в штатском платье столь знакомые ей когда-то
черты, у ней прервалось дыхание, кровь прилила
к сердцу, и яркая краска, она чувствовала это, выступила
на лицо.
Я, как матрос, рожденный и выросший
на палубе разбойничьего брига: его душа сжилась с бурями и битвами, и, выброшенный
на берег, он скучает и томится, как ни мани его тенистая роща, как ни свети ему мирное солнце; он ходит себе целый день по прибрежному песку, прислушивается
к однообразному ропоту набегающих волн и всматривается в туманную даль: не мелькнет ли там
на бледной
черте, отделяющей синюю пучину от серых тучек, желанный парус, сначала подобный крылу морской чайки, но мало-помалу отделяющийся от пены валунов и ровным бегом приближающийся
к пустынной пристани…
— А вот слушайте: Грушницкий
на него особенно сердит — ему первая роль! Он придерется
к какой-нибудь глупости и вызовет Печорина
на дуэль… Погодите; вот в этом-то и штука… Вызовет
на дуэль: хорошо! Все это — вызов, приготовления, условия — будет как можно торжественнее и ужаснее, — я за это берусь; я буду твоим секундантом, мой бедный друг! Хорошо! Только вот где закорючка: в пистолеты мы не положим пуль. Уж я вам отвечаю, что Печорин струсит, —
на шести шагах их поставлю,
черт возьми! Согласны ли, господа?
Одни только частые рябины и ухабины, истыкавшие их, причисляли его
к числу тех лиц,
на которых, по народному выражению,
черт приходил по ночам молотить горох.
Все мы имеем маленькую слабость немножко пощадить себя, а постараемся лучше приискать какого-нибудь ближнего,
на ком бы выместить свою досаду, например,
на слуге,
на чиновнике, нам подведомственном, который в пору подвернулся,
на жене или, наконец,
на стуле, который швырнется
черт знает куда,
к самым дверям, так что отлетит от него ручка и спинка: пусть, мол, его знает, что такое гнев.
Одна была такая разодетая, рюши
на ней, и трюши, и
черт знает чего не было… я думаю себе только: «
черт возьми!» А Кувшинников, то есть это такая бестия, подсел
к ней и
на французском языке подпускает ей такие комплименты…
Чичиков, будучи человек весьма щекотливый и даже в некоторых случаях привередливый, потянувши
к себе воздух
на свежий нос поутру, только помарщивался да встряхивал головою, приговаривая: «Ты, брат,
черт тебя знает, потеешь, что ли.
Ноздрев был очень рассержен за то, что потревожили его уединение; прежде всего он отправил квартального
к черту, но, когда прочитал в записке городничего, что может случиться пожива, потому что
на вечер ожидают какого-то новичка, смягчился в ту же минуту, запер комнату наскоро ключом, оделся как попало и отправился
к ним.
Быть может, он для блага мира
Иль хоть для славы был рожден;
Его умолкнувшая лира
Гремучий, непрерывный звон
В веках поднять могла. Поэта,
Быть может,
на ступенях света
Ждала высокая ступень.
Его страдальческая тень,
Быть может, унесла с собою
Святую тайну, и для нас
Погиб животворящий глас,
И за могильною
чертоюК ней не домчится гимн времен,
Благословение племен.
— Я бы не просил тебя. Я бы сам, может быть, нашел дорогу в Варшаву; но меня могут как-нибудь узнать и захватить проклятые ляхи, ибо я не горазд
на выдумки. А вы, жиды,
на то уже и созданы. Вы хоть
черта проведете; вы знаете все штуки; вот для чего я пришел
к тебе! Да и в Варшаве я бы сам собою ничего не получил. Сейчас запрягай воз и вези меня!
Когда увидела мать, что уже и сыны ее сели
на коней, она кинулась
к меньшому, у которого в
чертах лица выражалось более какой-то нежности: она схватила его за стремя, она прилипнула
к седлу его и с отчаяньем в глазах не выпускала его из рук своих.
Когда он вышел, Грэй посидел несколько времени, неподвижно смотря в полуоткрытую дверь, затем перешел
к себе. Здесь он то сидел, то ложился; то, прислушиваясь
к треску брашпиля, выкатывающего громкую цепь, собирался выйти
на бак, но вновь задумывался и возвращался
к столу,
чертя по клеенке пальцем прямую быструю линию. Удар кулаком в дверь вывел его из маниакального состояния; он повернул ключ, впустив Летику. Матрос, тяжело дыша, остановился с видом гонца, вовремя предупредившего казнь.
— Вот и вас… точно из-за тысячи верст
на вас смотрю… Да и
черт знает, зачем мы об этом говорим! И
к чему расспрашивать? — прибавил он с досадой и замолчал, кусая себе ногти и вновь задумываясь.
— А чего такого?
На здоровье! Куда спешить?
На свидание, что ли? Все время теперь наше. Я уж часа три тебя жду; раза два заходил, ты спал.
К Зосимову два раза наведывался: нет дома, да и только! Да ничего, придет!.. По своим делишкам тоже отлучался. Я ведь сегодня переехал, совсем переехал, с дядей. У меня ведь теперь дядя… Ну да
к черту, за дело!.. Давай сюда узел, Настенька. Вот мы сейчас… А как, брат, себя чувствуешь?
Письмо матери его измучило. Но относительно главнейшего, капитального пункта сомнений в нем не было ни
на минуту, даже в то еще время, как он читал письмо. Главнейшая суть дела была решена в его голове, и решена окончательно: «Не бывать этому браку, пока я жив, и
к черту господина Лужина!»
— Я останусь при нем! — вскричал Разумихин, — ни
на минуту его не покину, и
к черту там всех моих, пусть
на стены лезут! Там у меня дядя президентом.
— Говорил? Забыл. Но тогда я не мог говорить утвердительно, потому даже невесты еще не видал; я только намеревался. Ну, а теперь у меня уж есть невеста, и дело сделано, и если бы только не дела, неотлагательные, то я бы непременно вас взял и сейчас
к ним повез, — потому я вашего совета хочу спросить. Эх,
черт! Всего десять минут остается. Видите, смотрите
на часы; а впрочем, я вам расскажу, потому это интересная вещица, моя женитьба-то, в своем то есть роде, — куда вы? Опять уходить?
— Конечно, назад, да зачем назначать? Сама мне, ведьма, час назначила. Мне ведь крюк. Да и куда,
к черту, ей шляться, не понимаю? Круглый год сидит, ведьма, киснет, ноги болят, а тут вдруг и
на гулянье!
— Да что наши! — отвечал хозяин, продолжая иносказательный разговор. — Стали было
к вечерне звонить, да попадья не велит: поп в гостях,
черти на погосте.
— В докладе моем «О соблазнах мнимого знания» я указал, что фантастические, невообразимые числа математиков — ирреальны, не способны дать физически ясного представления о вселенной, о нашей, земной, природе, и о жизни плоти человечий, что математика есть метафизика двадцатого столетия и эта наука влечется
к схоластике средневековья, когда диавол чувствовался физически и считали количество
чертей на конце иглы.
«Куда,
к черту, они засунули тушилку?» — негодовал Самгин и, боясь, что вся вода выкипит, самовар распаяется, хотел снять с него крышку, взглянуть — много ли воды? Но одна из шишек
на крышке отсутствовала, другая качалась, он ожег пальцы, пришлось подумать о том, как варварски небрежно относится прислуга
к вещам хозяев. Наконец он догадался налить в трубу воды, чтоб погасить угли. Эта возня мешала думать, вкусный запах горячего хлеба и липового меда возбуждал аппетит, и думалось только об одном...
—
К черту! — крикнул он и, садясь в санки, пробормотал: — Терпеть не могу нищих. Бородавки
на харе жизни. А она и без них — урод. Верно?
— Не угодные мы богу люди, — тяжко вздохнул Денисов. — Ты —
на гору, а
черт — за ногу. Понять невозможно,
к чему эта война затеяна?
—
К черту! А я собрался в гости,
на именины, одеваюсь и — вот… Все задохнулись, ни один не вылетел.
— Драма, — повторил поручик, раскачивая фляжку
на ремне. — Тут — не драма, а — служба! Я театров не выношу. Цирк — другое дело, там ловкость, сила. Вы думаете — я не понимаю, что такое — революционер? — неожиданно спросил он, ударив кулаком по колену, и лицо его даже посинело от натуги. — Подите вы все
к черту, довольно я вам служил, вот что значит революционер, — понимаете? За-ба-стовщик…
— А ты — умен!
На кой
черт нужен твой ум? Какую твоим умом дыру заткнуть можно? Ну! Учитесь в университетах, — в чьих? Уйди! Иди
к черту! Вон…
— Бир, — сказал Петров, показывая ей два пальца. — Цвей бир! [Пару пива! (нем.)] Ничего не понимает, корова.
Черт их знает, кому они нужны, эти мелкие народы? Их надобно выселить в Сибирь, вот что! Вообще — Сибирь заселить инородцами. А то, знаете, живут они
на границе, все эти латыши, эстонцы, чухонцы, и тяготеют
к немцам. И все — революционеры. Знаете, в пятом году, в Риге, унтер-офицерская школа отлично расчесала латышей, били их, как бешеных собак. Молодцы унтер-офицеры, отличные стрелки…
Говоря, он
чертил вставкой для пера восьмерки по клеенке, похожей
на географическую карту, и прислушивался
к шороху за дверями в кабинет редактора, там как будто кошка играла бумагой.
— Гроб поставили в сарай… Завтра его отнесут куда следует. Нашлись люди. Сто целковых. Н-да! Алина как будто приходит в себя. У нее — никогда никаких истерик! Макаров… — Он подскочил
на кушетке, сел, изумленно поднял брови. — Дерется как! Замечательно дерется,
черт возьми! Ну, и этот… Нет, — каков Игнат, а? — вскричал он, подбегая
к столу. — Ты заметил, понял?
— Да поди ты
к чертям! — крикнул Дронов, вскочив
на ноги. — Надоел… как гусь! Го-го-го… Воевать хотим — вот это преступление, да-а! Еще Извольский говорил Суворину в восьмом году, что нам необходима удачная война все равно с кем, а теперь это убеждение большинства министров, монархистов и прочих… нигилистов.
— Любопытна слишком. Ей все надо знать — судоходство, лесоводство. Книжница. Книги портят женщин. Зимою я познакомился с водевильной актрисой, а она вдруг спрашивает: насколько зависим Ибсен от Ницше? Да
черт их знает, кто от кого зависит! Я — от дураков. Мне
на днях губернатор сказал, что я компрометирую себя, давая работу политическим поднадзорным. Я говорю ему: Превосходительство! Они относятся
к работе честно! А он: разве, говорит, у нас, в России, нет уже честных людей неопороченных?
— Да, ты — не из тех рыб, которые ловятся
на блесну! Я — тоже не из них. Томилин, разумеется, каталог книг, которые никто не читает, и самодовольный идиот. Пророчествует — со страха, как все пророки. Ну и —
к черту его!
Дважды в неделю
к ней съезжались люди местного «света»: жена фабриканта бочек и возлюбленная губернатора мадам Эвелина Трешер, маленькая, седоволосая и веселая красавица; жена управляющего казенной палатой Пелымова, благодушная, басовитая старуха, с темной
чертою на верхней губе — она брила усы; супруга предводителя дворянства, высокая, тощая, с аскетическим лицом монахини; приезжали и еще не менее важные дамы.
— Говори громче, я глохну от хины, — предупредил Яков Самгин Клима, сел
к столу, отодвинул локтем прибор,
начертил пальцем
на скатерти круг.
— «И хлопочи об наследстве по дедушке Василье, улещай его всяко, обласкивай покуда он жив и следи чтобы Сашка не украла чего. Дети оба поумирали
на то скажу не наша воля, бог дал, бог взял, а ты первое дело сохраняй мельницу и обязательно поправь крылья
к осени да не дранкой, а холстом. Пленику не потакай, коли он попал, так пусть работает сукин сын коли
черт его толкнул против нас». Вот! — сказал Пыльников, снова взмахнув книжкой.
— Какая,
к черту, полиция? Полиция спряталась. Говорят, будто бы
на чердаках сидит, готовится из пулеметов стрелять… Ты что — нездоров?
— Я не персонально про вас, а — вообще о штатских, об интеллигентах. У меня двоюродная сестра была замужем за революционером. Студент-горняк, башковатый тип. В седьмом году сослали куда-то…
к черту на кулички. Слушайте: что вы думаете о царе? Об этом жулике Распутине, о царице? Что — вся эта чепуха — правда?
— Что-о? — перебил Тарантьев. — А давно ли ты ходил со двора, скажи-ка? Давно ли ты был в театре?
К каким знакомым ходишь?
На кой
черт тебе этот центр, позволь спросить!
— Поди ты
к черту! — сердито сказал Обломов и вышиб из рук Захара щетку, а Захар сам уже уронил и гребенку
на пол.
Вид дикости
на лице Захара мгновенно смягчился блеснувшим в
чертах его лучом раскаяния. Захар почувствовал первые признаки проснувшегося в груди и подступившего
к сердцу благоговейного чувства
к барину, и он вдруг стал смотреть прямо ему в глаза.
«Как он любит меня!» — твердила она в эти минуты, любуясь им. Если же иногда замечала она затаившиеся прежние
черты в душе Обломова, — а она глубоко умела смотреть в нее, — малейшую усталость, чуть заметную дремоту жизни,
на него лились упреки,
к которым изредка примешивалась горечь раскаяния, боязнь ошибки.
И он не мог понять Ольгу, и бежал опять
на другой день
к ней, и уже осторожно, с боязнью читал ее лицо, затрудняясь часто и побеждая только с помощью всего своего ума и знания жизни вопросы, сомнения, требования — все, что всплывало в
чертах Ольги.
Робко ушел
к себе Райский, натянул
на рамку холст и начал
чертить мелом. Три дня
чертил он, стирал, опять
чертил и, бросив бюсты, рисунки, взял кисть.
Если Райский как-нибудь перешагнет эту
черту, тогда мне останется одно: бежать отсюда! Легко сказать — бежать, а куда? Мне вместе и совестно: он так мил, добр ко мне,
к сестре — осыпает нас дружбой, ласками, еще хочет подарить этот уголок… этот рай, где я узнала, что живу, не прозябаю!.. Совестно, зачем он расточает эти незаслуженные ласки, зачем так старается блистать передо мною и хлопочет возбудить во мне нежное чувство, хотя я лишила его всякой надежды
на это. Ах, если б он знал, как напрасно все!
— А вы все рисуетесь в жизни и рисуете жизнь! — ядовито отвечал Волохов. — Ну,
на кой
черт мне ваша благодарность? Разве я для нее или для кого-нибудь пришел
к Козлову, а не для него самого?
Он убаюкивался этою тихой жизнью, по временам записывая кое-что в роман:
черту, сцену, лицо, записал бабушку, Марфеньку, Леонтья с женой, Савелья и Марину, потом смотрел
на Волгу,
на ее течение, слушал тишину и глядел
на сон этих рассыпанных по прибрежью сел и деревень, ловил в этом океане молчания какие-то одному ему слышимые звуки и шел играть и петь их, и упивался, прислушиваясь
к созданным им мотивам, бросал их
на бумагу и прятал в портфель, чтоб, «со временем», обработать — ведь времени много впереди, а дел у него нет.
Тушин не уехал
к себе после свадьбы. Он остался у приятеля в городе.
На другой же день он явился
к Татьяне Марковне с архитектором. И всякий день они рассматривали планы, потом осматривали оба дома, сад, все службы, совещались,
чертили, высчитывали, соображая радикальные переделки
на будущую весну.
— Разумеется, мне не нужно: что интересного в чужом письме? Но докажи, что ты доверяешь мне и что в самом деле дружна со мной. Ты видишь, я равнодушен
к тебе. Я шел успокоить тебя, посмеяться над твоей осторожностью и над своим увлечением. Погляди
на меня: таков ли я, как был!.. «Ах,
черт возьми, это письмо из головы нейдет!» — думал между тем сам.
Оно имело еще одну особенность: постоянно лежащий смех в
чертах, когда и не было чему и не расположена она была смеяться. Но смех как будто застыл у ней в лице и шел больше
к нему, нежели слезы, да едва ли кто и видал их
на нем.